Джудит Леннокс - Зимний дом
— Однажды мы с Вивьен проводили отпуск в Довиле. Это было сто лет назад. В перерыве между ее замужествами. Мы приходили сюда каждый день. Готовят здесь божественно. — Фрэнсис выдвинул для Робин стул, и девушка села. — Особенно fruits de mer.[10]
— Я никогда их не пробовала.
— В первый раз все кажется намного вкуснее. — Фрэнсис кивнул официанту.
Робин была на седьмом небе. Ожидая заказ, она курила сигарету и ощущала себя взрослой и умудренной опытом. Запах чеснока и «Голуаз» казался ей чудесным, а красное вино за обедом — едва ли не верхом разврата. Она поздравила себя с тем, что сбежала со смертельно скучной фермы Блэкмер и избавилась от надоевшей встречи Рождества в кругу семьи, ожиданий отца и бесплодных усилий матери.
Тут принесли заказ: большое блюдо было заполнено блестящими ракушками, обложенными дольками лимона и пучками водорослей.
— Копай! — велел Фрэнсис, размахивая ложкой.
Когда раковина отлетела на середину ресторана и сконфуженная Робин громко захихикала, Фрэнсис угостил ее пахнувшими морем кусочками лангустов и мидий.
— Похоже на соленую резину, — сказала она.
Фрэнсис посмотрел на нее с насмешливым отчаянием и покачал головой.
— Попробуй это.
Он нанизал на вилку кусочек крабового мяса и протянул ей. Увидев его взгляд, Робин вспыхнула. До сих пор мужчины не смотрели на нее с таким восхищением… и желанием. Так смотрели только на женщин вроде Майи.
Внезапно она потеряла аппетит и отвернулась. Но Фрэнсис взял ее руку в свою и бережно погладил костяшки кончиком большого пальца.
— Всего один кусочек, — умоляющим тоном промолвил он. — Ради меня.
Она съела краба. Вкус оказался восхитительным. Фрэнсис наполнил бокалы.
— Ну что? Неплохо, правда?
— Ох, Фрэнсис, это чудесно! — Она обвела взглядом маленький бар. — Все просто замечательно!
Он поднес руку Робин к губам и неторопливо поцеловал, наслаждаясь ароматом ее кожи.
— Все тут такое же, как ты сама. Маленькое, чудесное и замечательное.
Она отняла руку, уставилась в тарелку и услышала:
— Извини, Робин. Я думал… — Он осекся.
— Что, Фрэнсис?
— Я думал, ты разделяешь мои чувства.
Она лишилась дара речи. В горле стоял комок.
— Но теперь вижу, что это не так. Как глупо… Забудь об этом. Извини, пожалуйста.
Робин подняла взгляд и увидела его глаза, полные боли. Она протянула руку и коснулась рукава Фрэнсиса.
— Фрэнсис… Я просто… — Она пыталась найти нужные слова. — Просто я к этому не привыкла.
Он нахмурился:
— Ты имеешь в виду обед… Францию… Или то, что мужчины хотят заняться с тобой любовью?
— Все сразу! Конечно, обед и Франция — это просто чудо…
Она сделала паузу. Сердце гулко билось в груди.
— А мужчины? — негромко подсказал Фрэнсис.
Она попыталась объяснить.
— Большинство мужчин считает меня подругой, чем-то вроде сестры или хорошего товарища! — В голосе Робин прозвучало отчаяние.
— Это ужасно. — Фрэнсис пристально посмотрел на нее. — И очень глупо с их стороны. Я уже целую вечность думаю о тебе как о женщине, с которой был бы счастлив лечь в постель. — Их пальцы переплелись. — Ты согласна?
Робин, умиравшая от страха и желания, только молча кивнула в ответ. Фрэнсис расплатился с официантом, и они вышли из ресторана.
На улице шел дождь; со стороны моря доносился рев волн. Когда они очутились под полосатым тентом ресторана, Фрэнсис обнял и поцеловал девушку. Капли струились по ее лицу, стекали за шиворот, но Робин этого не замечала. Тепло его тела и вкус губ были чудесными.
Но спустя мгновение он отстранился и сказал:
— Бедняжка, ты совсем промокла… Извини. Нам пора.
Они взялись за руки и побежали по пустынному городу. Дома Фрэнсис помог ей снять мокрое пальто. Потом снял с нее свитер и начал расстегивать блузку. Прервался он только однажды, чтобы спросить:
— Робин, ты уверена?
Она улыбнулась и ответила:
— Совершенно.
Прикосновение его руки и губ к шее было восхитительно. Потом губы Фрэнсиса коснулись уголка ее рта и ямочки на подбородке. Она провела пальцами по его волосам и поняла, что это касание доставляет ей удовольствие. Когда блузка упала с ее плеч, Робин вспомнила про английскую булавку, которой была сколота бретелька комбинации, и на мгновение смутилась. Но Фрэнсис и глазом не моргнул, а когда он стал целовать ее живот и груди, Робин и думать забыла про какую-то несчастную булавку.
Конечно, она читала романы, но в книгах про такое не писали. Там не рассказывалось, как приятно ласкать другого человека. Ей хотелось, чтобы дождь шел вечно и отрезал их от остального мира. Тело Фрэнсиса, освещенное пламенем камина, было твердым и мускулистым. А когда на смену грудям и животу пришло горячее и влажное лоно, Робин застонала от наслаждения и отдалась любимому. Поступить по-другому было невозможно.
Джо, вернувшийся в Довиль еще до полуночи, догадался о случившемся с первого взгляда. Это слегка выбило его из колеи — до сих пор Джо считал Робин их общей собственностью. На ее лице было написано такое счастье, что он чуть не застонал. Девушка засуетилась, велела ему снять мокрую одежду и высушить ее у камина, даже сварила чашку мутного какао. Но кухарка из нее была никудышная. Даже Джо готовил лучше.
Потом она прильнула к лежавшему на диване Фрэнсису и спросила у Джо, как у того прошел день. Успехи оказались невелики. Хорошенькая горничная сообщила Джо, что его бабушка и дедушка умерли и теперь в доме живет другая семья.
— Ох, Джо… Мне так жаль…
Он пожал плечами:
— Я их почти не знал. Хотя старики были довольно симпатичные.
— А другие родственники у тебя есть? Дяди, тети, двоюродные братья и сестры?
— Тетя есть, тетя.
Тетя Клер была копией его матери, только моложе, полнее и ниже ростом. Когда шел дождь, они с Джо играли в безик по сантиму за очко. Иногда он ее вспоминал.
Джо поднялся и посмотрел на Фрэнсиса и Робин.
— Похоже, спать на диване мне сегодня не придется.
За два дня до Рождества Вернон сделал Майе подарок.
— Здесь кое-что особенное, — сказал он, вручив ей сверток поздно вечером. — Остальные подарки получишь в сочельник.
Когда Майя, сидевшая на кровати, открывала сверток, у нее дрожали руки. Там лежал лиф в талию, безвкусная вещь из черного шелка в красных ленточках, а также пара кошмарных чулок в сеточку. Она хотела швырнуть подарок в лицо Вернону, но не посмела. Наоборот, сделала то, что ей велели, и надела их. Когда Майя накрасилась так, как ему нравилось, и посмотрела на себя в зеркало, на ее глаза навернулись слезы. Но пролить их она себе не позволила.
