Наталия Роллечек - Избранницы
— Нам бумаги не нужны, — попятилась наша воспитательница, пряча руки в рукава рясы.
— Это плохо. Для успокоения совести сестра должна знать, с кем разговаривает. Иначе каждый мошенник мог бы выдавать себя за врача.
— Те и другие перед лицом бога являются детьми, которые без нужды вмешиваются в то, что он им ниспосылает…
— Прошу прощения, — быстро вставил гость. — Что сестра изволила сказать? Я недопонял.
— Я сказала, — щеки монахини зарделись, — что разум человеческий не должен переоценивать своего значения в связи с существованием милосердия божьего.
— Я, сестра, уважаю вашу веру, однако пришел сюда не для того, чтобы консультироваться в этой области, а лишь для того, чтобы оказать врачебную помощь девочкам, которые в ней нуждаются.
Опущенные дотоле глаза монахини уставились на врача. В выражении ее лица можно было прочесть высокомерие и страстную убежденность в своей правоте.
— Если бы и в самом деле была такая необходимость, то разве мы, которым поручена забота о них, не знали бы об этом?
Врач кашлянул. По выражению его лица мы видели, что он рассержен и в то же время ему хочется смеяться.
— Прошу прощения. Я нахожусь здесь в течение получаса, но уже имею достаточно полное представление о санитарном состоянии вашего учреждения. У сестры, как я вижу, сахарная болезнь, а между тем диета, по всей видимости, не соблюдается.
Монахиня вспыхнула, словно врач застал ее голой.
— У вас тут рассадник микробов, — ворчливо продолжал он, оглядываясь по сторонам. — Плесень, сырость…
— Суждения светских людей ошибочны, — прервала его сестра Алоиза, набираясь смелости. — Неужели доктор считает, что бог, помнящий о самых крохотных созданиях, может забыть о сиротах, кормильцем и опекуном которых он является?
Врач пожал плечами.
— Думается мне, что вы обременяете бога слишком многочисленными обязанностями.
— Бог хочет служить нам!
— Однако ведь даже в евангелии не сказано, что бог должен быть аптекой.
— О, наоборот! — Монахиня устремила на незваного гостя взгляд, полный огня. — Бог является всем для тех, кто ему доверяет. И лишь робость, малодушие, недостаток любви вынуждает нас не видеть этого.
— Раз уж приходится нам пользоваться такими аргументами, так, значит, и самаритянин вместо того, чтобы перевязать раны искалеченного разбойниками человека, должен был преподнести ему моральные поучения и уехать.
Пораженная собственным оружием, монахиня умолкла.
— Например, этот кашель, — продолжал врач, кивнув в сторону двери, из-за которой был слышен Сташкин кашель, — типичен для острого бронхита. Если, по вашему мнению, бог является аптекой для тех, кто ему доверяет, приходится жалеть, что он не послал сюда сиропа, чтобы предупредить бронхит. Не я, а сестра должна помнить, что, как сказано в евангелии, Христос вылечил дочку Иаира, больного юношу и других, вместо того, чтобы отсылать больных на небо, как это делают ваши монастыри.
— Мы знаем, когда применять лекарства. Знаем также, что злоупотребление ими приносит больше вреда, чем пользы. Дети, которые кашляют, получают у нас сироп "Фамела".
Врач усмехнулся с недоверием, монахиня снова покраснела и, повернувшись в сторону трапезной, громко крикнула:
— Казя, сходи в кладовую и принеси сюда сироп "Фамела"!
Казя побежала в кладовую, где под ступенями лестницы с незапамятных времен лежало несколько десятков плоских бутылочек с сиропом.
Поскольку она долго не возвращалась, сестра Алоиза отправила за нею Леоську. Через минуту вернулись обе.
— Нет там ни одной бутылки.
— Не может быть!
Ироническая усмешка не сходила с лица доктора.
— Может, поискать на чердаке? — неуверенно предложила Казя.
— Случайно, не эти ли бутылки вы разыскиваете? — спросил врач, вынимая из кармана плоскую бутылку.
Бутылка перешла в руки монахини, а от нее — к нам и начала свое путешествие от одной воспитанницы к другой. Мы готовы были поклясться, что она ведет свое происхождение из кладовки под нашей лестницей. Вместо этикетки сиропа "Фамела" на одной стороне бутылки был приклеен маленький образок божьей матери, а на другой прилеплена бумажка с чернильной надписью: "Лурдская вода".
— Сестра позволит мне сохранить эту бутылку как яркий пример результатов вашей воспитательной системы, — с удовлетворением сказал врач и взял из рук Аниельки бутылку.
