Урмила Чаудхари - Узница. 11 лет в холодном аду
Мы поговорили о детях — какими большими они стали и какая красивая маленькая Замира.
— А почему она блондинка? — спросила я.
— Мы не знаем, — сказала Радха, мать малышки, и пожала плечами.
— Когда светит солнце, у нее распухают глаза так, что она не может их раскрыть, а летом ее кожа становится совершенно красной, — засмеялась моя мать.
— Неужели ничего нельзя сделать для нее?
— Нет, а что ты хочешь? Твой отец поговорил с духами, и они сказали, что ничего сделать нельзя, — удивленно сказала моя невестка.
Я была настроена скептически и решила узнать, что именно не в порядке со здоровьем Замиры и чем я могу ей помочь.
Но сначала мое внимание отвлекло кое-что иное.
ДЕВОЧКИЯ увидела группу девочек и молодых женщин, которые собрались перед школой, находившейся рядом с новой хижиной моих родителей. К ним присоединялись новые и новые девушки, их становилось все больше. Мне стало любопытно, и я отправилась посмотреть, что там происходит.
— Посмотри, кто это? — услышала я, как спрашивала одна из них, когда я подходила.
— Она — не тхару, она — пахади, — сказала другая. — Только вот что она делает здесь, в Манпуре?
На мне все еще была красная куртка Жестокой Мадам. Однозначно, они приняли меня за девушку из высшей касты. Пахади — это другая каста.
Некоторых девочек я знала и раньше, но, казалось, они не узнали меня. Они недоверчиво посмотрели на меня, когда я спросила их, что они здесь делают.
— Мы встречаемся здесь по поводу праздника Магхи. Но ты — городская, тебе здесь делать нечего.
— Я — тхару, такая же, как вы, и родилась я здесь, в Манпуре, — объяснила я.
— Почему же ты говоришь с нами на непали, а не на языке тхару, а? — укоризненно спросила еще одна девушка.
— Ой, извините, это потому, что я только что вернулась из Катманду, — ответила я, в этот раз уже на наречии тхару.
Но это только усилило их недоверие. Они повернулись спиной ко мне и исчезли в одной из классных комнат. У некоторых из них были с собой тетради и шариковые ручки, другие держали в руках какие-то картонные коробки.
— Можно я пойду с вами? А что вы здесь делаете? — спросила я.
— Если хочешь, ты можешь зайти, нам все равно. Но вряд ли тебя здесь что-нибудь заинтересует, — наконец- то разрешила одна из старших девочек. — Мы готовимся к демонстрации. Сегодня праздник Магхи, и как ты, наверное, знаешь, сегодня состоится продажа камалари. Мы сегодня пройдем маршем до Гадхавы — соседней деревни на перекрестке дорог, чтобы протестовать против обычая продажи камалари. Все мы были камалари, и мы хотим устранить эту систему. Но такой городской девочке, как ты, это определенно будет неинтересно, — язвительно подытожила она.
— Еще как интересно! — воскликнула я, разволновавшись, потому что мне очень хотелось узнать, что они здесь готовят. — Я проработала одиннадцать лет в качестве камалари.
— Ты? — недоверчиво спросила она и посмотрела на меня. — Ты посмотри на себя, не может быть, чтобы ты была камалари.
— Нет, сегодня первый день, как я снова оказалась дома. Я лишь сегодня утром приехала ночным автобусом из Катманду. Можно мне принять участие в вашей демонстрации?
Они все еще скептически смотрели на меня.
— Я все еще не верю, что ты — камалари, но нам все равно, если хочешь — заходи.
— Да клянусь вам! Я родом из Манпура, моя семья живет здесь, возле школы. Одиннадцать лет назад они отослали меня в Катманду в качестве камалари. Пожалуйста, разрешите мне принять участие в демонстрации!
Поскольку я продолжала настаивать, они впустили меня в класс.
Несколько девочек стояли на коленях на полу и писали на картонных плакатах лозунги на непали и английском языке: «Stop the Kamalari system!» — «Остановите систему камалари!»; «Girls want education, not slavery!» — «Девочкам нужно образование, а не рабство!»
— Значит, мне можно прийти на демонстрацию? — снова спросила я.
— Я не знаю, это только для камалари, а ты на самом деле не похожа ни на кого из нас, — ответила девушка.
— Но я же вам говорю, что только что вернулась! Кто у вас руководитель? Дайте мне поговорить с ней, — потребовала я.
— Она сотрудница социальной службы, — помедлив, сказала одна из девушек. — Она скоро придет. Ты можешь спросить у нее, можно ли тебе принять участие в нашем марше.
Социальная работница? Как оказалось, она была из той же организации, которая боролась за то, чтобы девочки- камалари могли посещать школу. Я не могла поверить своему счастью. Я даже не могла мечтать, что найду эту организацию так быстро.
