Михаил Кононов - Голая пионерка
— Шла бы ты, доча, к Светке, в лазарет, — Лукич ворчал, вынося по утрам из землянки Мухино ведро. — Чего тянуть? Эх, бляха-муха!..
И Муха поползла.
— Прискакала, лягуха? — Светка руки в бока уставила. — С икрой, значит, ковырнуться пришла. Ишь ты, дыня-то какая — за версту брюхо видать. Это какой же тебя лейтенантик зарядил? Ишь рожа-то вся опухшая, зеленая — токсикоз. Ну, куда он девался-то? Поднатыривать девок все мастера, а как штамповаться в загсе — так и за хвост его, козла, не удержишь. Главное, самый неудачный момент выберет, когда оторваться, — как раз как ты забрюхатела. Пока динаму тебе крутит — ни-ни, ничего ему и не надо, подумаешь даже: рукодельник, видно, самолюб, а заделать как следует и не сможет никогда, — тут он тебя и прихватит за прорезь…
— Лекарства бы мне дали бы, Светлана Ерофеевна! — Муха сняла пилотку, в четвертый раз вытерла сапоги у порога.
— Под нож пойдешь! — приговорила Светка. — Как я ходила всю жизнь. Пора тебе привыкать. Лекарства ей! Видали? Нет такого лекарства на свете — не придумал товарищ Сталин! Вам лекарства дай — вы у меня всех кобелей переманите, мокрохвостки! Вот распялят тебя на рогатинах, наизнанку вывернут — научишься родину любить…
Запертая горлом жидкая каша прорвалась Мухе в рот. Она подставила ладошки ковшиком, чтоб не попало на чистый Светкин пол. Все равно пролилось, конечно.
— Извините великодушно, Светлана Ерофеевна, — Муха прохрипела без дыханья. — Дайте тряпку, я вытру.
Светка умыла пошатывавшейся Мухе лицо. Подтерла пол. Не глядя на нее, буркнула:
— На аборт завтра придешь. Сегодня у меня полковник Орловец.
Муха поблагодарила, шмыгнула за порог.
— Ну-к, назад! — приказала фельдшерица. — Помоги мне, подруженька. Диван хочу переставить. Берись-ка с той стороны…
Диван у Светки в избе — старинный, кожаный, дивизии всей известный. Светка его за собой возила всю войну, и бойцы устали проклинать дубовый катафалк неподъемной тяжести. Однако командование аккуратно при каждой дислокации присылало грузовик и пятерых солдатиков для отгрузки лазарета. Кроме дивана да двух коробок с лекарствами, лазарет составляли три кованых сундука со Светкиным приданым. Фельдшерица тянула поболее всех своих сундуков и косила на оба глаза.
— На себя не тяни, росомаха! — командовала Светка, уперев руки в бока. — Нет, подружка, так у нас с тобой дело не пойдет! Сперва поднять надо. За низ подними. Нагнись, нагнись, не бойся, не велика барыня! Я сама его сколько раз поднимала — жива, как видишь… Э, да ты совсем слабосильная, — и что они в такой дохлятине находят, козлы…
Муха злилась. Рванула диван на себя и стала медленно разгибаться, отодрав громаду от недавно крашенного пола. Кровь ударила в голову, сдавила ей горло.
— Погоди, кривосачка, пособить тебе хочу…
И Светка с размаху плюхнулась посередине скрипнувшего дивана.
Выпучив глаза, не в силах ничего сообразить, Муха удерживала махину на весу еще секунд пять. Привыкла, что на нее надеются и подводить нельзя. В животе у нее что-то вздрогнуло, и колени подогнулись от пронзительной боли. Она упала лицом на диванный валик, роняя диван с развалившейся на нем и хохочущей Светкой на пустой носок своего просторного сапога.
Светка дала Мухе нашатыря понюхать. Отвела в маленькую комнатенку с узким оконцем. Раздела, уложила бережно на кровать с двумя подушками.