— На основании чего пан может предполагать, что это именно из нашего учреждения?
— Я ничего не предполагаю. Я говорю только то, о чем знаю и в чем твердо уверен. Одна из моих пациенток похвасталась как-то, что купила на базаре настоящую святую воду из Лурда и делает из нее себе компрессы. Пошел я на базар. Среди возов и торговок крутилась девчонка. Среднего роста, горбатая. Продавала эти вот фляжки — по злотому за штуку — и клялась всеми святыми, что воду привезли сестры из самого Лурда. Когда я пригрозил ей полицией, девчонка призналась, что она — воспитанница вашего приюта…
Сестра Алоиза едва не упала в обморок. Не обращая внимания на угрожающую бледность, покрывшую лицо монахини, и указывая рукою в сторону малышек, которые устремили свои взгляды на монахиню, Шайтан безжалостно продолжал:
— Если эти младенцы должны угодить на небо, то советовал бы почаще применять гребень. Одного вашего приюта достаточно для того, чтобы все ангелы начали чесаться. Святость требует значительно больше воды и мыла, чем это представляется монахиням. Я сюда еще приду. До свидания!
И он ушел. При виде подергивающихся у сестры Алоизы щек все сироты трусливо разбежались. Одна Зоська не успела удрать.
Сестра Алоиза схватила ее за руку, отвела в хлев и там заперла. Когда монахини отправились по кельям, мы пытались освободить Зоську; подбадривали ее громкими криками через замочную скважину, призывали ничего не бояться и, возбужденные, чего-то ожидающие, слонялись по всему приюту.
Вечером монахиня-воспитательница появилась в трапезной с большущими ножницами в руках.
— Теперь сестра Алоиза поотрезает малышам головы — и со вшами будет все покончено, — громко сострила я.
Малышки подняли рев; монахиня выгнала меня из трапезной.
— Всем малышам построиться шеренгами, лицом к буфету!
Настороженные, они неохотно выполнили приказ. Идя от одной к другой, сестра Алоиза несколькими взмахами огромных ножниц освобождала головы малышек от волос. Через час из-за стола виднелось несколько голых голов-кочерыжек, а светлые и темные космы полыхали в печи. Это было величайшим достижением медицины и прогресса за всю историю нашего приюта.
Сестра Алоиза, которая вновь обрела душевное равновесие и самообладание, говорила с улыбкой сестре Юзефе:
— У меня давно уже было намерение сделать это. И если я не спешила, то лишь потому, что девчушкам так к лицу были косички. Теперь же они не смогут завязывать банты.
Доктор не вызвал у нас симпатии. Слишком грубо и бесцеремонно обнажил он нашу бедность и темноту, которую мы всячески старались скрыть от посторонних. Зоську, после ее возвращения из хлева, мы приветствовали с горячим сочувствием: она клялась и божилась, что заработанные на "Лурдской воде" пять злотых отдала нам и только один злотый проела.
— Этот доктор, — рассказывала она, — схватил меня, стал трясти и кричал на весь базар: "Ты маленькая мошенница! Ты осмеливаешься брать злотувку за несколько капель воды! А знаешь ли ты, что я бесплатно оказываю беднякам врачебную помощь? Отправить бы тебя в исправительный дом!". Он совсем ни за что меня изругал! Первые бутылочки я продавала по пятьдесят грошей[23] за штуку. Но как я могла сказать ему это, когда он так тряс меня и грозился полицией? — Зоська утерла слезы. — Только после того, как у меня вытащили из кармана все деньги, я начала продавать дороже. А разве я потрудилась меньше доктора? Каждую бутылку должна была отмывать от сиропа щелочью, пришлось сдирать этикетку, подгонять новые пробки. Потом я принесла освященной воды из ризницы и влила ее в бочку с дождевой водою. Выпросила у сестры Романы лоскуток от рясы святой Терезы, чтобы потереть им каждую бутылку. Затем мне пришлось разлить воду из бочки по бутылкам, наклеить святые образки и бумажки с надписью: "Лурдская вода". А на базаре мне тоже пришлось несладко. Все время оглядывайся, не стоит ли поблизости какая-нибудь монахиня или ксендз; укрывайся от сторожей и смотри, чтобы тебя не обокрали. А такому вот доктору, который сидит в теплом кабинете и ничего не делает — только пишет рецепты да берет деньги, — хорошо грозить полицией!
— А зачем тебе понадобилось проделать эти штучки с вливанием освященной воды в бочку и потиранием бутылок рясой святой Терезы? — спросили мы, удивленные таким настоящим трудовым вкладом в заведомо жульническое дело.
