Миндаль - Вон Пхен Вон Пхен

— Ты же с Ли Су много общался, близко его знал. Я слышал, даже домой к нам заходил. И это после всего, что он с тобой сделал. Скажи, как у тебя получалось нормально к нему относиться?

Он пристально посмотрел на меня, и я выдал самый примитивный ответ, который только возможен:

— Потому что Гон добрый.

— Ты и вправду так думаешь?

Да, я был в этом уверен. Гон — добрый. Но если бы я начал подробно объяснять, то получился бы рассказ о том, как он бил меня, мучил бабочку, хамил учителям и во все стороны расшвыривал вещи одноклассников. Со словами всегда так — трудно в них не запутаться. Это как доказать, что Гон и Ли Су — один и тот же человек. Поэтому я и ответил:

— Я просто знаю, что Гон хороший.

Профессор Юн улыбнулся в ответ. Эта улыбка секунды три не сходила с его губ, но потом словно куда-то внезапно провалилась, и он снова разразился рыданиями.

— Спасибо тебе. Спасибо, что так о нем думаешь.

— А почему вы плачете?

— Потому что мне стыдно за то, что я сам так о нем не думал. И потому что растерян и растроган из-за того, что могу поблагодарить кого-то за такие слова и за доброе отношение к сыну, — пробормотал он запинаясь и глотая слезы.

Уже собравшись уходить, он нерешительно добавил:

— Если вдруг Ли Су как-то с тобой свяжется, передай ему, пожалуйста, чтобы он обязательно возвращался домой.

— А почему вы хотите, чтобы это я ему сказал?

— Может, потому что взрослому человеку такие слова произносить неловко. Ну и за это время много событий произошло, все как-то навалилось скопом. Я не смог спокойно во всем разобраться. Поэтому хотел бы получить шанс еще раз все начать заново.

— Хорошо, передам, — пообещал я.

В моей голове мелькали самые разные мысли. Если бы время можно было повернуть вспять, предпочел бы профессор Юн, чтобы Гон не рождался? Тогда бы их сын не потерялся, жену профессора не мучило бы чувство вины, она бы не слегла с болезнью и не умерла, терзаясь угрызениями совести. Не было бы всех тех безобразных выходок, которые устраивал Гон. И если смотреть на вещи под таким углом, то да, пожалуй, ему действительно лучше было не появляться на свет. Потому что (и это главное) ему тогда самому не пришлось бы испытать столько мучений и пережить столько потерь.

Но с другой стороны, если так думать, то тогда вообще все теряет смысл. Остается только цель. Сухая и бесплотная. Как скелет.

Уже начало светать, а сна не было ни в одном глазу. Мне нужно найти Гона. Мне нужно много чего ему сказать и за многое извиниться. За то, что пришел к его матери в больницу и выдавал себя за него. За то, что не рассказал, что у меня появилась подружка. А еще за то, что сразу не сказал: «Я верю тебе, ты не крал тех денег».

Теперь оставалось найти Гона. Для этого нужно было сначала разыскать Колобка — того парня, с которым стал тусоваться Гон. Колобок учился в другой школе, она почему-то располагалась в самом центре веселого квартала: с притонами, кабаками и улицей красных фонарей. Непонятно, кому пришла в голову странная идея построить школу в таком злачном месте. Или же сначала школу построили, а потом уже район стал таким, не знаю. Так или иначе, но школа находилась именно там. Лучи полуденного солнца заливали спортплощадку, возле которой стояли и курили дети, не очень похожие на школьников.

У школьных ворот слонялась еще одна компания подростков. Когда я проходил мимо них, они тут же принялись задирать меня, толкать и спрашивать, чё я сюда пришел. Я сказал, что мне нужно увидеться с Колобком. Больше спросить о Гоне было не у кого. А Колобок мог знать, куда тот направился и где его могли принять как своего.

Я увидел его издалека. Он подошел неспешно, никуда не торопясь. Тень от его худощавого тела была длинной и острой, как шампур. Когда он приблизился, можно было хорошо разглядеть, что его голова, кисти рук и ступни непропорционально большие: как будто с тонкой ветки свисают огромные плоды. Колобок качнул головой, и его дружки тут же бросились шарить у меня по карманам, попутно не забывая отвешивать тычки по ребрам. Убедившись, что ничем ценным у меня разжиться не получится, Колобок спросил:

— Ну и какие могут быть ко мне дела у такого скромняжки, как ты?

