Ханс Кайлсон - Смерть моего врага
— Можешь говорить спокойно, здесь все свои, не так ли?
При этом он посмотрел на девушку, которая медленно и одобрительно кивнула, и на Брата, который неподвижно сидел на своем месте, не подавая никаких знаков.
— Я люблю слушать интересные истории, — сказал я, чтобы снять напряжение. — Надеюсь, что ваша история достаточно интересна. По-моему, вы совершили убийство.
Все рассмеялись, даже Брат странно скривил рот, потом встал и снова налил виски Атлету и Угрюмому.
— И мне, — сказал Младший.
Я поблагодарил и отказался.
— Нет, не убийство, — сказал Младший. — Но то, что было со мной, имеет отношение к смерти, могилам и надгробиям. И к стене, куда вмурованы осколки стекла, чтобы никто через нее не перелез.
Лицо Угрюмого вдруг перекосилось, жестокость, подлость, скрытые под суровостью черт, выступили резче. Он круто развернулся на своем месте и, обращаясь к Атлету, сказал торопливо и раздраженно:
— Я об этом не знал. Пусть расскажет? Как ты считаешь?
— Конечно, пусть расскажет, — был ответ. — Я согласен.
Угрюмый помедлил, еще раз повернулся и сказал Младшему:
— Уж не собираешься ли ты рассказать, что ты?..
— Вот именно, — перебил его Младший. — Именно что собираюсь рассказать. Гробы и надгробия не лежат в универмаге или на танцплощадке. Это было настоящее кладбище.
— Черт возьми, — сказал Угрюмый.
— Если не веришь, спроси его, — сказал Младший, указывая на Атлета.
— Ты там был?
— Нет, не был, но я знал об этом деле.
Он добродушно рассмеялся.
— Он меня туда привел, — сказал Младший. — Один из участников не пришел, испугался, сестра у него неожиданно заимела ребенка, он должен был помочь ей пережить позор. Во всяком случае, меня взяли, — добавил он с ребяческим зазнайством.
— Может, лучше не рассказывать сейчас эту историю? — решительно сказал Угрюмый.
— Не рассказывать? Слушай, сначала ты меня заводишь, а как дошло до дела, то вдруг тормозишь.
Его тщеславие было уязвлено, он твердо намеревался рассказать.
— И все-таки я считаю, лучше ты расскажешь ее в другой раз, — стоял на своем Угрюмый.
— Дайте ему рассказать, — сказал я, не раздумывая.
Во мне поднимался безумный страх, и я должен был говорить, произносить слова, чтобы преодолеть его.
— Почему ты не даешь ему сказать? С чего бы вдруг? — спросил Брат.
— Потому что думаю, что эта история — только для мужчин, — сказал Угрюмый.
— Ах так, — сказал Атлет. — Только, значит, для мужчин. Прекрасно, мне-то что. Понимаю, некоторые анекдоты нельзя рассказывать в женском обществе. Но разве женщины не умирают, не стареют, не дурнеют, их не кладут в гроб и не хоронят? — обратился он к Брату. — Так может он рассказать или нет?
— Не знаю, — безучастно ответил тот. — Спроси ее сам!
— Скажи сама, хочешь послушать эту историю? — сказал Младший девушке. — Давай решай, ты хочешь, можешь слушать?
Что она скажет, как решит, думал я, положит ли конец этому омерзительному кривлянию? Я надеялся, что так она и сделает, решительно объявив, что она думает об истории, которую он собрался нам рассказать.
— До сих пор вы не спрашивали меня, хочу ли я слышать ваши истории, — сказала она. — Почему же сегодня спрашиваете?
— Хочешь слушать? — спросил Младший. — Да или нет?
— Могу посидеть в соседней комнате, если вы не хотите, чтобы я ее слушала.
— Нет, — сказал Младший. — Никто не собирается выживать тебя в соседнюю комнату. В конце концов это твоя комната.
— Или сами перейдите туда, а я останусь здесь, — сказала она невозмутимо.
Такую выдержку не часто встретишь.
— Нет, мы и этого не хотим, — сказал Атлет. — Это было бы невежливо. Ты такая гостеприимная хозяйка.
— Тогда придется всем остаться здесь. И вам решать, хотите вы слушать или нет!
— Дело не в нас, — слегка раздраженно сказал Угрюмый. — Вопрос в том, хочешь ли этого ты!
— Говорю же, я не знаю, о чем он хочет рассказать. Как же я могу сказать заранее, могу я слушать эту историю или нет?
— Хорошо, пусть тогда сегодня он не рассказывает, поговорим о чем-нибудь другом, подходящем для всех, а эту историю оставим на потом.
— Жаль, — сказал Младший, — я как раз собирался начать, прямо вижу перед собой, как все происходило, у меня самое подходящее настроение для рассказа.
— Вам решать, — сказала она. — Меня в расчет не принимайте.
— По-моему тоже, не нужно тебе ничего рассказывать, — сказал Атлет. — Я хорошо себе представляю, как все было.
