Фарид Нагим - TANGER
Я повалил ее на матрас.
— Не надо, Анвар! Надо найти.
Мы нашли их под матрасом.
— Вспомнила, я же их показывала тебе ночью, а потом сама под матрас убрала.
Она быстро оделась.
— Одевайся, Анвар… смотри, у тебя растяжки на коже по бокам, как у женщины…
— Надо же, точно, что ли?
— Да. А сколько уже время? Ого!
— Чай будем пить?
— Нет. Игорь должен вернуться к четырем.
— Я тебя провожу.
— Не надо. Отдыхай.
— Провожу.
— Тогда одевайся скорее!
— Возьми мою куртку, я же ее подарил тебе.
— Она мне велика. Классная, но большая. Она тебе самому идет.
— Я тебе фотоаппарат подарю.
— Пошли, Анва-ар. Мы не успе-йем… Не обижайся, вот такая я странная девушка Полина.
В этот день все смотрели на нас, как будто мы были единственные мужчина и женщина на земле. Мы обнимались в метро, я остро чувствовал ее тело сквозь одежду. Вспыхивало в голове все наше ночное, и мышцы сводило судорогой. Она и сейчас была обнаженной передо мной, так хорошо я знал и чувствовал все ее тело. Потом сидели в вагоне, и я прижимал ее к себе. И было до удивления удобно обнимать ее, уютно ехать с ней под боком, даже странно становилось, как я умудрялся все это время ездить один. Потом уступили место старухе. Даже старуха посмотрела на нас. Стояли у стены в тряском вагоне. Между нами были наши странные одежды, прозрачная стена дневного, шумного и такого бессмысленного людского мира, но мы все еще продолжали любить и ласкать друг друга. Я чувствовал свой отяжелевший член у нее внутри, он напрягался, и она смотрела на меня так, будто тоже чувствовала его там. Я знал, что она сейчас возбуждена, и у нее там скользко и намокли волосы, я почувствовал их на своих губах. Видел сквозь холстину платья ее грудь и знал, что ее возбужденным соскам больно тереться о жесткий лён. На нас смотрели. Он скользил и разбухал в ней, а я смотрел на нее.
— Да ты же меня любишь, — сказала она.
Я посмотрел на нее и испугался, что мои зрачки могут треснуть.
— Я чувствую себя женщиной с тобой.
Парень посмотрел на нас и опустил глаза. Обернулась и задержала взгляд женщина на выходе.
— Я подарю тебе фотоаппарат для Германии, — говорил я, понимая, какая это малость из того, что я бы хотел подарить ей.
Она кивнула, поджала губы и быстро глянула на запястье. Прошли к дверям. «НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ». Я обнял ее. Она глянула за мое плечо. Я понимал, что она хотела узнать время, не обижая меня.
Шли с нею по городу и шли с ней истинно вместе, шагали как одно целое. Я чувствовал ее тело как свое. Мои маленькие с нежной жидковатой кожей груди вздрагивали при ходьбе. Тесно было в платье моим полным округло-гладким бедрам, мягкой и холодной попе.
Она захотела мороженое и купила его сама себе, предлагала мне. Мы шли по этим старым и коротким переулкам Москвы. Тихо проехала роскошная машина, остановилась. Это по мою душу, подумал я. Вылез парень и крикнул мне: «Анвар, поехали с нами!» «Я с подругой!» — крикнул я ему. Нет, конечно, никто не остановился, не крикнул, и не позвал меня, и машина уехала вглубь теплой, уютной, загадочной и богатой московской жизни, параллельной нашему существованию. А мне так хотелось сделать что-нибудь хорошее для нее. Когда-нибудь так и будет: остановится машина, и меня позовут в ресторан «Русский царь», но только ее уже не будет со мною и не будет у меня такого состояния, как сейчас.
Проходили мимо открытого кафе, где я хотел побывать. Остро пожалел, что одолжил Гарнику двести тысяч. Полина смотрела на это кафе. Там сидели наши веселые ровесники.
— Золотая молодежь, — сказала она.
Ей очень хотелось туда, но она ничем не попеняла мне.
— Анвар, — сказала она. — Если хочешь, пойдем ко мне в гости?
— А твой Игорь однофамилец Гусинского?
— Однофамилец. Пойдем!
Мы вышли на «Ленинском проспекте» и пошли пешком. Эти места казались далекой и заброшенной заводской окраиной Москвы. Было пустынно.
— Надо продуктов купить и вино. Будешь вино? — спросила она, с готовностью доставая свой плоский кошелек.
Я пожал плечами и отвернулся. Мне было страшно жалко ее. «Она будет думать, что мне все равно, что я просто не хочу тратить на нее свои деньги, ведь она приглашает». Я уже понял, как сложно ей все дается в жизни, и как мало подарков она получала от мужчин. Мы зашли в маленький супермаркет. Вдоль рядов ходил пожилой грузин, я знал, что он следит за покупателями.
