Каори Экуни - Божественная лодка
Твоя мама».
Я подумала, что письмо в мамином стиле. Она писала только о деле, которое у неё ко мне было, и больше ни о чём. Она писала о том, во что ещё вчера было трудно поверить, а тон письма был абсолютно спокойным.
Письмо пришло вчера, а с сегодняшнего дня начинаются четвертные экзамены. Значит, в Токио… Бабушка и дедушка… Первый раз за всю свою жизнь я подумала — лучше бы экзамены не кончались…
•
Жара летнего Токио как-то неестественно бесчувственна. Я сразу почувствовала это, как только вышла из электрички. Голубое небо над летним Токио также лишено эмоций и пропитано духом рационализма.
Я постояла некоторое время на платформе. Похоже, здесь ничего не изменилось. Море людей, и вокруг сплошь одни здания.
Кажется, голова идёт кругом.
Я здесь родилась, здесь выросла. Однако моё долгое отсутствие для этого города осталось совершенно незамеченным. Я сразу это поняла. Это — пульс мегаполиса.
Я неожиданно почувствовала, как к моей коже вдруг вернулась память, и руки, и ноги и даже волосы стали буквально на глазах приспосабливаться к атмосфере этого города.
Боже, не могу поверить, какое всё было до боли знакомое! Чувство ностальгии пронзило меня. Это чувство было не на уровне эмоций. Мой разум и сердце оставались нетронутыми, но моё тело… Оно само по себе дышало духом этой ностальгии.
Шестнадцать лет! Даже не верилось…
Я закрыла глаза и втянула в себя запах города. Мне показалось, что всё было не больше, чем сон. И Дзуси, и Такахаги, и Кавагоэ, Сока и Имаити… все города и всё, что в них было… Даже то, что у меня есть Соко.
Я не спеша подошла к урне. Закурила сигарету. В зеркале, на котором была написана какая-то реклама, отражалась реальность. Когда я бросила всё и всех и уехала отсюда, я была всего лишь молоденькой девушкой, которой было чуть больше двадцати!
В этот день я никуда не пошла. Я остановилась на одну ночь в отеле, недалеко от токийского вокзала. Вечером я в одиночестве поужинала в дорогом французском ресторане в гостинице.
Я вернулась в номер, приняла душ и позвонила домой родителям.
— Это я, Ёко, — сказала я.
Мама через секундную паузу, видимо, успев только моргнуть, спросила:
— Ты где сейчас?
На прошлой неделе я позвонила им первый раз за шестнадцать лет. Мама только плакала в трубку и даже не могла вымолвить слова. А сегодня она не плакала. У неё был такой голос, как будто она чего-то испугалась, и мне показалось, словно я превратилась в призрак.
— Я в Токио.
— Где в Токио?
— В отеле, — ответила я и присела на кровать. До этого я разговаривала стоя.
— Где этот отель? Почему ты не приехала домой? Где Соко? Она с тобой?
Я достала сигарету и закурила. Я не могла как следует вспомнить мамино лицо. — Ёко? Ты слышишь? Не вешай трубку! Сейчас папа с тобой поговорит.
Мама меня родила довольно рано, но с детства выглядела старше своих лет.
«Это всё потому, что ты приносишь ей сплошные хлопоты!» — говорила мне моя двоюродная сестра Михоко. — Ёко, это ты?
Голос отца мне показался растерянно-напряжённым. Я не могла как следует вспомнить и лицо отца.
— У тебя всё в порядке? — продолжал он.
— Да, — ответила я.
— Скорее возвращайся домой. Хватит уже всего… «Хватит уже всего…» Чего хватит? Не знаю, но папа именно так сказал мне.
— Папа, послушай, я и раньше уже говорила, я не вернусь к вам домой. Поэтому хочу попросить… Когда вам Соко позвонит, вы уж на время… — Я не договорила.
— Да-да, я знаю, — сказал отец, — Конечно, мы всё сделаем, об этом даже не беспокойся! Ты и сама скорее возвращайся домой!
— Папа! — Я заметила, что сама вся дрожу. — Во всяком случае, я прошу вас позаботиться о Соко. Я позже перезвоню.
Я положила трубку, но сама всё ещё продолжала дрожать.
•
На платформе станции Синдзюку[44] железнодорожной линии Одакю я должна была встретиться с этими людьми. Я говорю «эти люди», имея в виду маминых родителей. Накануне по телефону мы договорились, где встретимся, и они должны были ждать меня в самом конце платформы. Я сразу их узнала: у них обоих был такой вид, будто вот-вот расплачутся.
— Соко? — робко спросила тётенька.
Я, конечно, знаю, что она никакая не тётенька, а моя бабушка, но для меня пока тётенька…
— Как ты выросла! — Тётенька расплакалась…
Мне стало казаться, что я совершила что-то плохое, и мне хотелось извиниться за маму, за то, что она долго не общалась с родителями и т. д. Но, естественно, я не могла вымолвить ни слова извинения. Я очень стеснялась и не знала, как лучше себя вести.