— А ваше мнение? — вдруг обратился ко мне Угрюмый.
Я не участвовал в этой нелепой перепалке, где каждый, кроме Угрюмого и Младшего, говорил прямо противоположное тому, что думал и чувствовал. Мне казалось, что обо мне забыли. В конце концов, мне было все равно, расскажет он свою историю или нет, потому что я знал, что речь идет о кладбище, где мы хороним своих мертвых. Они разорили кладбище, все они, кто сидел здесь, даже если это сделал только один из них. Заданный вопрос был мне очень кстати. Что еще тут было скрывать? И я с ожесточенным упрямством и решительностью, удивившей меня самого, сказал:
— Хотелось бы послушать!
Младший вздохнул с облегчением.
— Хорошо, — сказал Угрюмый, затеявший обсуждение вопроса. — Валяй, рассказывай!
— Рассказывай, — сердито огрызнулся Младший. — Как будто это так просто, если ты только начал, а тебя ни с того ни с сего заткнули. Оборвали нить. Я не водопровод, повернул кран — и готово, история польется сама собой.
— Ты же еще не начинал, — сказал Атлет. — Пожалуйста, соберись и рассказывай, сколько можно ждать!
— Но я и собирался начать, совсем уже завелся.
— Ты болтал что-то о могилах, смерти, о стене, утыканной осколками стекла, — сказал Угрюмый. — И каждому было понятно, что ты хотел сказать. Может, не надо уточнять? У нас хватит фантазии вообразить, о чем речь. И каждый сможет слушать твой рассказ, не испытывая рези в животе.
— С чего бы ей взяться, рези в животе? — возразил Младший. — У меня там не было никакой рези. А ведь я сначала не знал, в чем дело. Кто-то не пришел на дежурство, и меня спросили, хочу ли я разок показать, чего стою. Ладно, говорю, скажите мне, что надо сделать, и я сделаю. Ступай, говорят, к тому-то и тому-то, лучше я не буду называть имен, чтобы не уточнять, ступай, значит, к тому-то и тому-то, и тебе скажут, что делать дальше.
— Сколько вас было? — перебил его Угрюмый.
— Со мной пятеро.
— Глупо, — сказал Угрюмый. — Это слишком много, только повышает риск.
— Дай же мне рассказать. Ну вот, я иду к уполномоченному и говорю…
— Ты его знал?
— Нет!
— У тебя было удостоверение?
— У меня оно есть, но при мне не было.
Угрюмый поглядел через плечо на Атлета и сказал вполголоса, но так, что мне было слышно каждое слово:
— Невероятно, ошибка на ошибке. Он не прошел инструктаж, прежде чем начать. Он мог оказаться шпионом, это никуда не годится!
Атлет только молча кивнул в сторону Младшего, которого постоянные вопросы выводили из себя.
— Если будете все время перебивать, — заявил тот, донельзя раздраженный, — не буду рассказывать!
— Не дури, нам нужно было только по-быстрому кое-что обсудить. Вы наделали ошибок, грубых ошибок, представь, все могло пойти вкривь и вкось.
— Это не моя вина, — сказал Младший.
— А ты соображай. Если уж тебя избрали для такой важной акции, нужно соображать головой, это твой первый долг. Рассказывай дальше!
— Ну вот. Я ему говорю, что пришел вместо… ну, того, который не явился. Я уже сказал вам, что лучше не называть имен. Знаю, отвечает уполномоченный и смотрит на меня, как на экзамене. Слышал про тебя. Удостоверение при тебе?
— То-то, — с облегчением сказал Угрюмый.
— Чепуха, — сказал Младший. — Сущая чепуха, удостоверение тоже можно подделать.
— Это верно, — сказал Угрюмый и махнул рукой, словно хотел сказать: бывает, это нужно учитывать. — И что он сделал, когда ты не предъявил удостоверения?
— Он поступил намного разумнее. Позвонил ему, — сказал Младший, указывая пальцем на Атлета.
— Это в самом деле разумно, — сказал Брат, раскачиваясь на своем стуле.
Младший продолжил:
— Через минуту он вернулся, сказал, что все в порядке, так что сегодня вечером, в семь, Южный вокзал, выход на второй путь, и имей в виду, ты никого не знаешь, понятно?
Южный вокзал, подумал я, куда же они ездили делать свое черное дело?
— Прихожу на Южный вокзал ровно в семь, у второго выхода толпа народу. Я стою, как водится, осматриваюсь, а там, среди пассажиров, стоят трое, которых я уже видел раньше, и делают вид, что не знакомы друг с другом. Они не кучковались, нет, они рассыпались в толпе, а то вы опять подумаете, что мы наделали ошибок, но никаких ошибок мы не наделали, ни единой за весь вечер, насколько я в этом разбираюсь. Я чуть было не кинулся к ним, но потом передумал. Мы ехали порознь в поезде на Л.
![Карочка - [email protected] - Наследники](/uploads/posts/books/no-image.jpg)