— Смотри, сколько стоит настоящая «Хванчкара», — тихо сказала она, сообщая мне это просто, как факт.
«Хванчкара» стоила в пять раз дороже, чем в киоске.
— Да-а, — протянул я. — Да-а.
«Да-а»… И когда грузин отвернулся, я быстро сунул эту бутылку под куртку, сжал ее изнутри, через карман. Сразу услышал, как громко стучит мое сердце. Пульс бился так, что меня пошатывало.
— ……………………, — сказал я Полине, не видя ее.
— ………, — сказала она. — Хорошо?
— Хорошо. Что вы будете, то и я.
Я пошел на выход, видя свою спину, обмирая с каждым шагом.
— Стой! Падайди сьуда!
У меня вспыхнуло в глазах. И на губах стала появляться виноватая, дурашливая и отдельная от Полины улыбка.
— Сколка раз нужно гаварить?! Положи туда, туда, — кричал он на грузчика с большой решетчатой тележкой. — Ты мне галава паламал уже.
Я стоял на улице. Колени вздрагивали, хотелось убежать в разные стороны. Я закурил и засмеялся. Я не мог поступить иначе. Если бы я не украл ее, эта бутылка сама материализовалась бы у меня под мышкой. Снова закурил. Я не мог иначе, я должен что-то дать ей. Я не…
Она вышла как ни в чем не бывало. Я взял пакет из ее рук.
— Не тяжело, Анвар.
— Ладно.
— Ты чего улыбаешься?
— Это тебе, Полина, — сказал я, показывая горлышко бутылки.
— Ты украл ее, что ли?! — она остановилась и оглянулась.
Она испугалась больше меня, растерялась.
— Я не мог поступить иначе, Полина.
Она хотела скрыть, что ей неприятно. Неприятно стало и мне. Бутылка была скользкой, тяжелой, я начал злиться и на эту бутылку, и на себя, и на Полину.
— Ладно, выпьем ее вместе, — сказала она и так посмотрела на меня, будто увидела впервые.
Дорогу перегородил автокран. Встал над нами, громоздкий, грязный и жестоко агрессивный. «АТП МО — № 352». «НЕ СТОЙ ПОД СТРЕЛОЙ».
Было состояние жаркого безумия, тяжести, полной потерянности и страха в душе. Я обнял ее в грохоте грузовика и крикнул:
— Я даже и не знал, что я тебя люблю. Возьми бутылку, я не пойду.
— Я тоже тебя люблю, — поспешно сказала она и оглянулась. — Мне с тобой так легко!
Она уже осторожно отталкивалась, высвобождалась, вынимала все мое из себя, отлипала, уходила измотанная, скомканная и нервная, ставя по какой-то своей линии ступни в сандалиях римских патрициев.
Возвращался в пустоте звонкого отупения. Меня будто переставляли в метро из одного вагона в другой, двигали по переходам, протягивали эскалатор под ногами. Уступали дорогу, обтекали. Потом посадили в автобус, и я вдруг увидел телевизионное движение городского вида за окном.
— Прощай, Полина.
Каждая девушка несла в себе какую-то узнаваемую частицу ее и стеснялась меня.
— Прощай, Полина.
Денег не было вообще, и я как всегда думал об этом вечном чемодане долларов, который вот-вот найду. Вот сейчас сверну за угол и найду, вот сейчас, у тех подвальных дверей он будет одиноко стоять. Я бы не поверил, что доллары настоящие. Сначала разменял бы для пробы долларов пятьдесят, а уж потом ликовал…
Пришел, упал, заснул. Даже во сне было жалко ее и приснилось, что я ворую у Гарника с Ксенией фотоаппарат, чтобы подарить ей.
девятнадцать
— Ничего, сейчас придет, — сказал он.
— Да, они же до часа ночи ходят.
— Сейчас приеду, чай попью, лягу и сразу засну, — сказал он. — Там пусто, Мороковы уехали.
Я думал, что скоро увижу Димку, может быть, выпьем с ним.
— И я, я тоже устал.
— Трамвай будет обязательно, — сказал он.
— Будет, они до часа ночи ходят, по идее.
— Я же тебе подарок купил, провожал Мороковых и забыл пакет, — сказал он.
— А-а, спасибо.
— Можешь остаться там, я тебе уже говорил.
— Могу, по идее, до вас все равно ближе ехать.
— А может, нам на такси доехать? — зевнув, сказал он.
— Подождем еще.
— Смешная эта реклама, да?
— Что они Турцию рекламируют, как будто Крыма нет?
— Выгодно агентствам разным.
— Думаешь, придет?
— Должен, по идее.
— Да-а, что-то нет ничего.
— Будет.
— Думаешь?
— Они же до часа ходили всегда.
— Можно на такси, у меня есть деньги.
— Подождем еще.
Прошла женщина и сказала: «Не ждите трамвая, ребята, они до двенадцати ходить стали, автобусы до часа». И пошла, оглядываясь на нас: «Не ждите».
