Эльчин Сафарли - Тысяча и две ночи. Наши на Востоке (сборник)
Первый наш диалог сложился следующим образом:
— БырТырМыр? — спрашивает Памук-ханым.
— А? — не понимаю я.
— БырТырМыр, говорю! — повторяет она.
— А?
— Нэпонымат меня быртырмыр, дэлат быртырмыр нада?
— А?
— Трыдцат, ок?
— Да! — радостно откликнулась я.
Памук-ханым цокнула языком, уверенным жестом отодвинула меня со своего пути и приступила к делу. Через пять минут в моем доме кипела работа, жужжал пылесос, лилась вода и воняло хлоркой. Еще через три часа дом блестел чистыми окнами, вымытыми коврами, а в шкафах аккуратными кучками лежало глаженое белье.
Памук-ханым глуха на одно ухо и обладает совершенно особенным турецким, я ее почти не понимаю, а мой басурманский муж не понимает вообще. Поскольку видимся мы очень редко, a телефонное общение у нас складывается на пример приведенного выше диалога, то она пишет мне записки. Пишет коряво, дня два мы с хасбандом гадаем, что именно она от нас хочет, в конце концов оставляем эту затею и ничего ей не отвечаем. Она не обижается и снова пишет.
А еще у нее есть традиция: в каждый свой приход она обязательно что-нибудь ломает или разбивает. Пугается и звонит мне на работу.
— Але, — орет она в трубку. — Але! Я тут это самое, такое круглое, нет, квадратное, нет, прямоугольное или это было треугольное… неважно, разбила, сломала, уронила и выкинула.
И, не дождавшись моего ответа, кладет трубку. Иногда я даже не знаю, что именно круглое, квадратное, прямоугольное или треугольное она выкинула. Приходится только догадываться.
Все случайно найденные в нашем доме деньги: выстиранные, упавшие под диван, деньги о которых мы благополучно забыли и никогда бы не хватились, она соберет вплоть до копеечки и подпишет корявыми буковками, в каком кармане, под каким креслом нашлись эти сокровища.
Когда у нас Памук-ханым, наш дом надежно защищен. Однажды утром я забыла рабочий договор домa и мне пришлось за ним возвращаться. Ключи от входной двери остались в сумке, сумка в машине. Звоню в домофон.
— Тырбыр че надо? — громогласно спрашивает домофон голосом Памук-ханым.
— Дверь откройте. Это я, — отвечаю.
— Тырбыр нет никого иди отсюда, — сообщает домофон.
— А? — традиционно теряюсь я.
— Иди-иди, все ушли на работу! — заявляет домофон.
— ЭТО Я! Откройте мне дверь, я кое-что забыла! — ору изо всех сил.
— НЕТ! Тырбыр. НЕ ОТКРОЮ! Тырбыр. ХОЗЯЕВ НЕТ! Тырбыр.
Понимая, что убедить Памук-ханым не получится, бегу к машине за ключами. Беру ключи, открываю дверь в подъезд.
— Эй, тырбыр, кто там, ну-ка иди отсюда! — орет сверху моя уборщица.
— Осподя, да я это, не вопи! — бормочу себе под нос.
Увидeв меня, Памук-ханым расплывается в улыбке и радостно начинает тырбыреть, рассказывает, как только что защитила дом от посягательств неизвестных проходимцев. Я киваю, благодарно улыбаясь.
Так и живем, улыбаясь, в этой прелестной, но такой странной Басурмании.
ИСМАИЛ ИМАНОВ
Не знаю, не помню
Ранним утром центр города живет совсем другой жизнью.
Еще сонный и вялый, город только просыпается. На улицах мало людей, они молчаливы и деловиты. Дети спешат в школу, другие, подобно мне, идут на работу. Центр еще не заняли праздные гуляющие, шум еще не захватил каждый уголок Торговой и площади Фонтанов.
В подвальный продуктовый спускается толстый мужчина, он тоже идет на работу. Раньше там работал другой, похожий на Гоголя, продавец, но он давно уехал в Москву на заработки.
Навстречу мне гордо вышагивает Чина — городской сумасшедший, которого все знают. Он гладко выбрит и причесан, ничего не выдает в нем безумия, только на ногах разная обувь. На левой ноге — коричневая сандалия, на правой — такого же цвета башмак. Цветовая гамма соблюдена.
Я прохожу мимо людей, пытаюсь понять, кто они и куда идут.
На улице Самеда Вургуна совсем нет машин, я перехожу дорогу, игнорируя подземный переход.
Открываются магазины, не все, большая часть откроется после десяти.
А на проспекте Бюль-Бюля уже интенсивное движение, на углу улицы Толстого, как всегда, пробка. Где-то недалеко раздаются звуки строительных работ.
Баку ожил. Мой город, красивый и уродливый. Город, который я люблю и ненавижу одновременно.
* * *
Мне тридцать пять лет, и у меня нет детей.
В этой немного нелогичной и бессвязной фразе последние десять лет моей жизни.
Медицинский период нашего брака мы уже давно прошли. Мы лечились и в Баку, и за пределами страны, но на самом деле мы абсолютно здоровы, а диагноз звучит как бесплодие неясного происхождения. Просто ничего не получается. Такое бывает.
Нам тридцать пять лет, и у нас нет детей.
Мы давно привыкли к этому. Мы почти перестали общаться со старыми друзьями, которые давно стали родителями. Стало меньше общих тем для разговоров, а мать моего лучшего друга боится моего сглаза и опасается за внука.
Я устал от тостов за детей на семейных или дружеских посиделках. «А у кого нет, тем желаем поскорей их завести». Заводят собак.
Я устал от бестактных замечаний старых знакомых или каких-нибудь одноклассников. «Как нет детей?» Когда-то я еще врал про семейное планирование и прочую дребедень. Сейчас я просто устал.
Мне тридцать пять лет, и у меня нет детей.
В этой нелогичной фразе двенадцать лет нашего брака, желание и способность иметь детей, усталость и разочарование от невозможности. Все привыкли. Друзья, родственники, наши родители. Моя мать. Ей хватит и троих внуков, детей дочери и младшего сына, слишком мало любви останется для четвертого внука.
Мы сами. Мы привыкли. Нет, я не буду писать про топот детских ножек в квартире, не нужно этой пошлости. И не надо мне рассказывать про домашнюю обувь, принесенную мне дочерью. Мои домашники всегда в коридоре.
Иногда она плачет по ночам. Я делаю вид, что сплю и ничего не слышу. Она не любит, когда я вижу ее слезы.
В остальном все хорошо. Мы — прекрасная пара, успешные и состоявшиеся люди.
Нам тридцать пять лет, и у нас нет детей. Такое бывает.
* * *
В отсутствии детей есть много плюсов.
Берем в руки лист бумаги и карандаш, будем записывать по пунктам. Поехали.
Пункт первый. Работа.
С этими словами я поднимаюсь из-за широкого стола, обхожу свой рабочий кабинет и встаю перед высоким, от пола, окном. Отсюда, с высоты шестнадцати этажей, открывается прекрасный вид на город. Отсюда Баку не кажется таким шумным и пыльным.
