Ален Роб-Грийе - Проект революции в Нью-Йорке
Окинув, наконец, взором помещение, дабы убедиться, что все в порядке, он надевает на плечо кожаный ремень с ящиком для инструментов. Последнее движение головой перед зеркалом, несколько еще не вполне уверенных шагов к застекленному окошку, чья решетка с чересчур сложным узором мешает разглядеть, что происходит снаружи, и он принимает решение все же выйти на улицу; быстро отжав собачку замка, выскальзывает в проем, едва тот становится достаточно широким, переступает порог, спускается по трем ступенькам и идет вдоль стены мелкими торопливыми шажками. И только в этот момент, когда в ушах еще отдается глухой щелчок замка, а затем долгое содрогание тяжелой дубовой двери с ручкой в форме ладони, маленький лысый человечек вспоминает, что забыл на мраморном столике, между медным подсвечником и конвертом, вероятно, пришедшим с утренней почтой, фальшивый ключ, с помощью которого повернул язычок замка и проник внутрь.
На тротуаре напротив, за углом дома, человек в прорезиненном плаще и мягкой фетровой шляпе, надвинутой на глаза, вновь достает из кармана записную книжку, снимает кожаные перчатки, уточняет по часам время и заносит очередное событие вслед за всеми остальными.
В это время Лора, услышав, как с шумом захлопнулась входная дверь и перестав наблюдать через окно в конце коридора, прямо над металлической лестницей, за стражем напротив, чье присутствие успокаивает ее, начинает обследовать этаж за этажом с намерением осмотреть все комнаты одну за другой и последовательно открывает двери, мягко поворачивая фарфоровую ручку и резким движением толкая створку… На сей раз она уверена, что ей не почудились подозрительные звуки, которые идут, однако, скорее с нижних этажей… И в самом деле, лишь за самой последней дверью на первом этаже она находит безжизненное тело молодой метиски. с которой играла после обеда… вероятно, это было вчера… Она подходит, не выказывая удивления перед сложным переплетением веревок, соединенных с литыми гирями и прожекторами, поскольку с этим ей уже приходилось сталкиваться во время предшествующих исследований; изумляет ее лишь небольшое количество крови, а также визитная карточка из бристольского картона с текстом, который она перечитывает несколько раз, но не может понять его смысл: „Так погибнут в день Революции негритянки с голубыми глазами…“.
Действительно, девочке трудно догадаться о том, какую оплошность допустил только что лже-слесарь, равно как и доктор Морган несколько раньше. Как уже было сказано, последний проник в дом рассказчика, полагая, что тот занят экзекуцией Джоан, осужденной секретным трибуналом, когда была обнаружена ее тройственная принадлежность к ирландской расе, к католической религии и к нью-йоркской полиции. Забраться в дом не составляет труда благодаря наличию внешней железной лестницы: достаточно разбить окно, всунуть руку внутрь, отомкнуть шпингалет и т. д.
Хирург, услышав затем какой-то сдавленный стон, идущий снизу, спускается на первый этаж, где находит связанную девушку, что нисколько его не удивляет: это, без сомнения, разумная мера предосторожности, дабы помешать маленькой пленнице-протеже совершить какую-нибудь глупость или даже попытаться бежать. Что до янтарного цвета кожи, пышных форм и угольно-черных волос, то это также легко объяснить, хотя налицо явное противоречие с полученным Фрэнком от своего шпиона описанием: в нем тайная подруга Н.Г.Брауна предстает как бледно-розовая блондинка с едва оформившейся грудью. Без всякого сомнения, речь идет о маскировке, призванной сбить со следа возможных посетителей, ибо Браун не настолько наивен, чтобы упустить из виду возможность слежки, предпринятой без его ведома организацией. И разве не становится в этом случае смуглая кожа самым надежным прикрытием? Маска мулатки, парик, тонкая пленка, закрывающая все тело, фальшивые груди и проч. — подобные предметы продаются везде. Маскарад совершенно очевиден: впрочем, голубые глаза жертвы сразу же выдают ее с головой.