— Гон пропал. А ты можешь знать, где он. Не переживай, взрослым я ничего не скажу.

Я сам не ожидал, но Колобок ответил на мой вопрос сразу и прямо:

— Стальной Жгут. — Парень повел плечами, покачал головой вправо-влево, пару раз громко хрустнув шеей: — Гон твой, похоже, к Стальному Жгуту подался. Сразу говорю, я тут не при делах. Куда мне со Жгутом тягаться: как ни крути, я ж пока еще школьник. — Словно в доказательство своих слов Колобок скинул с плеча рюкзак и похлопал по нему для пущей убедительности.

— И где он?

Мне по-прежнему почему-то не хотелось произносить прозвище Стальной Жгут вслух. У Колобка рефлекторно дернулась щека.

— Что, найти его хочешь? Я бы не советовал.

— Да, хочу, — коротко ответил я. Мне не хотелось тратить время на разговоры.

Колобок замялся, поцвиркал языком, но наконец назвал небольшой портовый город неподалеку на побережье.

— В общем, там на рынке где-то есть старая обувная лавка. Не на виду, по закоулкам искать надо. Я сам там не был, слышал только, что бальная обувь там вроде продается. Ну которую надевают, когда танцуют. Больше ничего не знаю. Все, желаю удачи. Хотя тебе она вряд ли поможет.

Колобок сложил пальцы пистолетом, приставил к моей голове, вроде как стрельнул, издав: «Бам! Бам!» — и вразвалочку пошел восвояси.

Дора успела застать меня дома, куда я заскочил перед тем, как отправиться на поиски Гона. Она некоторое время сидела молча, пока наконец не произнесла:

— Извини, если б я знала, что вы с ним друзья, я бы так на него не накинулась. Хотя, знаешь, его все равно кто-то должен был остановить, по-любому! — Поначалу она говорила тихо, но потом ее голос обрел силу. — А вот что я действительно понять не могу, так это как ты подружился с таким типом, как он!

«С таким типом, как он». Да, «таким типом» его считали все. Более того, я сам тоже так считал. Я повторил Доре те же слова, которые до этого говорил доктору Симу.

— Я думал, что если лучше узнаю Гона, то, возможно, сумею понять, что случилось с мамой и бабулей. И тогда в мире для меня станет на одну тайну меньше.

— Ну и как, сумел понять?

Я покачал головой:

— Нет. Но я получил кое-что взамен.

— И что же?

— Гона.

Дора недоуменно пожала плечами:

— Допустим, но почему его должен искать именно ты?

— Потому что он мой друг.

Это был ее последний вопрос. И мой последний ответ.

Ветер с моря был соленый и доносил запах рыбы. Это был запах, стирающий пространство и время. Он спутывал времена года и направление движения. Ветер словно подталкивал меня к рынку, и я растворился в нем, проскользнув мимо людей, выстроившихся в очередь перед популярным рестораном, где готовили курицу в кляре.

Из Колобка вряд ли бы получился хороший гид: его объяснения мало чем помогали. Кого бы я ни спрашивал, никто не знал, где находится лавка, торгующая бальными туфлями. Я все бродил и бродил по рынку, пока не заблудился в лабиринте закоулков. У меня голова шла кругом от растерянности, я не знал, куда идти, поэтому просто двинулся, куда глядят глаза и несут ноги.

Зимой темнеет быстро: казалось, что только начало смеркаться, а уже наступила непроглядная темень, как в полночь. В этой темноте до меня донесся какой-то странный звук — то ли визг, то ли скулеж новорожденного щенка. Несколько раз к этому звуку примешивались чьи-то голоса и смех. Я повернул голову в ту сторону и увидел вход в темное здание.

Источником звука оказались обшарпанные металлические двери, болтавшиеся и дребезжащие на ветру. Снова послышался смех и звук разговоров. Внезапно по мне волной прокатилось какое-то странное чувство. Я попытался для себя сформулировать его сущность или хотя бы подобрать название. Это чувство было мне знакомо, я точно сталкивался с ним раньше. Но слова к нему я подобрать не мог.