Рэй Брэдбери - Давайте все убьём Констанцию
Подземные слушатели вздохнули: Жанна.
Жанна д'Арк.
— Боже правый, Фриц! — крикнул я. — Повтори!
— «Святая Иоанна»?
Я отпрыгнул назад, уронив стул. Фриц продолжал:
— Слишком поздно, Констанция, сказал я. Поздно никогда не бывает. А я говорю, послушай, я тебя испытаю. Если получится, если ты сможешь сыграть сцену из «Святой Иоанны» Шоу… это невероятно, однако если справишься, ты получишь эту роль. Она потрясена. Погоди, кричит, я умираю! Погоди, сейчас вернусь. И убегает.
Я спросил:
— Знаешь, Фриц, что ты только что сказал?
— Проклятье, а как же! «Святая Иоанна»!
— Боже мой, Фриц, как ты не понимаешь? Нас сбило с толку то, что она сказала отцу Раттигану: «Я убила их, убила! Помоги мне их похоронить!» — кричала она. Мы думали, она говорит о старике Раттигане с горы Лоу, о Царице Калифии с Банкер-Хилл, но нет, прах меня побери, она их не убивала, она хотела, чтобы ей помогли убить Констанцию!
— Что за опять двадцать пять? — спросил Крамли.
— «Помоги мне убить Констанцию!» — сказала Констанция. Почему? Ради Жанны д'Арк! Вот ответ. Ей до зарезу нужна была эта роль. Весь месяц она к ней готовилась. Верно, Фриц?
— Секундочку, я только выну монокль и вставлю обратно. — Фриц пристально на меня глядел.
— Смотри, Фриц! Она не годилась для этой роли. Но есть один способ, чтобы ей сделаться Святой Иоанной!
— Говори же, ко всем чертям!
— Черт дери, Фриц, ей нужно было убежать от тебя, вернуться в прошлое, подробно, строго рассмотреть свою жизнь. Нужно было убить одно за другим все свои «я», заклясть всех призраков, чтобы, когда все эти Констанции будут мертвы, пройти испытание и, возможно (всего лишь возможно), овладеть этой ролью. За всю жизнь у нее не было подобной роли. Констанции представился громадный шанс. И воспользоваться им она могла было лишь при одном условии: если убить свое прошлое, неужели не понятно, Фриц? Этим объясняется все, что происходило в последнюю неделю, со всеми этими людьми, с Констанцией, как она появлялась, исчезала и появлялась снова.
— Нет, нет, — мотнул головой Фриц.
— Да, да, — отозвался я. — Ответ лежал на поверхности, но только когда ты назвал имя, мне все стало ясно. За Святую Иоанну любая женщина отдаст что угодно. Невозможная мечта. Недостижимая.
— Я буду проклят.
— Нет-нет, Фриц! Благословлен! Ты разрешил загадку! Теперь, если мы разыщем Констанцию и скажем ей, что, может быть, — это всего лишь возможность — у нее есть шанс… Может быть… — Я сделал паузу. — Фриц. Отвечай.
— Что?
— Если Констанция внезапно явится Орлеанской Девой, невероятно юная, немыслимо изменившаяся, ты дашь ей роль?
Фриц нахмурился.
— Проклятье, не подталкивай меня!
— Я не подталкиваю. Гляди. Был у нее в жизни такой период, когда она могла сыграть Деву?
— Да, — помолчав, признал Фриц. — Но то тогда, а то теперь!
— Выслушай меня. Что, если каким-то чудом она себя покажет? Когда думаешь о ней, просто представляй ее стоящей здесь, а ее прошлое выкинь из мыслей. Вспомни женщину, которую ты некогда знал, — дал бы ты ей эту роль, если бы она попросила?
Фриц задумался, поднял стакан, наклонил, наполнил его из матового хрустального кувшина и наконец произнес:
— Господи, помилуй; думаю, мог бы дать. Не дави на меня, не дави!
— Фриц, если мы разыщем ту Констанцию и она тебя попросит, согласишься ли ты хотя бы подумать?
— Бог мой, — проворчал Фриц, — Господи Иисусе! Да! Нет! Не знаю!
— Фриц!
— Хватит, к чертовой матери, вопить! Да! Но только подумать!
— Отлично! Порядок! Замечательно! Теперь, если только…
Мой взгляд блуждал по берегу, отыскивая вдалеке выход ливневого стока. Я отвел глаза в сторону, но поздно.
И Крамли, и Фриц перехватили мой взгляд.
— Стажеру известно, где сейчас Медея, — заключил Крамли.
Боже, ну да, думал я, знаю! Но только я спугнул ее своим воплем!
Фриц направил монокль на выпуск канализации.
— Это оттуда ты явился? — спросил он.
— Явился не запылился, — фыркнул Крамли.
— Я ехал пассажиром, — признал я виновато.
— Черта с два! Для начала не нужно было вообще лезть в водосток. Похоже, ты нашел Раттиган, а потом снова потерял.
Похоже! — подумал я. О господи, похоже!
— Этот ливневый сток, — рассуждал Фриц. — Может — это всего лишь возможность, — ты побежал не туда?
— Я что?
— Здесь, в безумном Голливуде, — продолжал Фриц, — дорожек разбегается немало? Канализационные туннели, они ведь идут в разных направлениях?
— На юг, север, запад и… восток, — закончил я медленно.
— Восток! — выкрикнул Фриц. — Ja, восток, восток!
Наши мысли устремились через холмы вниз, к Глендейлу. В Глендейле никто не бывал, за исключением…
За исключением тех случаев, когда кто-то умирал.
Фриц Вонг крутанул монокль в своем яростном правом глазу и с на редкость язвительной улыбкой принялся изучать восточный горизонт.
— Черт возьми! — сказал он. — Это будет грандиозный финал. Не нужно и сценария. Сказать тебе, где прячется Раттиган? На востоке! Забилась в нору!
— Куда-куда? — спросил Крамли.
— Хитрющая лиса, проворная кошка. Забилась в нору. Устав от всех своих жизней, стыдясь их! Сунуть их все в финальный ковер Клеопатры, скатать, поместить в банк Вечности. Затемнение. Мрак. Нор там хватает.
Мы ждали.
— Лесная Лужайка, — сказал Фриц.
— Фриц, там ведь хоронят!
— Кто тут режиссер? — проговорил Фриц. — Ты свернул не туда: к открытому воздуху, к океану, к жизни. А Раттиган отправилась к востоку. Смерть позвала ее всеми двумя дюжинами имен. Она ответила одним голосом.
— Бред собачий, — сказал Крамли.
— Ты уволен, — откликнулся Фриц.
— Я и не нанимался. Что дальше?
— Пойди и докажи, что я прав!
— Итак. Раттиган спустилась в канализационный туннель и пошла на восток, или поехала, или ее погнали? — проговорил Крамли.
— Так я и стану это снимать. Фильм! Роскошно!
— Но зачем ей на Лесную Лужайку? — слабо запротестовал я, гадая, не я ли ее туда отправил.
— Чтобы умереть! — торжествующе объяснил Фриц. — Почитай повесть Людвига Бемельманса[121] о старике; скончавшись, он водрузил себе на голову горящую свечу, обвесился цветами и, единственный участник похорон, прошествовал в могилу! Констанция поступила так же. Отправилась умирать в последний раз, да? Ну, я выезжаю? Кто за мной? Поедем поверху или прямо по канализационному туннелю?
Я поглядел на Крамли, он — на меня, оба мы — на Слепого Генри. Почувствовав наши взгляды, он кивнул.