Не дав себе труда тщательно обыскать дом, Морган, уверенный, что имеет дело с Лорой, даже не счел нужным удостовериться в искусственности кожного покрова. Ему не терпится использовать эту новую жертву, прежде чем умертвить ее согласно полученным инструкциям, в качестве подопытного кролика для начатых несколько месяцев назад экспериментов с ядами тропических рептилий и насекомых — желтого скорпиона, большого черного паука, тарантула, рогатой гадюки и т. п. Как известно, он намеревается создать препарат нарывного действия, который если смазать им определенные участки внешних половых органов женщины — был бы способен вызвать серию сексуальных сокращений, становящихся все сильнее и продолжительнее, равно как и мучительнее, чтобы через несколько часов наступала смерть жертвы в неслыханных муках, соединенных с величайшим наслаждением оргазма. Подобное снадобье совершенно необходимо получить перед грядущим торжеством Революции и празднеств в ее честь: согласно уже составленной программе, дабы избежать массового истребления белых, следует прибегнуть к человеческим жертвоприношениям, обставленным с максимальной яркостью и выразительностью: коллективные изнасилования, в которых сможет принять участие любой прохожий, поскольку подмостки, где будут уложены в разнообразных позах самые красивые девушки города, должны быть воздвигнуты на каждом перекрестке; театральные представления, в ходе которых избранницы будут подвергнуты еще невиданным пыткам; цирковые игрища наподобие античных, общественный конкурс на лучшее приспособление для пыток перед лицом жюри из опытных специалистов: признанные наиболее удачными орудия должны быть затем — в будущем обществе сохранены в качестве законного средства умерщвления, наподобие французской гильотины, которой, впрочем, далеко до их утонченности и совершенства.
К несчастью, доктор Морган только что потерял одну из наиболее ценных своих питомиц (прекрасную „черную вдову“, привезенную из Мексики) и несколько страниц С интереснейшими наблюдениями, записанными в ходе опытов. И теперь он бегает, как безумный, по нескончаемым подземным коридорам метрополитена. А я устремился в погоню за ним, однако уже давно потерял его след, и продолжаю двигаться размеренным, быстрым, уверенным шагом по лабиринту, состоящему из лестниц и галерей, как человек, который знает, куда идет. Обрыв.
Трубач из „Старого Джо“ начинает тогда незаметно придвигать ко рту мундштук своего инструмента из полированной меди, застывший в воздухе примерно в десяти сантиметрах от коричневых губ, все еще искривленных, как в момент фортиссимо. В обширной прокуренной зале все головы вновь поворачиваются к нему. Пальцы Лоры, уже принявшие форму воображаемой сферы, наконец, обхватывают белую фарфоровую ручку. На магнитной ленте возобновляется прерванная сцена. Обрыв.
Но я уже какое-то время задаю себе вопрос, не поселилась ли Лора в этом доме, следуя точным инструкциям все того же Фрэнка, который, возможно, приказал ей следить за рассказчиком, изучая все вокруг — вплоть до самых укромных уголков его жилища, вплоть до интимных жестов, старых привычек, тайных мыслей. Шпионя за мной, она поддерживает постоянную связь с лже-Бен Саидом, который наблюдает за домом с тротуара напротив. Они обмениваются сигналами через окно. И время от времени он передает ей шифрованную книгу сквозь разбитое стекло на пятом этаже: пятна, оторванные клочки и отсутствующие страницы представляют собой послания чрезвычайной важности; именно этим объясняется плачевное состояние моей библиотеки, равно как внезапное появление новых полицейских романов, возникающих столь часто и неожиданно, что это можно сравнить лишь с их непостижимым исчезновением. Обрыв.
Трубач из „Старого Джо“, должно быть, и есть тот человек с серым лицом стального цвета, который шел по стопам Брауна до двери в фальшивый терапевтический кабинет. Оставшись по другую сторону матового стекла, он подслушал пароль, а затем повторил его медсестре и без труда проник, таким образом, в самую сердцевину этой истории. К несчастью, дальнейшая его судьба неизвестна. Обрыв.
Я потерял точно так же след юного Марка-Антуана, подростка, одетого в краденую кожаную куртку, чей нагрудный карман украшен вышитой буквой, вероятно, означающей инициал от имени William. Джинсы свои он порвал, когда угонял белую машину, принадлежащую молодой супружеской паре, и этой машине затем нашлось место на пустыре за забором, обклеенным рекламными афишами. Обрыв.
В погоне за преступным хирургом я достигаю торговой галереи, расположенной под испанским кварталом Бруклина, и вновь прохожу мимо большого магазина религиозной литературы, где посетителям предлагаются одеяния для конфирмации на любой вкус. Нельзя не залюбоваться стоящими в витрине живыми манекенами: это двенадцать девочек в возрасте от тринадцати до четырнадцати лет, неотличимых друг от друга — одинаково красивые и стройные, они рекламируют отдельные предметы самого дорогого костюма, предназначенного для праздничного торжества, причем на первой надеты только черные капроновые чулки с золотой цепочкой и крестиком на правой ляжке вместо подвязки, на второй уже появляются узкие трусики с кружевами ярко-красного цвета, а последняя предстает в полном облачении с вуалью и покрывалом, еще сохранившим свою незапятнанную чистоту Вокруг развешаны некоторые орудия умерщвления плоти — цепи, вериги, хлысты. В самом же магазине с целью приобщить детей к понятиям благодати и греха, выставлены восковые фигуры в натуральную величину, подобные тем, что можно увидеть в музее преступлений, но только здесь они предстают в сценах, где святые девы изображены в момент, когда их мученическая кончина обретает наибольшую выразительность для зрителя. Обрыв.
