Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни - Цунвэнь Шэнь
Солнце клонилось к западу, и эти двое чувствовали, что им не хватает чего-то, чего они не могли выразить словами. Близились сумерки. Под горой кричал теленок. У них сладко щемило сердце.
Божий промысел не совпадает с людским. Нельзя ограничивать людей рамками древнего дьявольского обычая. Если и было в нем нечто разумное, то давно уже не осталось. Обычай изжил себя. Юноша и девушка, забыв обо всем, сбросив оковы условностей, перестали сдерживаться. По-новому они познали друг друга и полюбили друг друга с новой силой. Это было поистине слияние душ. Охваченные трепетом, обессиленные нахлынувшим счастьем, они заснули.
Юноша проснулся первым и предался радости. Но девушка — такова женская природа — помнила о наказании, которое влечет за собой нарушение обычая. Она не хотела возвращаться домой вместе с сыном главы поселения. Им бы, подобно Адаму и Еве, наслаждаться жизнью в эдемском саду — но они жили в жестоком мире, где нужно думать о завтрашнем дне.
Они были уже в том возрасте, когда приходится соблюдать обычаи своего племени. Неужели за любовь надо платить жизнью? — думал юноша, погрузившись в молчание.
Девушка, видя, что он словно окаменел, нарочито радостным голосом стала уговаривать его собраться с духом.
Действительно, Луну заслоняла тонкая пелена облаков, отчего все вокруг казалось смутным и призрачным. В сердцах влюбленных тоже поселилась тьма.
Юноша пропел:
Девушка ответила:
— В этом мире разрешено вступать в брак, но не дозволено любить.
— Мы найдем такой мир, в котором есть место для нас. Отправимся далеко-далеко, туда, где восходит Солнце.
— И не нужно тебе ни коров, ни лошадей, ни садов, ни полей, ни куртки на лисьем меху, ни подстилки из тигровой шкуры?
— Если есть ты, то ничего мне больше не нужно. Ты все для меня: свет, тепло, родниковая вода, фрукты, все сущее во Вселенной. С тобой я могу покинуть этот мир.
Они долго вспоминали все известные им грады и веси, но так и не нашли для себя места. На юге — большая страна ханьцев, в ней варваров убивают. Они не осмелились идти на юг. Если отправиться на запад, путь лежит через безлюдные горы, где водятся тигры и леопарды. Они не решились идти на запад. На севере обитает трехсоттысячное племя, и по дьявольским законам этого племени с беглецами можно сотворить все, что угодно. Восток — место, где восходят Солнце и Луна. Солнце милостиво ко всем — там, где оно, непременно должны быть мир и порядок.
Но в памяти молодого наследника ожило предание, как Солнце сожгло первого человека племени N, — после этого никто не осмеливается идти на восток на поиски жизни, свободной от заведенного порядка. У племени N есть древняя песня о естественном стремлении человека к жизни, однако подлинный смысл того, что именуется жизнью, обретается лишь после смерти. Победить судьбу дано только смерти, а смерть ничто не сможет одолеть. Тот мир, что в небесах и под землей, куда прекраснее земного мира, ведь люди племени N никогда не слышали, чтобы кто-то пожелал вернуться оттуда, и не слышали, чтобы кому-то не хватило там места. Идея лучшего мира прочно закрепилась в сердцах людей племени N. Но умереть поодиночке ненадежно: вдруг в лучшем мире влюбленные не найдут друг друга? А одновременно уйти из жизни вдвоем было обычным делом.
Единственный наследник своего отца, подумав о лучшем мире, радостно улыбнулся и спросил у девушки, желает ли она отправиться туда, откуда нельзя вернуться. Девушка подняла голову и взглянула на молодую Луну, вышедшую из-за облаков.
Спев это, девушка легла в объятия возлюбленного и закрыла глаза в ожидании поцелуя смерти. Юноша извлек из полой рукоятки кинжала, инкрустированной драгоценными камнями, зернышко яда размером с семя тунга [74], положил яд себе в рот, размягчил и в поцелуе половину вложил в уста девушки. С улыбкой приняв соединившее их снадобье, они легли на устланное уже увядшими цветами каменное ложе и стали ждать, когда оно подействует.
