Эдуард Асадов - Что такое счастье. Избранное

Человек — это царь природы.
С самых древних еще веков
Покорил он леса и воды,
И мышей, и могучих львов.

Но, «ракетным» став и «машинным»,
Царь, с великим своим умом,
Оказался, увы, бессильным
Перед крохотным комаром.

Комары ж с бесшабашным риском,
Не задумавшись ни на миг,
С разудалым разбойным писком
Истязают своих владык!

Впрочем, есть и у этой «братии»
Две особенно злых поры:
На рассвете и на закате
Сквозь любые плащи и платья
Людоедствуют комары.

Люди вешают сеток стенки,
Люди жмутся спиной к кострам,
Люди бьют себя по коленкам
И по всем остальным местам.

Нет спасенья от тех налетов
И в ночные, увы, часы:
Воют хищные «самолеты»
И пикируют с разворота
На расчесанные носы.

Людям просто порой хоть вешаться.
И, впустую ведя борьбу,
Люди воют, скребутся, чешутся,
Проклиная свою судьбу.

А полки наглецов крылатых
Налетают за будь здоров
И на темени кандидатов,
И на лысины докторов.

Жрут без всяческих аргументов,
Без почтенья, увы, хоть плачь.
Даже члены-корреспонденты
Удирают порою с дач.

И какие уж там красоты,
Если где-нибудь, горбя стан,
Человек, этот «царь природы»,
Вдруг скребется, как павиан.

Впрочем, надо признаться, к счастью,
Что разбойничий тот «народ»
Нас не полным составом жрет,
А лишь хищной своею частью.

Сам комар — травоядно-тихий.
От рождения он не зол.
А кусают нас зло и лихо
Только «женщины»-комарихи,
Ну, как водится, — «слабый пол».

Ах, ученые-энтомологи!
Вам самим же пощады нет.
Вылезайте же из-под пологов,
Из-под сеток на божий свет.

Если хочет сама природа,
Чтоб комар на планете жил,
Дайте ж средство такого рода,
Чтобы «зверь» этот год за годом
Вроде с пользой бы послужил.

Измените вы в нем наследственность,
Озарите лучами мглу
И пустите «кусачью» деятельность
По направленному руслу.

Чтоб не смели они касаться
Всех добрейших людских голов,
А кусали бы лишь мерзавцев,
Негодяев и подлецов.

Вот тогда-то, чего же проще,
Все раскрылись бы, как один:
Раз ты цел, — значит, ты хороший,
Ну а тот, кто искусан в роще, —
Сразу ясно, что сукин сын.

И чтоб стали предельно дóроги
Людям реки и тишь лесов,
Подзаймитесь же, энтомологи,
Воспитанием комаров!

Пусть с душой комары поют
Для хороших людей все лето.
А мерзавцев пускай сожрут.
Полагаю, друзья, что тут
Никаких возражений нету!

Топая упругими ногами,
Шел бычок тропинкой луговой,
Дергал клевер мягкими губами
И листву щипал над головой.

Черный, гладкий, с белыми боками,
Шел он, раздвигая лбом кусты,
И смотрел на птиц и на цветы
Глупо-удивленными глазами.

Он без дела усидеть не мог:
Опрокинул носом кадку с пойлом
И ушел из маминого стойла
По одной из множества дорог.

Шел бычок свободно и легко
И не знал, что солнце уже низко
И что если мама далеко,
То опасность ходит очень близко.

Да, в лесу не может быть иначе,
И когда услышал за спиной
Жадный и протяжный волчий вой,
Замерла в груди душа телячья.

Он помчался, в ужасе мыча,
Черный хвостик изогнув колечком.
На краю обрыва, возле речки,
Он остановился сгоряча.

Увидал, что смерть его близка:
Сзади — волки, впереди — река,
И, в последний миг найдя спасенье,
Он шагнул… в мое стихотворенье!

Гордые шеи изогнуты круто,
В гипсе, фарфоре молчат они хмуро.
Смотрят с открыток, глядят с абажуров,
Став украшеньем дурного уюта.

