Светлана Борминская - Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер
Все это я вспомнила ночью в темноте и, закрыв голову руками, попыталась уснуть. И уснула, несмотря на страшный дождь за окном. В моем сне кто-то тоненько стонал, настолько тоненько, будто это не человек, а какое-то нещадно мучимое животное.
– А-а-а-а-а-а!
Внезапно я дико испугалась, потому что стон прекратился, и я проснулась, как самый натуральный параноик, – от тишины, которая пробирала до самых костей... В камере было просто невероятно тихо, лишь дыхание сокамерниц слышалось с каждой из коек... «Все нормально», – вздохнула я с облегчением. Напротив спала учительница химии Сороконожкина на втором ярусе, как и я. Привстав, я какое-то время смотрела на нее, мне вдруг показалось, что она спит с открытыми глазами, а ее зрачки отражают красноватый блеск дежурной лампочки.
Я позвала шепотом:
– Августа, слышь? Августа!
В темноте на подушке Августы лежал ее длинный... В общем, мне почудилось, что на подушке лежит ее язык, ненормально высунутый изо рта. И меня замутило. Что я сделала потом? Признаюсь, я весьма малодушно спрятала голову под подушку, повернулась к стене и, зажав уши руками, заснула через очень небольшое время, буквально в течение пяти минут. Да, я провалилась в спасительный сон самым позорнейшим образом, потому что испугалась, что Августа Сороконожкина... мертва.
«Почему для одних жизнь, а для других хроника упущенных возможностей?» – вспомнила я крик Августы Владимировны, когда она сцепилась в ИВС с сокамерницами.
Утром, когда после побудки смерть Сороконожкиной была зафиксирована, нас допросили, детально обследовав руки и физиономии, и на этом вроде бы все закончилось...
Вопросы по существу
За две недели моего заключения я стала другим человеком, старающимся ни во что не вмешиваться ни словом, ни даже взглядом. Куда только делась моя разговорчивость, которая изрядно портила мне жизнь на воле в течение сорока лет, иногда думала я. Еще я поняла, что меня не тронула смерть Августы Сороконожкиной, и мне было, по большому счету, все равно, умерла ли она самостоятельно или кто-то из моих сокамерниц придушил ее подушкой во время сна... То есть я начала деградировать, вдруг дошло до меня.
Такой вот печальный вывод!
Тем утром, когда выносили труп Сороконожкиной из камеры, я думала лишь о том, что моя собственная жизнь находится очень глубоко внизу, причем уже за той гранью, где я не могу сама себе помочь. То есть я вдруг окончательно поняла всю безнадежность своего положения.
В те минуты я еще не знала, что к улице Заморенова приближается похожий на сухую мозоль, в костюме и при галстуке, человек. Он покурил у входа в следственный изолятор, толкнул неподъемную дверь и вошел. Ему быстро выписали служебный пропуск и впустили внутрь.
– Мерзость запустения, – бормотал он, предъявляя пропуск сотруднику ГУИН.
Он произнес всего два слова, но его чисто выбритые щеки тряслись так, словно он ругался уже половину дня.
Меня вызвали из камеры в обычное время.
Когда я вошла в знакомый кабинет, у окна стоял низенький лысый тип, одетый в мешковатый старомодный костюм, и приторно мне улыбался.
«Чего лыбишься, ханжа?» – разозлилась я.
В течение секунды улыбка сползла с лица типа, и само лицо вытянулось до воротника, словно он телепатически уловил мои мысли и не на шутку обиделся.
«Хитрейший интриган и, кажется, еврей... Черт, ну, что ему нужно от меня?» – подумалось до кучи. А что думал обо мне тип с яйцеголовым черепом, один боженька Яхве знает.
– Эмир Варшавер, – представился он, и у меня зачесалось в ушах от его шепелявого голоса. – Ваш адвокат, – добавил он. – Я ваш адвокат с этого часа, Светлана Михайловна, – повторил он и улыбнулся. – Эмир имя, а Варшавер фамилия, – зачем-то педантично сообщил он.
«За обаятельной улыбкой часто скрывается черт знает что, уж я-то знаю...» – уныло вспомнила я, а вслух произнесла:
– У меня, знаете ли, уже есть адвокат, тупая, как корзинка.
Да, прямо так и сказала, несказанно удивившись пришествию третьего адвоката, который был абсолютно не похож на предыдущих двух. И не знала, то ли радоваться мне, то ли сокрушаться теперь...
– А ну-ка, рассказывайте, – тип присел и закинул ногу на ногу, – что у вас тут произошло интересного.
– Рассказать? – переспросила я. – Прочитайте лучше дело, там все написано...
Тип молча шевелил губами, разглядывая меня, и я, устав молчать, рассказала все, что произошло со мной за последние три месяца со скоростью морзянки. Варшавер кивал и время от времени делал пометки в электронной записной книжке.
