Рабыня - Конклин Тара
Когда он исчез из поля зрения, Джозефина услышала голос Миссис, зовущий изнутри:
– Джозефина! Джозефина! Что случилось?
Джозефина вернулась в холл, а Миссис спускалась по лестнице. Она сама расчесала волосы и заколола их сзади.
– Что случилось? Что за грохот? – Миссис снова стала самой собой. Несмотря на то что на ее лице пылал порез, а пуговицы платья на спине были не полностью застегнуты, она говорила теперь как хозяйка своего дома. – Джозефина, почему Мистер вздумал ускакать прочь, будто его преследуют гончие ада?
Джозефина колебалась. Как тут ответить? «Оберегайте ее покой», – сказал доктор Викерс. Джозефина пыталась найти объяснение, которое не приведет к тому, что из кухни пропадет еще один нож и еще один день пройдет в приступах истерики и ярости.
– Он сожалел, что пропустил визит доктора, не успел с ним поговорить, – осторожно сказала Джозефина. – Он хотел сам увидеться с доктором Викерсом.
– И что бы сделал твой хозяин? Кричал бы и ругался? Бесполезно, я все равно останусь такой, как сейчас.
Миссис выглянула в открытую входную дверь и уставилась на то место возле сарая, где пыль, поднятая лошадью Мистера, все еще висела, затуманивая воздух.
– Сегодня хорошая погода для работы, – сказала Миссис. – Джексон оставил их в поле?
– Думаю, да, миссис.
– У вдовы Прайс было много проблем, насколько мне известно. – Она повернулась к Джозефине. – Я хочу, чтобы ты пошла к Джексону и сказала ему, что они должны работать как обычно, никаких послаблений только потому, что Мистер уехал по срочному делу. Скажи ему, что Мистер уехал по срочному делу и скоро вернется. – Голос Миссис прервался. – Иди, Джозефина. Сейчас же.
Поле находилось довольно далеко от дома. Мутное солнце мерцало над головой, дневная жара тяжело придавила поля. Джозефина пробивалась сквозь путаницу листьев, сквозь лес зеленых табачных стеблей, доходивших ей почти до плеч. Там были все полевые работники, даже Тереза, спина которой была согнута почти параллельно земле, голова обмотана темно-синим платком, так что лица ее не было видно. Джозефина подумала, что скоро настанет день, когда Тереза больше не сможет работать, и что с ней будет тогда?
Джозефина позвала Джексона, и он поднял голову. Он стоял рядом с Терезой, которая, отстав от остальных, ковырялась в самом хвосте ряда.
Джексон крикнул: «Натан!» – и указал на Джозефину, как будто никак не мог прервать свои дела с Терезой и пройти через поле до места, где стояла Джозефина.
Натан положил свой пучок листьев и подошел к ней, стряхивая пот с лица пальцами правой руки. Он двигался медленными рывками, словно заново учился ходить. Остальные продолжали работать, спины согнуты, руки двигались в непрерывном неуклюжем ритме: схватить, сорвать, бросить. Уинтон двигался между рядами, собирал охапки листьев и скрученными стеблями скреплял их в пучки, похожие на веера из множества рук – ладони сложены, запястья связаны.
– Угу? – сказал Натан.
– Миссис велела сказать, что Мистера вызвали в город по срочному делу, и вы все должны оставаться на полях до вечера, как обычно. Она велела сказать это Джексону.
Натан кивнул и посмотрел на нее безжизненными глазами. Джозефина сказала:
– Натан, я слышала, что ты сбегал и раньше. Тебе помог гробовщик?
Говорить об этом здесь, в поле, в двух шагах от Джексона, было безумством; лицо у Джозефины загорелось, а в горле встал ком, словно она пыталась проглотить что-то слишком большое. Она бросила взгляд на Джексона, который стоял, уперев руку в бедро и согнув колено, не спуская глаз с Терезы. Наверняка Натан слышит, как бьется сердце Джозефины.
Натан слегка склонил голову набок и переступил с ноги на ногу, морщась от боли.
– Сбегал, да, но с этим покончено. Они порезали мне пятки. – Он говорил медленно. – Мне нечего тебе сказать, девочка. Возвращайся назад.
Джозефина мгновение смотрела на него, ожидая кивка, подмигивания, знака, что она должна попробовать еще раз, что у него есть что сказать ей. Но Натан только посмотрел на нее каменным взглядом, повернулся и молча захромал в сторону Джексона. Она не слышала, что говорил ему Натан, но Джексон посмотрел на него, словно прислушиваясь, а затем перевел взгляд на Джозефину. Она кивнула, но он не отреагировал, только мгновение пристально посмотрел на нее и снова перевел взгляд на Терезу, наклонившуюся, чтобы сорвать лист.