Если хозяйку-кокетку порой
«Лебедью» гость за столом назовет,
Птицы незримо качнут головой:
Что, мол, он знает и что он поймет?!

…Солнце садилось меж бронзовых скал,
Лебедь на жесткой траве умирал.
Дробь браконьера иль когти орла?
Смерть — это смерть, оплошал — и нашла!

Дрогнул, прилег и застыл, недвижим.
Алая бусинка с клюва сползла…
Долго стояла подруга над ним
И наконец поняла!..

Разума птицам немного дано,
Горе ж и птицу сражает как гром.
Все, кому в мире любить суждено,
Разве тоскуют умом?

Сердца однолюбов связаны туго:
Вместе навек судьба и полет,
И даже смерть, убивая друга,
Их дружбы не разорвет.

В лучах багровеет скальный гранит.
Лебедь на жесткой траве лежит.
А по спирали в зенит упруго
Кругами уходит его подруга.

Чуть слышно донесся гортанный крик,
Белый комок над бездной повис,
Затем он дрогнул, а через миг
Метнулся отвесно на скалы вниз.

…Тонкие шеи изогнуты круто,
В гипсе, фарфоре молчат они хмуро.
Смотрят с открыток, глядят с абажуров,
Став украшеньем дурного уюта.

Но сквозь фокстроты, сквозь шторы из ситца
Слышу я крыльев стремительных свист,
Вижу красивую гордую птицу,
Камнем на землю летящую вниз.

С вершины громадной сосны спозаранку
Ударил горячий, веселый свист.
То, вскинувши клюв, как трубу горнист,
Над спящей тайгою поет зорянка.

Зорянкой зовется она не зря:
Как два огонька, и зимой и летом,
На лбу и груди у нее заря
Горит, не сгорая, багряным цветом.

Над чащей, где нежится тишина,
Стеклянные трели рассыпав градом:
— Вставайте, вставайте! — звенит она. —
Прекрасное — вот оно, с вами рядом.

В розовой сини — ни бурь, ни туч,
Воздух, как радость, хмельной и зыбкий.
Взгляните, как первый веселый луч
Бьется в ручье золотою рыбкой.

А слева в нарядах своих зеленых
Цветы, осыпанные росой,
Застыли, держа на тугих бутонах
Алмазно блещущие короны
И чуть смущаясь своей красой.

А вон, посмотрите, как свежим утром
Речка, всплеснув, как большой налим,
Смеется и бьет в глаза перламутром
То красным, то синим, то золотым.

И тотчас над спящим могучим бором,
Как по команде, со всех концов
Мир отозвался стозвонным хором
Птичьих радостных голосов.

Ветер притих у тропы лесной,
И кедры, глаза протерев ветвями,
Кивнули ласково головами:
— Пой же, зоряночка! Пой же, пой!

Птицы в восторге. Да что там птицы!
Старый медведь и ворчун барсук,
Волки, олени, хорьки, лисицы
Стали, не в силах пошевелиться,
И пораженно глядят вокруг.

А голос звенит горячо и смело,
Зовя к пробужденью, любви, мечте.
Даже заря на пенек присела,
Заслушавшись песней о красоте.

Небо застыло над головой,
Забыты все битвы и перебранки,
И только лишь слышится: — Пой же, пой!
Пой, удивительная зорянка!

Но в час вдохновенного озаренья
В жизни художника и певца
Бывает такое порой мгновенье,
Такое ярчайшее напряженье,
Где сердце сжигается до конца.

И вот, как в кипящем водовороте,
Где песня и счастье в одно слились,
Зорянка вдруг разом на высшей ноте
Умолкла. И, точно в крутом полете,
Как маленький факел, упала вниз.

А лес щебетал и звенел, ликуя,
И, может, не помнил уже никто
О сердце, сгоревшем дотла за то,
Чтоб миру открыть красоту земную.

Сгоревшем… Но разве кому известно,
Какая у счастья порой цена?
А все-таки жить и погибнуть с песней —
Не многим такая судьба дана!