Я вытянула шею – на крошечном мониторе записной книжки... скакали какие-то зайцы!
– У вас все равно ничего не выйдет, – сердито буркнула я.
– Посмотрим. – И адвокат с ушлым видом убрал записную книжку в карман. – Знаете, я часто вижу людей, у которых вроде бы нет ни одного шанса, но почти любой человек всегда выбирается из ямы и, как правило, еще схватит пару жизненных звезд у судьбы.
– Вашими бы устами, – кивнула я. – Скажите, а кто вас нанял? Моя дочь? Ведь вы не бесплатный адвокат!
Адвокат, крякнув, встал и прошелся к окну и обратно, как-то странно приседая... И я вдруг поняла, что он не очень-то здоров... И еще я почувствовала, что ему зачем-то было надо, чтобы я поняла про нездоровье, и что он – старик.
– Я прочел ваше дело, оно должно развалиться в самое ближайшее время на первом судебном заседании, – помолчав, сказал Варшавер. – Только не спешите радоваться...
– А я радуюсь? – возмутилась я. – Я всего лишь хочу узнать, кто вас нанял!
– А вот мышиный писк тут неуместен, – проворчал адвокат. – Сейчас нам надо поговорить о том, как вы будете вести себя в суде. Вас вчера уже предупредили, что следствие закончено?
Я тяжело вздохнула.
– Не помню такого...
Адвокат помолчал, потирая руки.
– Значит, вам сегодня, скорее всего, предъявят обвинительное заключение и дадут пару дней на ознакомление с делом. Прошу вас не затягивать процесс и читать быстро. Потом ваше дело направят в суд и назначат дату предварительного судебного заседания. Как только я узнаю эту дату, то сразу же сообщу вам. Вам все понятно? Но имейте в виду, при самом удачном раскладе судебное заседание состоится не раньше чем через неделю.
– Так вы мне скажете, наконец, вас наняла моя дочка? Где она вас нашла, хотела бы я знать!
Варшавер по-стариковски пожевал губами и категорически произнес:
– Нет, меня наняла не ваша дочь Дарья.
«Кого-то он мне напоминает, – с внезапной тревогой подумала я. – И почему он не хочет говорить, кто его нанял? А впрочем, мне все равно... Хотя, может быть, кто-то из моих бывших клиентов узнал, что я попала в беду? Нет, бред какой-то. Кому я нужна?!»
– Вы уже знаете, что сестры Хвалынские похоронены? – Варшавер снова встал и, скрипя ботинками, прошелся по кабинету походкой пингвина на пенсии. – Между прочим, меня поразило, что виконтесса и в открытом гробу выглядела как утонченная леди...
– Видимо, ее хорошо забальзамировали, – пробормотала я.
– ...а вот две ее сестры были сильно обезображены, – закончил адвокат.
– Знаете, – не очень вежливо перебила я, – вчера мне показали их фотографии... В общем, если вам интересно, я не узнала их!
Варшавер улыбнулся:
– А вы сказали об этом несоответствии следователю, Светлана Михайловна?
– Естественно... Значит, вы присутствовали на похоронах, и что там было?
– Похороны Марианны и Эвридики Хвалынских прошли весьма скромно. Их сожгли в крематории, а виконтессу Тавиани похоронили в фамильном склепе на Новодевичьем кладбище. – Адвокат сел, достал из кармашка часы и начал их заводить, высунув язык, что выглядело весьма трогательно.
– Знаете, если сожгли тех двух разбухших от воды несчастных женщин, что я видела на снимке, то сомневаюсь, что это сестры, – упрямо повторила я. – Чертовщина какая-то, но это не они!
– А где же настоящие сестры, на ваш взгляд? – вздохнул Эмир Варшавер, громко барабаня пальцами по столу.
– Бог мой, ну откуда я могу знать?! И вы туда же! Бабки ушли ранним утром на кладбище и пропали, вот и все, что я знаю! – возмутилась я. – Кстати, а кто решил их сжечь?
– Не вникал, а хотите имбирной карамели? – Адвокат вытащил из портфеля и положил передо мной пакетик с леденцами. – Значит, вы точно не родственница Хвалынских? Слишком уж много совпадений в вашем внезапном появлении на Плющихе, разве не так? И перестаньте спрашивать, кто нанял меня защищать вас, договорились?
Я молча вытащила пару леденцов и засунула их в рот.
– Я тут ни при чем совершенно, – хрустя леденцами, сказала я, потому что Варшавер не спускал с меня глаз. – Да ради бога, я больше не спрошу вас ни о чем!
Но про себя подумала: «Странно, а почему он скрывает это? Не дочка наняла его, допустим. Так кто же тогда? Кому я еще нужна на этом свете? Да ладно, хрен с ним. С меня же не убудет, если он защитит меня в суде? Все равно узнаю потом».
