Павел Кочурин - Коммунист во Христе
Борение с равнодушием к делу начинается со смелости уважать прямое слово, ска-занное без лукавства. Речено ведь — в начале было Слово, и Слово было Бог, и Слово было от бога. Значит Слово праведное и Бог — равноедины. А тут выходит, что желающий жить по нынешней правде — кривит слоќвом как бы во спасение свое. И потому в невольном гре-хе, окаянен. И через это свое согрешение — поступается верой… Но неверие — это тоже ве-ра. Только она понуждает тебя к неправедности, и ты выхваляешься уже своей греховно-стью. Такие думы в осмыслении своей крестьянской жизни сквозили в высказах стариков. Иван эти высказы впитывал с малолетства и так складывалось свое разумение о жизни. Все сводилось как бы к простому: пахарь должен знать и чувствовать, как ему ублажить свою ниву. Мало знающий не должен гнушаться совета более знающего. Свое знание то-же не таить — всякое знание от Творца. Оно как бы и не твое. Но только вольный духом не устает выпытывать других о деле ему дарованном. И такому думается, что мало знает от жажды знать больше. Но как к этому придти без уверования в праведность своего дела. А вот уверования свои как бы велено ныне тебе скрывать, а пытливость не выказывать. И мнением своим пренебрегать с легкостью.
Иван как-то подъехал к Косте Кринову, пахавшему поле за Есиповым, отведенном звену Тарапуни. "Не пойму вот, капризничает что-то", — сказал Костя о тракторе. Прошли гон. Иван подсказал в чем неисправќ ность… По морозцу возили торф к ферме. Костя при-слушался к трактору Симки Погостина. Сказал о неисправности в моторе. Симка отмахќнулся. Костя рассмеялся, сказал: "Такое усек в моем тракторе Иван Дмитрич. Вон он на площадке, спроси сам. Симка погордился спросить: "И так сойдет".
Иван уже не выпытывал себя, отчего это у тех же механизаторов "не желание" больше знать о своей земле и лучше на ней работать. Ответ опять же был как бы подска-зан тогдашними моховскими стариками в раз говорах с дедушкой Данилом. Все мы, так или иначе, участвуем в однодневной "помощи" осиротевшему или немощному. А кому — и сами не знаем. И где он — тоже не ведаем. Земля, на которой мы живем, сама стала сирот-ской, а мы на ней заленились как зимогоры. И как тут быть родќным сироте?.. У самых жа-лостливых и совестливых и то отношение к си роте только как к своему, а не как к кровно родному. От привлеченќ ной к "помощи" колхозника непререкаемо требуется одно: посе-ять поле, затем убрать его и выполнить "первую заповедь". Чего бы крестьянину о таком говорить, и тем более требовать. Он ведь один на один с Божьей землей и творит Божье дело — добывает для обремененќного люда хлеб насущный.
У Ивана и Светланы в раздумьях о колхозной жизни как-то само собой складыва-лось убеждение, что колхознокрестьянский люд, праведный отроду, подпал в своей сми-ренности под иго сил вселенского зла. И эти силы стараются разрушить его праведность и извести на Святой Руси саму живую плоть крестьянина. Но вот одолеть вконец устои му-жицкой Руси не могут. Сила добра в ней сильнее коварства. И как они не пытаются делить и дробить живой люд, все равно действуют только две силы — Добро и зло, Истина и лу-кавство, Творец Созидатель и дьявол рушитель. И кто из людей кому и кому служит-следует — видится токо в деле его. Добра без зла, и зла без Добра в человеке не сыщешь.
Но тем, кто поддается искушению спастись от зла злом же — уготоќвано оставаться во зле… Претерпение зла — участь всех праведников. Безгрешный Христос погиб в муках. И апостолов Христовых та же учеќсть постигла… Но где всему-то люду избавиться от ока-янства. Вот и оберегаются от зла грехом, чтобы выжить. И тут же каются во прощение. Такие мысли навеяны Ивану и Светлане самой жизнью мытарной. И спрашивалось: что и кто стоит за Добром, и кто за злом, какие потусторонние силы?.. Они есть… Размышления о них и подводили к тем необъяснимым явлениям, что произошли на Татаровом бугре. И в этом уже виделось какое-то предвестие перемен… Зло часто меняет свой нрав. Устав от своих злодеяний, оно нередко делает вид, что уступает добру. И глядит со сладострастием как будет пользоваться его "милостью"… Трудно человекам не поддаться лукавству зла, отсќтать от своей непримиримой борьбы друг с другом незнамо за что и зачем. Все ведь трудом достигается. Значит и надо всем и каждому одно — вольно и в правде трудиться.