— Так-то проще, по-нашенски, без ножа, — приговаривала она уютным удовлетворенным говорком. — Теперь опростаешься враз, двустволка малолетняя. Отдохнешь недельку, пошамаешь офицерский паек. Повезло тебе, что живот слабый, детский еще. Из меня-то уж, верно, и палкой не выколотишь, да вот что-то не везет, второй уж год. Давно бы дома была, в Твери… А ты чего ж не использовала положение свое? Не надоело, значит, за родину сражаться по ночам? Ладно, твое дело. Красивый хоть был-то? Жениться обещал?
Муха кивнула, заплакала.
— Выпей-ка вот спиртику. — Светка сунула Мухе мензурку, подержала ее под голову. — Слушай внимательно. Сейчас ты начнешь немножко помирать. Выкидыш будет — все как положено. Дивану спасибо скажи, в пояс поклонись. Даст Бог, и в госпиталь вести тебя не придется, — она поплевала через плечо, — сама опростаешься начисто. Под кроватью горшок. Но очень уж не терпи, сразу меня зови, если что. Хотя ничего и не должно быть такого, срок ведь маленький. Соски-то у тебя мокнут, течет молоко?
— Течет, — Муха всхлипнула. — Сладенькое…
— Допрыгалась, дура! Ладно, сейчас еще таз тебе принесу…
Муха закрыла глаза. Представила, как маленький в животе у нее цепляется ручками, а удержаться не может. Всплыл в памяти сон с Лукичом-Марксом, но тут же сам собой и закатился за темный край неизвестности, одно только слово и успело выкрикнуться на всю ее пустую от страха голову: ИСКУПИТЕЛЬ!.. КУПИТЕЛЬ!.. ГУБИТЕЛЬ!.. ОБИДЕЛ, ОБИДЕЛ!.. И тишина…
Разбудила ее фельдшерица только на следующее утро. Горшками пустыми под койкой загремела, зазвякала.
— Выкидыш где?! — закричала страшно.
Муха проверила и засмеялась. Как будто в положенный срок, раз в месяц, — капелька алая, одна всего, — и все. В животе разливалось приятное тепло, тело было легким, выспавшимся, здоровым.
— Издеваешься, сучка?! — Светка руки в бока уставила. — Симулянтка! Дизертировать хотела — а сама-то пустая всклень!
— Я-то при чем? — Муха плечами пожала, откинулась на подушку, вздохнула освобождение.
— Ты ж беременная была! Я же видела сама: зеленая вся, и тошнота, и молоко…
— Была, — Муха улыбнулась виновато. — Вся рота знала. Даже весь полк. За версту обходили, как чумную.
— Так где ж он? Я тебя спрашиваю!
— А может, его и не было?
И Муха запела:
— «Не спи, вставай, кудрявая! В цехах звеня…»
— Но ведь было! Было же! — Светка присела на край койки. Задумалась. — Постой-ка, подруга. Может, ложная беременность? В учебнике я читала — бывает такое. Называется — болезнь датской королевы. Была такая одна королева в Дании, бесплодная, очень ребеночка хотела. Ну и вздулся у дуры живот, пустой причем…
— Я не хотела, честно! — Муха даже обиделась. — Наоборот — боялась. Хуже смерти боялась!
— Какая разница теперь-то уж!
Светка откинула с Мухи одеяло, помяла ее белый мягкий живот. Потрогала соски, уже не вздутые, как вчера, а маленькие, девичьи.
— Доброе утро, Маркс Лукич! — Муха про себя пробормотала.
— В рубашке ты родилась, подруга! — Светка закутала Муху, подоткнула одеяло. — Спи дальше, отдыхай. А проснешься — о жизни своей подумай. Удирать тебе надо с фронта — без задних ног. Пока цела. Боженька дважды не милует. Он ведь все твои художества сверху наблюдает, как смерш…
