Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики
А вот на другой, менее глобальный, но более близкий мне вопрос - нужно ли было посылать на целину неопытных студентов со всей страны - я однозначно отвечаю: 'Нет!'. Не самый худший был наш 'призыв' - все идейные, готовые к труду ребята. И что же мы сделали полезного? Скосили малую часть хлебов, которые всё равно пропали. Причём за счёт совхоза съели столько, что все остались должны не менее, чем по тысяче рублей. Кроме того, израсходовали государственные деньги на проезд (будь он неладен!) и обмундирование - телогрейки, сапоги, матрасы, одеяла и пр. Вместо летнего отдыха чуть ли не половина ребят заболела, и на два месяца все опоздали на занятия. А два парня с нашего вагона вообще погибли нелепой смертью. Доходили слухи, что в соседних отделениях совхоза тоже были погибшие - кто от электротока, но больше всего от убийств со стороны местных и драк с ними. Мы были очень невыгодны местным жителям - работали почти бесплатно, отбивая их хлеб. Да и подворовывать так или иначе им мешали.
Местные несколько раз стреляли дробью по фанерному туалету близ нашего амбара-общежития. Они появлялись со стороны деревеньки, обычно поздно вечером, дожидались, когда кто-нибудь пойдёт с фонарём в туалет, а потом стреляли крупной дробью. Дробь легко пробивала фанеру, и несчастный студент мчался обратно в амбар, отправляя свою нужду по дороге. В амбаре мы заливали ему ранки йодом и выковыривали дробинки иголкой или шилом. Жаловаться было некому, да и лечиться было не у кого. Хорошо ещё, что ранки были неопасные. После двух-трёх случаев я нашёл лист железа и прибил его к стенке туалета изнутри. Договорились, что когда прозвучит выстрел, сидящий в туалете должен истошно орать, имитируя ранение. Довольный снайпер шёл домой и не придумывал новых способов борьбы с нами.
Как-то 'старик' Калашян, двухметровый студент-богатырь Чуцик и я пошли в засаду в кусты. Дождались, когда местный вышел с ружьём, выбрал позицию и стал ждать свою жертву. 'Жертва', с которой мы, конечно же, договорились, надев сапоги, телогрейку и обмотав голову одеялом, несколько раз перебегала с фонарём, привязанным к швабре, до туалета и обратно.
Наконец раздался выстрел и тут же - другой. Мы бросились наперерез стрелку, отгородив его от деревни. Мы ногами свалили его на землю, потоптали прилично, избили прикладом его же ружья, которое потом сломали ударами о пень и бросили рядом. Напоследок я вынул свой кинжал-ножовку, порезал на 'снайпере' куртку и сделал несколько неглубоких проколов в мягкие области - ягодицы, бёдра, икры. Стрельба по 'бронированному' туалету прекратилась.
Поединки с десятником и первый секс
До уборочной 'страды' нас почти не использовали, мы даже просили работы. Направили как-то подровнять силосный ров, но нас там от вони стошнило, и мы сбежали. Я попросил у десятника Архипова 'силовой' работы, поднять там чего-нибудь или перетащить. Штангист, дескать, сила пропадает. Десятник хитро улыбнулся и повёз на своём 'козле' меня в поле. Там стоял комбайн 'Сталинец - 6' со снятым двигателем. Видимо, двигатель отремонтировали и поставили на землю рядом с машиной. Поднять двигатель надо было метра на полтора.
- Поднимешь - сто рублей дам! - сказал на прощание Архипов и повернул машину, - заеду часа через два!
Я уже продумывал хитрые комбинации из рычагов и верёвки, как вдруг увидел ехавший навстречу мне 'газик' с чужими студентами на борту. Я замахал руками, и когда машина остановилась, попросил:
- Студенты, дорогие, помогите комбайнёру поднять двигатель обратно! Свалился по дороге, узнает начальник - головы не сносить!
Студенты попрыгали с кузова, и за пару минут двигатель был на месте. Я сказал им: 'Большое целинное спасибо!', а водитель, хитро подмигнув мне, увёз студентов дальше. Я не стал ждать десятника и пошёл сам в контору - дороги туда было минут двадцать. Архипов аж рот раскрыл от удивления, когда узнал, что двигатель на месте. Не поверил, посадил меня в козла, и мы поехали на место. Вышел, посмотрел на двигатель, потом на меня и покачал головой.
- Хочешь, ещё за сто рублей сниму его снова? - предложил я, но десятник отверг мое предложение. Вернулись в контору, и он без разговоров выдал мне сто рублей. Но злопамятный Архипов решил доконать меня следующим своим заданием. Он предложил уложить фундамент для печи в строящейся конторе. Цоколь конторы был уже выложен саманными блоками - 'саманами'. Изготовлены они были из навоза, глины и рубленой соломы, и весили, наверное, по пуду штука. На дворе валялась куча саманов и куча земли, вырытой из ямы под фундамент. Нужно было замесить глину (бочка воды и глина имелись), уложить саманы в фундаментную яму в пять слоёв, подогнать их, положить на глину, подровнять топором и лопатой, которые лежали тут же рядом.
