Маша Трауб - Продается дом с дедушкой
Игорь шел знакомой дорогой и опять по привычке удивлялся: еще на автобусной остановке он запахивал ворот, жалея, что не надел свитер, но всего несколько шагов – и наваливалась тягучая жара, но не изнуряющая, а мягкая, сонная. За заборами в окнах домов горели люстры под абажурами, люди сидели за круглыми столами – Игорь никогда не видел за окнами именно круглых столов, но отчего-то решил для себя, что они непременно должны иметь такую форму. Ну, или овальные, в крайнем случае. Но никак не квадратные, обыденные, «пролетарские», как он их обозначал для себя.
Игорь шел и представлял себя за таким круглым столом под лампой-абажуром, непременно с длинными кистями, чтобы свисали почти до стола, и злился, завидовал, ненавидел. На дороге разыскивал камень и пинал его до самого дома Комаровского. Пинал со злостью. Камень отлетал в чужие ворота, отдаваясь гулким звуком. Игорь, как маленький, ускорял шаг, чтобы не подумали на него. В некоторых домах начинали лаять собаки, в иных отворялись калитки, из которых выходили женщины в шалях и строго спрашивали в пустоту: «Кто там?»
Иногда Игорь залихватски кричал в ответ: «Свои!» – и пускался наутек. Нет, ну умеют же устраиваться эти художники – тут и роддом, и магазин, где всегда есть колбаса. Живешь себе, цветочками любуешься, а захочешь в город выехать – так пожалуйста, неспешная и неутомительная прогулка – и ты уже в метро. Пиши свои пейзажи – не хочу!
Игорь часто представлял себе, как выходит утром во двор. Нет, сначала на холодную, промерзлую с ночи кухню. Варит кофе на электрической конфорке, курит на свежем воздухе и выбрасывает бычок в консервную банку. Нет, лучше пуляет окурок на чужой участок, прямо в рассаду. И садится писать, творить. Смотрит в окно, и там дети качаются на качелях, а жена колдует над рассадой. И можно выпить прямо с утра. Потому как грех не выпить в такой обстановке. А после обеда – сон, непременный, обязательный, восстанавливающий. Вечером – ужин, чай, гости. Все приедут, никто не откажется. Жена пирог с капустой испечет – большой, на противень, с румяной корочкой. Как же без пирога в такой обстановке? Или ватрушки. Ватрушки тоже хороши. Ну и почему все это досталось Комаровскому, а не ему? За какие такие заслуги?
Сейчас Игорь шел и по привычке пинал камень, но без особого рвения и удовольствия. На душе было муторно, как бывает от дурного предчувствия. Хотя предчувствие – это миф, щедро описанный в литературе. Нет никакого предчувствия, не бывает. Это уж он знает точно, наверняка. Но отчего-то хочется считать, что да, чувствовал, были знаки, предзнаменования, ощущения. И не послушался или, наоборот, послушался. Читатели любят про предчувствия.
Да чушь собачья! Нет, ничего нет. Никаких эмоций. Когда что-то случается с близкими, ничего не екает, не дергает. Есть только одно чувство – почему именно сейчас, в самый неподходящий момент? Нельзя на день позже? Или на два? Или на неделю раньше? И что теперь делать? Ну, в самом деле, нельзя же сразу столько взваливать! Да, есть только одно чувство – раздражение. От несвоевременности трагедии. А все эти причитания – у меня был вещий сон, сердце будто остановилось в тот момент – слова, не более. Глупые, пошлые, бессмысленные слова.
Игорь присел на колченогую лавочку, кем-то когда-то вкопанную в землю и уже осевшую, врывшуюся, окопавшуюся. Отличные лавочки, надо признать. Сиди и любуйся природой, кошкой, которая выскочила из кустов. «Как ошпаренная», – подумал Игорь и немедленно отказался от такого определения. Заезжено. И почему именно ошпаренная? На нее кипяток вылили? Тогда бы она не смогла бежать, а умерла бы сразу. Или почти сразу. Ладно, вот сейчас он покурит и пойдет дальше. И что скажет Сашке? «Привет, старик. Что случилось? Куда пропал?» Но ведь это он, Игорь, вроде как пропал. У него был сердечный приступ. Он в больнице лежал. Так что это Сашка должен был к нему топать, апельсины приносить. А если Надежда встретит, а Сашки нет дома? Ох, только бы не нарваться на нее. Вот ведь стерва! Нет, все равно надо зайти. Чтобы совесть потом не мучила. Да, наверняка у него все нормально – у таких, как он, всегда все нормально. Везунчик. Нехорошее слово, но Сашке подходит – ему все само на голову падает.
Или с ним что-то случилось? Может, заболел? Так у него жена есть. Такая полгорода на уши поставит, лучших врачей найдет. Даже если Сашка заболел, то сейчас прохлаждается в лучшей больнице с персональной медсестрой. Там же еще тесть влиятельный. А может, тесть Сашке другую работу нашел? Сказал: хватит баловаться бумагомарательством, займись настоящим делом. И сидит теперь Сашка в хорошем месте, в костюме, бумажки перекладывает. Или научные статьи пишет. Может, за диссертацию взялся? Ведь собирался. Конечно, Надежде прилично иметь мужа – кандидата или доктора наук, а не просто молодого, пусть и талантливого писателя. Талант, он так – пшик, а степень корочкой подтверждена: вот, полюбуйтесь! Звучит солидно. Да, тут одно раздолье работать – сиди, кропай свой диссер. Сашка ведь сам об этом мечтал, еще в институте. Очень хотел защититься.
Игорь решил, что зря поехал к Сашке. Но все же заставил себя встать и подойти к дому. Позвонил в дверь. Никто не ответил. Постучал. Игорь уже было развернулся, чтобы уйти, но хозяин открыл дверь.
– А, это ты, привет, проходи. – Комаровский даже не удивился.
Сашка был вроде бы тот же, но совсем на себя не похож. Игорь смотрел на друга детства, которого знал как облупленного, и никак не мог понять, в чем дело. Ходит, трезвый, но другой. Не Сашка. Похудел, зараза, что ему очень шло. Игорь, склонный к полноте, с детства завидовал поджарому Сашке, который и стометровку бегал лучше всех, и подтягивался на турнике больше всех. Игорь висел сосиской и едва дотягивал два раза. Да, ну конечно, Сашка поседел. На висках. Странно, ведь они еще молодые. Но даже седина ему шла, придавала значительности, солидности, веса, что ли.
– Ты куда пропал? – спросил Игорь небрежно, даже весело.
– Я? Нет. Я здесь. Почти все время, – ответил серьезно Сашка. – Чай будешь?
– А покрепче… ничего? – Игорь все еще пытался шутить.
– Была водка где-то. Поискать? – Комаровский отставил чайные чашки и открыл дверцу шкафа.
– Да нет, давай чаю. Ты вообще как? – Игорь видел, что Сашка совсем другой, не тот Комаровский. Значит, что-то точно случилось. – Про тебя никто ничего не говорит. Я был у Аркадия Леонидовича. Он болтает, болтает, а по делу – ничего. Сказал, что у тебя проблемы, так я сразу к тебе. Я бы и раньше приехал, но у меня сердце, приступ был. В больнице лежал. Так что сам понимаешь. До сих пор не очень… Но я как узнал, так сразу к тебе. Что у тебя? Руки-ноги вроде целы. У меня вот сердце… Врач сказал, беречь себя, не растрачивать. Ну и режим, все такое. Я гулять стал. Представляешь? С детьми на детскую площадку хожу. Но это хорошо, полезно.