Светлана как-то непринужденно и естественно, будто воскрешая даќвно забытое, впитывала в себя то, что свято береглось в мужицком коринском доме. Понятие их о жиз-ни, и сам их семейный быт, все быќло слито в них с природой — с нивой полевой, лесом, с небом над ними. И слова и говор самих Кориных Светлане не казались чисто деќревенскими. Все было для нее своим, и в то же время всечеловеческим. Нравственно-православно праведным, непреходящим. В самом доме Кориных больше всего берегся по-кой — самое действенное средство одолеќния всех житейских невзгод. Светлана и сжива-лась с этим покоем, кой вместе с тем как бы крылся в неуступлении злу, но опять же в тихости. И ей открывался исток Добра и благодати в этой жизни греха и полуправды.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Оборение неподобия.
1
Вот и сделан последний заход. И Дмитрий Данилович в полную меру осознал, что им завершены работы по соединению Верхнего и Нижнего поля за рекой Шелекшей. От Татарова бугра и Лягушечьего озерца не осталось и следа. Только вот вехи по сторонам поля напротив бугра и озерца, теперь бывших… Высокая рябина на берегу речки Горохов-ки, куст жимолости на сухмене за дорогой к броду от болотняка. Эти вежи будут пом-ниться и их надо оберечь.
Вывел бульдозер на дорогу и залюбовался простором поля и светом над ним. Те-перь осталось вспахать этот простор под зябь. Но прежде надо дать поулежаться разрых-ленной земле, дать ей тоже передохнуть, привыкнуть к своему новому состоянию.
Перед тем как уехать домой, потянуло пройти поперек поля, тем местом, где были бугор, озерцо и логовина, выйти к рябине и ветлам на берегу Гороховки. Не успел дойти до середины, как что-то его остановило. Закачались ветлы и рябина, к которым он шел. Послышался в них шум, от рябины вырвался вихрь. И тут же будто кто невидимый сдер-нул с пахаќря кепку и отшвырнул ее на дорогу к трактору. И так же внезапно все стихло. Храмовый покой над обновленной землей и он вслушивался в него с обнаженной головой. Стало светлей и просторней. Какая-то непостиќжимая радость влилась в душу, словно при молитве в храме. Воќзликовав, Дмитрий Данилович осенил себя крестным знаменьем, под-нял руки ввысь, к небесам, и так постоял. Медленно пошел к дороге, куда была отброшена его кепка. Ни удивления, ми страха не было, он был заќщищен своим трудом. Дело завер-шено, и никто теперь ничего уже тут не изменит. И этот вихрь — последняя ярость темных сил, им оборенных. При чистой земле останется чистой и душа пахаря.
Вечером зашел Старик Соколов Яков Филиппович. Дмитрий Данилович обрадо-вался его приходу. С городскими гостями за чаем поговорили как бы ни о чем. Гости ра-зошлись кто куда, а Яков Филиппович остался на веранде. Хотелось вот помыслить, как он сказал Дмитрию Даниловиќчу, о сущном своем.
— Думы-то наши деревенские, знамо, — проговорил он, — из сегодня на люди выпра-шиваются. К нам-то самим из прошлого тайностью являютќся в мысленных предвидениях. И во снах вот.
Дмитрий Данилович пригласил Якова Филипповича пройти в пятистенок, и там посидеть. Светлана с Иваном и Анна Савельевна остались было на веранде, но Стаќрик Со-колов как бы упрекнул их.
— Коли все и пройдем. И поговорим о своем, о чем Богом велено. И не устраняй-тесь, и не устыжайтесь.
За окнами пятистенка рябили в косых лучах солнца листья черемухи. Через них и вливался приглушенный свет неба, углубляя покой и тишиќну, и тем навевая благостные раздумья.
— Пора наша так вот к нам и близится, — сказал Яков Филиппович, как бы вслушива-ясь в эту тишину. — Вдруг-то ничего и не свершается. У всякого во всем своя череда. Поле ты вот, Данилыч, по усмотренному тебе сроку и сотворил. Заботы родителя принял. — Гля-нул на портрет дедушки Данила, как бы и его приглашая к разговору. — Все нареченное нам под защитой Творца. Кому-то оно и предсказывается наперед, а обќществом не враз вот внимается. Беду люда, знамо, руками не разведешь, но коли усмотришь ее, то и одоле-ешь скорее. И она уже не в полный урон тебе… Подходит время, знаменья напутные и на-ставляют нас на дела благие. Вот светящийся шар на Татаров бугор спустился, призрак вещие знаки нам вот с Данилычем явил. Марфе Ручейной явлено веление о предание зем-ле праха черного ведуна, кой был выпростан со дна Лягушечьего озерца. От дум-то о ми-нувшем куда нам уйти, мы ведь и сами все в нем были. Из той жизни и идет нам напутие на будущее. Вот мне и вещано о том вам сказать. Как ты не суди, а живем-то все одинако-во не для себя. Но для кого-то день нынешний, что и вчерашний, а для другого он не столь сегодняшний, сколь завтрашний. Мне вот нашло ныне. О том и пришел вам сказать. Так велено было… Яков Филиппович возвел руки с колен к груди, качнул головой, заслоняя их белой своей бородой и поведал тайну своего прихода:
