Ирина Анненкова - Обманы зрения
Около гробницы никого не было — Базилика вообще была почти пуста, не сезон! С непонятным и незнакомым, прежде никогда не испытанным чувством Ада приблизилась к отполированной каменной глыбе и положила на нее обе руки.
Так она простояла довольно долго. Негромкие голоса людей, звуки шагов по каменному полу постепенно отдалились и исчезли, словно в соборе больше не осталось ни единой души. Ада прислонилась к холодному камню лбом и закрыла глаза.
Она ни о чём не думала. Казалось, в голове не осталось ни одной мысли, в душе — ни единого чувства. Всё вытеснила, всё заполнила звенящая пустота. Не было ни страха, ни страсти, ни безразличия — совсем ничего. Мир стал черно-белым, но не пугающим, а лишь спокойно-просторным. Почему-то Аде было приятно это полное освобождение от самой себя.
Она не молилась. Не будучи человеком воцерковленным, она толком и не знала ни одной молитвы, кроме «Отче наш». Ей всегда нравилось просто находиться в церквях — не важно, каких, православных, католических или протестантских. Ада любила приходить тогда, когда не было службы, не звучали ангельские голоса певчих, не толпились прихожане. Там, в тишине и безлюдье, она молча ходила по храму, или сидела где-нибудь в сторонке, или неторопливо ставила свечи в тяжелые подсвечники. Стоя перед строгими тоскующими глазами Спаса, или перед скульптурой Мадонны, или перед лаконичным деревянным крестом, она без слов обращалась к Богу, прося прощения за грехи, мечтая о счастье и душевном покое.
Гладкий камень слегка нагрелся в тех местах, где его касались Адины руки и лоб. Внезапно мраморная плита показалась ей очень горячей, просто обжигающей, и молодая женщина отпрянула назад, не испугавшись, а лишь стряхнув с себя странное оцепенение и ощутив, как к миру возвращаются краски и звуки, а к ней самой — жизнь.
Посмотрела по сторонам — по-прежнему никого.
Осторожно потрогала гробницу — она была невозмутимо холодна.
Ада пожала плечами и улыбнулась.
— Спасибо, — она слегка погладила саркофаг, — мне теперь стало совсем хорошо.
Потом чуть помолчала и спросила:
— Я ещё приду, ладно?
Саркофаг надменно промолчал.
Выйдя из Базилики, которую жители Падуи называли запросто — «Санто», Ада немедленно начала отчаянно жмуриться на солнце, особенно ярком после сумрака собора, искать в сумке темные очки, ловить подхваченные ветром волосы и озираться в поисках своего провожатого. Машина стояла на том же месте, где ее и оставили, однако водителя ни внутри, ни поблизости не наблюдалось. Посмотрев на часы, Ада с удивлением обнаружила, что провела у Святого не меньше сорока минут.
Всё это очень хорошо, но пора бы и ехать дальше. Ладно, её ждали, и она подождет.
Однако, уходить от машины с целью дальнейшего самостоятельного изучения города она не рискнула, здраво рассудив, что в противном случае может сложиться ситуация, когда «Ваньки нету — Манька есть, а Маньки нету — Ванька есть».
Наверное, чтобы не стоять просто так, без дела, Ада вытащила телефон, нашла, понажимав кнопочки, нужный номер в записной книжке и нажала клавишу вызова. По дисплею весело забегали стрелочки, сообщая, что далеко-далеко, в холодную, заплаканную последними ноябрьскими дождями Москву, минуя границы и государства, стремительно помчался сигнал, который должен попытаться соединить ее с человеком, чьё имя неожиданно пришло на ум.
— Алло! — далёкий голос звучал хрипло, будто спросонок.
— Привет! — засмеялась Ада. — А что у тебя с голосом? Спишь?
Учитывая двухчасовую разницу во времени вопрос прозвучал несколько экзотично.
— Да нет, простыл, — закашлялся в Москве Антон Михайлович Ромашов. — Мы с Лёхой на рыбалке были, поверишь — первый раз за осень выбрались! Ну и вот…
— Температура высокая? — поинтересовалась Ада.
— Вчера было тридцать восемь и две, — похвалился Ромашов, а затем жалобно добавил:
— И ведь никто меня не лечит. Один лишь Алексей пытается стать мне родной матерью, вот вчера даже ходил в магазин. Принес сыр, ветчину, кетчуп и пиво. Хлеб забыл. Пиво выпил сам, из сыра и ветчины сделал мне бутерброд.
— Точно, — ехидно поддакнула Ада, — просто как в восемнадцатом году. Тогда хлеба тоже не было, так масло прямо на колбасу мазали!
В сиротские жалобы хворого Антона не сильно верилось, поскольку было совершенно доподлинно известно, что его хозяйством занимается серьёзная тётя по имени Марья Максимовна, и с голоду помереть своему работодателю она точно не даст.
— Ты там давай, только самолечением не занимайся, — проворчала Ада. — Уж врач-то у тебя должен быть. Вот и пусть лечит.
— А ты сама-то где? — поинтересовался Антон, сообразивший, что плач Ярославны пока остаётся без ожидаемого ответа. — У тебя всё в порядке? — В его голосе появились тревожные нотки. До него наконец-то дошло, что Ада никогда прежде сама ему не звонила.
— У меня всё просто прекрасно, а звоню я тебе, мой далёкий простуженный друг, из тех мест, где нынче светит солнце и цветут цветочки, а именно из славного Итальянского царства-государства. — Ада весело улыбалась. Простуда Антона не слишком ее взволновала — женщины с такой температурой спокойно отправляются к плите и на работу. — Хочу я тебе, добрый человек, передать привет от твоего тёзки, я у него только что побывала в гостях.
— А что это ты в славной Италии делаешь, и что там за тезка вокруг тебя вертится? — подозрительно поинтересовался болезный Ромашов и громко засопел. Чувствуется, не врал человек, когда на здоровье жаловался. — Турпоездка?
— Да нет, по делам приехала, — отмахнулась Ада. — И не тёзка вокруг меня вертится, а я вокруг него.
— Даже так?
— Ага! Его полное имя — святой Антоний, на этой бренной земле он появлялся веке эдак в тринадцатом, а нынче я нахожусь рядом с его гробницей. Он, говорят, исполняет все желания — ну, или почти все.
— Ну и как, у тебя всё уже исполнил? — заинтересованно спросил Антон, успокоенный преклонными годами тёзки-конкурента.
— А я ничего и не попросила, — засмеялась Ада. — Рядом с ним и так просто, без просьб, постоять приятно. Правда, Антон, тут такое место дивное! Такое умиротворение нисходит, такая радость! Вот я тебе и решила позвонить, поделиться хорошим настроением.
— Спасибо, — буркнул Ромашов. — Нет бы приехать, человека полечить, так нет, всё по заграницам разъезжаешь, а ещё врач! — тут он придушенно хмыкнул.
— Я вас попрошу без намеков! — важно ответила Ада. — У тебя же не конъюнктивит, а я не ЛОР, чтобы твои сопли лечить!
— И долго ты ещё в своей Италии собираешься быть? Ты там где, кстати?
— Может, неделю, может, меньше. Я сейчас в Падуе, это город такой неподалёку от Венеции, но скоро дальше поеду. Вот дождусь своего шофёра, и сразу поеду, только где-нибудь кофе попью. А вот, кстати, и мой чичероне бежит.
Со стороны желтого, украшенного по крыше статуями старинного здания, стоящего за Базиликой, вприпрыжку несся ещё один тёзка великого святого, придерживая на ходу грозившую слететь полотняную кепочку.
Он с разбегу кинулся было извиняться за свое отсутствие, но Ада жестом попросила его замолчать.
— Выздоравливай, дорогой товарищ Ромашов! — торжественно пожелала она в трубку. — Поправляйся, значит! А я тем временем попробую поднять больно упавший уровень кофеина в организме, да отправлюсь помаленьку дальше осваивать просторы прекрасной Италии.
— Давай-давай, осваивай. Потом отчёт о проделанной работе предоставишь, — Антон сильно закашлялся.
— Ну, пока! Лечись как следует! — улыбнулась Ада и захлопнула крышку телефона. Она не любила долгих прощаний.
Кафе, куда ее завёз весёлый итальянец, располагалось довольно далеко от центра города и оказалось маленьким, темноватым и вообще выглядело не так, чтобы очень. Аде хотелось посидеть на улице, но столиков около сомнительного заведения не было. Разочарованная, она уже хотела попросить Антонио отвезти ее куда-нибудь в другое место, но тот, предвосхитив такую просьбу, быстро зашептал ей:
— Не стоит ехать куда-то ещё, синьора. Поверь мне, здесь лучший в Падуе кофе. А какие торты печёт хозяйка! — он поцеловал кончики своих пальцев и добавил: — Я их ем уже лет двадцать — и они всё вкуснее и вкуснее! — И дальше, без паузы: — Я могу отлучиться минут на пятнадцать?
Отлучайся, Бог с тобой! Ада, усмехаясь, прошла в тускло освещенный зальчик, всерьёз подозревая, что пройдохе-водителю просто понадобилось побывать в этом районе.
Печальный худой хозяин кафе принял у нее заказ с таким видом, как будто ему предстояло расстаться с самым дорогим, что у него было в жизни. Через несколько минут он поставил на ее столик тарелку с изрядным куском сырного торта, крошечную кофейную чашечку и высокий запотевший стакан воды.
Ада удивлённо смотрела на влажный стакан — уж что-что, а воду она точно не заказывала. Потом она подозрительно заглянула в чашку и изумилась: на ее донышке плескался ровно один глоток тёмно-коричневой жидкости. Значит, говоришь, лучший кофе в городе? Ну, вернёшься ты, мошенник! Мало не покажется, это уж точно.