Кучу земли нужно было вывезти подальше и рассыпать - для этого стояла лошадь с телегой. Одной бочки воды не хватило бы, и на этой же телеге мне пришлось бы привозить воду из озера. На это давался целый день и двести рублей оплаты. Архипов должен был заехать часов в шесть и проверить работу.
Я почесал голову и понял, что не в коня корм. Работу эту я не осилю, а уж Архипов разнесёт 'парашу' по всему совхозу. Тогда я (даром, что ли отличник!) решил схитрить. Я вылил бочку воды в глину и размешал ее, затем засыпал лопатой кучу земли обратно в фундаментную яму, и как следует утрамбовал её ногами. Небольшой остаток разровнял по полу конторы. Затем уложил сверху один слой саманов, обильно смазанный глиной и даже отштукатуренный ею же сверху. Остальные саманы набрал в телегу и отвёз подальше, свалив в овраг, а затем улёгся отдохнуть на траву близ строящейся конторы и заснул.
Забегая вперёд, расскажу, что на следующий год сюда приехали наши же студенты, но курсом младше. Так вот, бригада, которая достраивала контору, рассказала мне, как чертыхался Архипов, когда поставленная на мой фундамент печь осела и покосилась так, что чуть не свалилась. Пришлось разбирать печь и перекладывать фундамент.
Проснулся я оттого, что кто-то будил меня. - Неужели, Архипов! - в страхе подумал я, но будили меня очень уж нежно, явно не по-Архиповски. Открываю глаза: надо мной сидит женщина в косынке, загорелая, глаза голубые, улыбается. Зубы - как у всех местных - находка для стоматолога.
- Я - Ульяна, - представилась она, - подойду, думаю, посмотрю, не помер ли. Вижу - здоров!
Увидев, что я в порядке, Ульяна улыбалась всё шире и шире.
- Может за здоровьечко самогончику по чуть-чуть? - подмигнув, предложила Ульяна и, раскрыв холщёвую сумку, показала горлышко бутылки, заткнутое газетной пробкой.
Я поднялся и осмотрел Ульяну. Надо сказать, что снизу она казалась привлекательнее. Маленького роста, крепышка, лет тридцати, Ульяна была скорее не загорелой, а вся в коричневых веснушках. Нос - чухонский, губы обветренные. Настроение упало, но сразу поднялось при мысли о самогоне, а возможно, и закуске. Как-никак - весь день без обеда!
Мы уселись на цоколь, Ульяна постелила газету, поставила бутылку и один гранёный стакан. Затем положила на газету нарезаного солёного сала, полбулки хлеба и несколько огурцов.
- Стакан-то один всего, - виновато улыбнулась Ульяна. Но я быстро налил самогон в стакан, вручил его Ульяне, а сам взял в руки бутылку.
- У нас на Кавказе, откуда я приехал, пьют только из бутылки! - уверенно соврал я.
- Так ты тоже с Кавказа? - радостно удивилась Ульяна, - ты что, не грузин ли? Слово 'тоже' насторожило меня, но я бодро доложил:
- Грузин - первый сорт - мегрел называется, мы на Чёрном море живём, - хвастался я, хлопая себя кулаком в грудь, совсем как это делает самец гориллы, который, правда, живёт ещё несколько южнее.
Мы выпили за здоровье, как предложила Ульяна, потом - за встречу, а последнюю - уже за любовь. Меня поразила метаморфоза, которую, я испытал тогда впервые в жизни. До первого глотка Ульяна, как я уже говорил, казалась мне невзрачной, даже некрасивой женщиной, намного старше меня. После первого тоста, я стал находить её загадочной незнакомкой, этакой пастушкой, забредшей к соседнему пастушку на посиделки. После второго тоста Ульяна преобразилась в красивую мулатку, необычайно привлекательную и сексуальную. Обнимая её за талию, я ощутил здоровую упругость сильного тела, созданного как будто специально для плотской любви. Тогда я ещё не знал народной мудрости: 'Не бывает некрасивых женщин, бывает только мало водки!' Солнце грело, но не пекло, вокруг конторы была зелёная густая трава, поодаль - кусты.
Мы выпили по третьему разу и как-то вместе встали. Обняв друг друга за талии, мы, пошатываясь, пошли в известную одним нам нам сторону. Я пошатывался больше (наверное, больше выпил, или привычки было меньше!), но Ульяна твёрдой рукой направляла моё движение в нужную нам сторону - к кустам.
Как голодные звери набрасываются на свою добычу, как вольные борцы горячо схватываются друг с другом после сигнала судьи, так и мы с Ульяной необузданно повалившись на траву, обхватили друг друга всем, чем можно было только обхватить. Задыхаясь и рыча, мы срывали друг с друга одежды, стараясь не очень повредить их, так как помнили, что надо будет ещё и одеваться :