Луна скрылась за облаками.
1933
КРАСАВИЦА ШАНЬТО
Один перекупщик лошадей и мулов стал рассказывать честной компании, как сурово обошелся со своей женой. Однажды, выпив лишнего, он с хлыстом в руке погнался за несносной женщиной и как следует ее отстегал. С тех пор жена стала такой покорной, такой покладистой, что все гости, которые приходили к ним в дом, восхищались ею. Среди слушателей нашлись такие, кто за долгие годы немало натерпелся от своих жен. Они смекнули, что, пока они в Пекине, нужно купить хлысты, а вернувшись домой, последовать примеру торговца.
Перекупщик лошадей и мулов помолчал, наслаждаясь успехом своей истории. Дождавшись, когда стихнут аплодисменты, он закончил такими словами: «Друзья, братья, запомните хорошенько: нельзя выпускать из рук хлыст! Не бойтесь женщины — не стоит мужчине ее бояться. Не надо подходить к ней с уважением. Смотрите на нее свысока да не слишком ей потворствуйте».
Этот перекупщик явно не замечал в женщинах ни талантов, ни красоты, ни добродетели, присущих большинству из них. В частности, женщинам из низов общества: они уж точно не испытывали недостатка в доброте, бережливости, честности и целомудрии. Было в словах перекупщика некоторое лукавство.
В углу комнаты грелись у огня четверо странствующих торговцев. Один из них вдруг встал — борода спутана, на плечах деревенская куртка из бараньих шкур мехом наружу: медведь медведем. Встав, завязал пояс и хриплым, чуть надтреснутым голосом, высушенным ветром и солнцем, выстуженным снегом и холодом, окликнул хозяина дома. Похоже, он хотел говорить: ему было что возразить перекупщику, было чем опровергнуть его слова. Присутствующие поняли это с первого взгляда.
За весь вечер этот торговец не сказал ни слова, молча грелся у огня, изредка вороша угли поленом. Дрова, потрескивая, разгорались с новой силой, пламя вздымалось вверх, а он едва заметно улыбался. Видимо, ни он, ни его спутники не были хорошими рассказчиками, поэтому предпочитали слушать истории других гостей. Но тут речь зашла о женщинах: мол, их надо стегать хлыстом, мол, из-за недостатка ума и физической силы они неспособны ни на что, кроме притворства и слез. Прозвучало много оскорбительных для всего женского пола фраз. А все это говорил какой-то перекупщик лошадей!
Странствующий торговец размышлял так: «Если правда, что женщина никчемна и ни на что не способна, то следует ее воспитывать и держать в руках, ведь не согласится же она по доброй воле стать рабыней и служанкой. Но если это правда, тогда бессмысленны с древности идущие трепет перед женщиной, поклонение ей и многочисленные жертвы, положенные на алтарь веры в женщину как в божество».
Эти мысли не давали ему покоя. Торговец считал, что женщины — это необыкновенные создания, что благодаря им происходят на свете самые разные чудеса. Небожитель, вознесшийся на облака и оседлавший туман; чудовище, обитающее на дне морском или в горной пещере; отшельник, прячущийся на дереве, важный сановник при дворе — в противостоянии с женщиной все они непременно проигрывают и сдаются на ее милость. Вследствие такого убеждения торговец, достигнув тридцати восьми лет, все еще не решался сближаться с женщинами. А появилось это убеждение благодаря истории, услышанной двадцать лет назад, когда они с отцом путешествовали в Тибет по торговым делам. Эта история произвела на него столь сильное впечатление, что оно не изгладилось до сих пор. Торговец был убежден, что среди всех живых существ в Поднебесной женщины обладают самыми изощренными способностями к подчинению себе мужчин. Он был убежден в этом уже двадцать лет, и сейчас намеревался говорить в защиту своих убеждений.