Дяденька ничего не говорил. Он протянул руку, собираясь взять мой рюкзак. Я сказала, что не нужно, я и сама справлюсь. Но дяденька всё-таки взял его и сказал:
— Пойдём. Наша машина стоит на подземной парковке в универмаге.
— Твоя школа, говоришь, в Курихира? Кто бы мог подумать, это ведь совсем рядом с нами! — причитала тётенька. Она не могла сдержаться, и из её глаз одна за другой лились слёзы…
Их дом, где выросла мама, находился в Мацубара. Это был небольшой двухэтажный домик. На пианино в гостиной стояли фотографии: мамы и меня, когда я была ещё младенцем. У меня в душе возникло странное ощущение. Специально для меня были куплены книги и чашка для риса[45]. Чашка была нежно-розовой с красивым узором из цветов сливы. Книги — пять томов из детской серии Мэри Нортон[46].
— Если тебе что-нибудь понадобится, сразу скажи, хорошо? Так неожиданно вышло, что тебе придётся провести летние каникулы здесь, с нами. Ты тоже, наверное, растеряна…
Если верить тётеньке, я в детстве была как две капли воды похожа на маму. Она сказала, что завтра или послезавтра покажет мне альбом с фотографиями, и добавила, что мама должна в скором времени перезвонить.
В эту ночь я легла спать в маминой комнате. Мне казалось, что нашу с мамой уединённую жизнь поглощает эта другая, пока незнакомая, но правильная жизнь. Я попробовала представить себе, какой была мама, когда жила здесь, но у меня не получилось. Тогда я вспомнила, какая мама была сейчас, и постаралась уснуть. Я вспоминала мамины руки и её профиль, когда она играла на фортепиано, её прикосновения, когда она нежно обнимала меня сзади, её запах, её походку и тонкие ноги, когда она шагала, разбивая складки плиссированной юбки, её голос, когда она напевала мелодию Рода Стюарта под плеер…
В маминой комнате всё напоминало о маме. Это были, возможно, смутные, но очень нежные напоминания.
•
Трудно поверить, но парк Кита-но Мару был таким же, как много лет назад в тот день. Ничего не изменилось. И ворота, и пологий холм, и прохладный свежий аромат густой зелени. Казалось, даже девушки из офисов, отдыхающие во время обеденного перерыва на скамеечках смотровой площадки парка, ничуть не изменились.
В тот далёкий день, мы с Ним расстались именно здесь.
Он сказал: «Я обязательно вернусь!»
Был душный вечер. Его глаза, голос, движение рук были до боли искренними. Ничто не вызывало даже малейшего сомнения. Правда всегда длится лишь мгновение…
— Я обязательно вернусь. И обязательно разыщу тебя. Где бы ты ни была…
«Где бы я ни была…» Это были Его слова.
Вчера вечером я поговорила с Соко по телефону.
— Я познакомилась с Михоко! И с Кахо… Мне столько рассказали о тебе, какой ты была маленькой, о твоём детстве! — Рядом с ней были мои отец и мать, поэтому Соко старалась говорить весёлым голосом. Но когда я спросила: «Тебе комфортно там?», в ответ я услышала: «Ты всё ещё не можешь приехать?» Скорее всего, она очень стесняется и чувствует себя одиноко.
— Ещё совсем чуть-чуть, — ответила я. — Я уже нашла квартиру. Завтра я хочу сходить к Момои, поговорить с ним, а потом заеду за тобой, и мы вместе вернёмся в Дзуси. Надо собрать вещи, приготовить всё к переезду и сделать окончательный расчёт…
Соко, помолчав, спросила:
— Ты хочешь увидеться с Момои? Ты уверена, что всё будет в порядке?
— Всё будет в порядке, — пообещала я.
Однако, сегодня в полдень в парке Кита-но Мару я потеряла контроль над собой и теперь колеблюсь.
На двери квартиры, где мы жили с Момои, висела табличка с другой фамилией[47]. Я развернулась, прошла немного вперёд и оказалась перед домом, где жила мама Момои. Вот и табличка с его фамилией. Старый маленький дом в японском стиле.
— Кто там?
Голос в домофоне был незнакомый. Это был не Момои и не моя бывшая свекровь. Мне захотелось развернуться и убежать, и я с трудом нашла смелости ответить:
— Меня зовут Нодзима. Скажите, пожалуйста, здесь живёт Момои-сэнсэй?
Ещё немного, и я упаду в обморок… Сколько раз я входила в этот дом? Я помнила, что за оградой, во дворике росло мандариновое дерево и стоял водопроводный гидрант. На веранде было полно коробок. Дорожка от калитки до входной двери вымощена крупными плоскими камнями. Возле входной двери стояла узкая высокая подставка под зонтики.