Джозефина снова продралась через табак и направилась к задней части дома. Сегодня вечером она поговорит с Натаном у хижин. Конечно, они не могли говорить в поле, с Джексоном под носом. Глупо было даже пытаться. Что, если Джексон что-нибудь заподозрит? Что, если он расскажет Миссис? Джозефина отогнала насекомое, жужжавшее над ухом, и пожалела, что не может вернуться к разговору с Натаном и взять свои слова обратно, предотвратить собственную неосторожность. Она принялась чесать запястье, пока на ногтях не появилась кровь.
Выбравшись из табачных зарослей, Джозефина остановилась. Она не хотела возвращаться к Миссис Лу, неважно, какое сейчас у хозяйки настроение. Недолго думая, Джозефина сошла с тропинки и сквозь высокую траву дальнего газона свернула к передней части дома, к дороге и лежащей за ней открытой равнине, поросшей дикой травой. Ее ноги уже вели себя беспокойно, безрассудно, и этот разговор с Натаном – безумие! Что, если она уже упустила свой шанс? Не оборачиваясь, Джозефина пересекла пыльную дорогу. Она все дальше и дальше уходила от Белл-Крика, трава становилась все гуще, переходя в заросли ежевики и плюща, назойливый жук гудел над ее потными голыми руками, тыкался в лицо и в шею. Воздух здесь тоже казался диким, пахло сухой травой и старым навозом – совсем не похоже на аромат цветочных клумб или домашние запахи щелока от стирки и жира от стряпни.
Наконец она запыхалась. Джозефина повернулась и посмотрела на Белл-Крик, единственное место, которое она когда-либо знала. Белые стены, серо-зеленая крыша, знакомый склон, крыльцо, выступающее, как нижняя губа на лице. Цветники казались легкомысленными и эффектными, будто волнующиеся юбки вокруг крепкого тела. Окна второго этажа, расположенные близко друг к другу, были как будто глазами, смотрящими на раскачивающиеся верхушки деревьев и отдаленные предгорья.
Мгновение Джозефина смотрела на Белл-Крик и представляла, что, если она сейчас убежит, дом наверняка поднимется с фундамента и начнет преследовать ее. Эти окна-глаза видели, что она стоит там, так далеко от ее обычного местонахождения, далеко за пределами границ, в которых ей дозволялось оставаться. Дом смотрел укоризненно и обвиняюще. Он звал ее назад, и Джозефина подняла ногу, затем другую и побрела обратно через поле.
По пути ей вспомнилась ночь ее побега: указания паренька – ищи повозки, гробовщика и его дочь. Она вспомнила женщину с каштановыми волосами, обрамлявшими лицо, похожее на сердечко, заостренное книзу. Вспомнила, как женщина поглаживала ее руку, а потом пришел сон, благословенный отдых после криков парнишки, непрекращающегося страха, постоянного движения вперед. И вдруг Джозефина проснулась. Женщина и мужчина спорили, голос женщины был молодым и сильным: «Мы не можем отослать ее обратно. Неужели мы должны отправить ее обратно?» Но мужчина сердито отвечал: «Она беременна, риск слишком велик. Мы не можем ей помочь».
Страх пронзил Джозефину, когда она услышала эти слова, а боль точно так же пронзила ее живот. Казалось, это как-то связано: понимание, что эти люди не помогут ей, и жжение внутри. Джозефина ждала, притворяясь спящей. Она услышала, как мужчина и женщина прошли дальше в сарай, а потом отползла через боковую дверь и зашагала по спутанной соломе, затем по грязи и по прохладной траве обратно в Белл-Крик. Куда еще ей было идти? Джозефина, по возможности, держалась в стороне от дороги, пересекая луга, кукурузные грядки, пастбища с сухой перекопанной землей, лежавшей под паром, и акр за акром созревших зеленых табачных кустов, почти готовых к уборке. Когда боль пронзала ее, Джозефина останавливалась и наклонялась вперед, в этой позе становилось легче. Небо закипало черными тучами, сквозь которые сверкали яркие молнии и слышались раскаты грома, и тогда Джозефина ускоряла шаг – быстрее, быстрее, пока не полил холодный дождь, от которого она вымокнет до нитки. Она сошла с дороги и двинулась через луг, заросший песчанкой, – этот путь быстро привел бы ее в Белл-Крик, но мокрая трава цеплялась за лодыжки, колючки и шипы впивались в пятки. Наконец, сквозь мутный туман дождя и поднимающегося серого рассвета показался дом, и она впервые увидела Белл-Крик издали – зрелище, заставившее ее на миг забыть о болях в животе. Она дивилась дому, его размеру, жестким квадратным контурам, полностью завладевшим небольшим холмом, на котором он был построен. Как такая громадная конструкция может быть настолько тесной внутри?