— Но это же здорово! Я слышала об этом! Я прочитала статью в газете о проекте камалари.
И снова девочки искоса скептически посмотрели на меня. Я не ожидала, что люди здесь, в Манпуре, будут видеть во мне не такого же, как они, человека, а чужака. С этим в дальнейшем я столкнулась еще не раз.
Когда пришла социальная работница, я спросила ее, можно ли мне принять участие в демонстрации. Сначала она тоже критически посмотрела меня, а затем ответила:
— А почему бы и нет? Чем нас больше, тем лучше. Мы обязательно найдем что-нибудь для тебя. Но в таком виде ты не можешь идти с нами.
При этом она указала рукой на мою блестящую красную куртку.
— У тебя, конечно, найдется какая-нибудь другая одежда, или как?
— Да, — смущенно ответила я, но мне было все равно, я просто обязательно хотела быть с ними. Так что я быстро сбегала домой, надела длинное черное платье и набросила на плечи шаль. Я научилась у Жестокой Мадам, что на политические мероприятия нужно одеваться попроще.
— Да, хорошо, вот так будет лучше, — с такими словами встретила меня социальная работница, когда я снова появилась в школе. — Давай подумаем. У тебя же такой прекрасный громкий голос, — размышляла она вслух, — можешь нести вот это.
Она дала мне в руки мегафон.
— Ты должна читать первое предложение, а другие будут хором отвечать тебе. Ты сможешь?
— Да, — кивнула я. Я не могла поверить тому, что сегодня, в первый же день, я буду участвовать в демонстрации вместе с другими девочками-камалари. Еще вчера я была в Катманду, в доме Жестокой Мадам, и не имела ни малейшего представления, что со мной будет дальше. Но я была очень рада, что мне так неожиданно выпал этот шанс, и я твердо решила использовать его. Вскоре после этого мы начали наше шествие.
Я должна была громко кричать в мегафон: «Daughters need education!» — «Дочерям нужно образование!» — а остальные отвечали хором: «Not slavery! Not slavery!» — «Нет — рабству! Нет — рабству!»
«Дочерям нужно образование!» — «Нет — рабству, нет — рабству!» Так мы шли дальше.
Мы также скандировали: «Let's end injustice and exploitation!» — «Прекратите несправедливость и эксплуатацию!» — а другие отвечали хором: «Let's end it! Lets end it!» — «Прекратите! Прекратите!»
Некоторые из девочек еще очень стеснялись и отвечали тихо и нерешительно. Я не могла понять, почему они хихикали и робели, когда речь шла об их правах.
— Громче, — подбадривала я их. — В конце концов, здесь речь идет о рабстве, и вы должны кричать это громко и убежденно. Вы снова хотите быть камалари? Вспомните о несправедливости, причиненной вам, вспомните ту огромную работу, все те побои и унижения, — подзадоривала я.
— Это у тебя хорошо получается, — похвалила меня сотрудница социальной службы, — продолжай так и дальше!
Я очень обрадовалась этой похвале. Скандируя лозунги, с песнями и барабанной дробью мы прошли четыре километра от Манпура до Гадхавы, населенного пункта на следующем перекрестке дорог в направлении Ламахи. Везде люди останавливались, едва завидев нас. К тому, что молодые женщины громко, во весь голос выступают в защиту своих прав, они не привыкли. Сначала многие люди смотрели на нас угрюмо, когда мы проходили мимо них. Система камалари давно существует у народности тхару, так что она уже стала традицией. Многие пожилые люди до сих пор не понимают, что же в ней плохого.
Но некоторые женщины, прежде всего матери, с маленькими детьми на руках или детьми чуть постарше, которых они держали за руку, с интересом смотрели и с одобрением кивали нам. Ни одна мать на свете не захочет отдать ребенка в чужие руки, только у нас эти матери зачастую не имели выбора.
В любом случае, это было приятное чувство: знать, что и другие люди осознали эту несправедливость. Что мы, девочки, были не одни и могли во весь голос заявить об этом.
На перекрестке дорог состоялся митинг. Сотрудница социальной службы выступила с пламенной речью в защиту прав девочек, против их эксплуатации в качестве камалари. На митинге было даже несколько журналистов местных газет и радиокорреспондентов с микрофонами, которые записывали все, что она говорила. Она, обращаясь к толпе, громко заявляла, что каждый ребенок, каждый человек имеет право на образование. В том числе и девочки. Они должны иметь право ходить в школу, а не работать вместо этого, тогда и у их детей жизнь будет лучше. Она говорила просто от моего сердца! Как же я надеялась, что для меня тоже сбудется эта мечта…
