Барбара Константин - А вот и Полетта
В мастерской Ги принялся за работу: он решил сделать переносную колыбельку. Такую, чтобы ее легко было перемещать по дому и чтобы она не могла опрокинуться. Это необходимое условие. Итак, откопав в амбаре старую коляску и разобрав ее на части, он решил оставить только раму и колеса, а сверху приспособить… ивовую корзину для белья из прачечной. Фердинанду идея пришлась не по вкусу. Корзина ему нужна, он в ней как раз собирался нести выстиранное белье! Да, но колыбелька важнее! Ладно-ладно. И Фердинанд решил складывать белье в ящик – невелика разница, в конце-то концов. Его задачей на это утро было найти, во что одеть ребенка. Еще раньше он поднялся на чердак за картонкой с младенческой одеждой, которая принадлежала Людовику и Люсьену. Картонка на память. На потом. На когда они станут большими. Это Мирей убрала все наверх, когда они переезжали. Он отнес картонку вниз, загрузил крошечные вещички в стиральную машину и, когда она завершила работу, разложил все у печки: маленькие пижамки, тоненькие-претоненькие распашонки, совершенно очаровательный чепчик, носочки, как на куклу…
Скоро они смогут одеть ребенка и уложить его в колыбель. Если Ги все-таки придумает, как лучше закрепить корзинку на шасси. Пока что, на взгляд Фердинанда, это выглядело не вполне устойчиво, скорее хлипко. Он предложил свою помощь, но Ги велел ему выметаться! Фердинанд ушел, бормоча себе под нос, что некоторые вспыхивают, ну что твоя солома! Все действительно были слегка на нервах. Естественно, ведь они не выспались. Или, может, полнолуние выбивало из колеи…
В другом крыле.
Ким часов в девять приготовил завтрак для Мюриэль. Есть она не захотела, зато захотела встать. Тогда он предложил помочь ей дойти до ванной, но она оттолкнула его довольно резко, предпочитая держаться за стены и цепляться за мебель. Обескураженный, он вышел прогуляться. Проверил, как поживают его куры, поприветствовал Корнелиуса, который как раз покидал свое стойло, и решил поработать на огороде. Ему решительно было необходимо отвлечься.
Вернувшись из аптеки, Марселина зашла навестить Мюриэль. Та сидела у печки с Шамалой на коленях и играла с котятами. Марселине это показалось трогательным. Она присела рядом, и они поговорили о том о сем. Но Мюриэль ни разу не спросила о ребенке. Марселина сказала себе, что нужно проявить терпение. Акушерка должна была заехать днем, вот они все вместе и потолкуют. Все устроится.
Ближе к полудню появился Ги, толкая перед собой передвижную колыбель. Разумеется, Ким, Симона, Фердинанд и Марселина зааплодировали. Колыбель и впрямь получилась особенная. Но легко управляемая, мягкая и в то же время устойчивая. Браво. Ему это было приятно.
В результате, хорошенько поразмыслив, они решили разместить ребенка в маленькой гостиной, примыкающей к комнате Симоны. Она туда больше совсем не заходила после ухода Гортензии. И спальня Марселины была как раз напротив. Не говоря уже о том – вишенка на торте, – что эта комната была ближе всех к другому крылу! Достаточно растащить мебель, загромождавшую коридор, который вел к двери, и Мюриэль сможет приходить к своей малышке когда захочет.
Они расчистили коридор перед дверью.
Но Мюриэль не пришла.
69
Ночной страж
Ги составил новое расписание, в данном случае «Организмалыш», и по собственной инициативе вписал себя на ночное дежурство. Нормально, он же самый бессонный из всех. Но мысль была правильная. Марселина совершенно вымоталась, Симона тоже, а поскольку им с Фердинандом удалось соснуть днем, то они, естественно, заступили на смену. И обе женщины отправились спать сразу после ужина. В первой половине вечера они работали в тандеме. Младенец проснулся около половины десятого. Они галопом прискакали в комнату. Склонившись над колыбелькой, провели краткое совещание. Ты ее возьмешь? Нет, давай ты. А ты не думаешь, что… Да нет же, при чем здесь это. В результате на руки ее взял Фердинанд. И прогуливался туда-сюда по кухне, пока бутылочка не была готова. Ги в точности следовал всем указаниям, выданным Марселиной, и все прошло отлично, он ничего не разбил и не перевернул, температура была идеальной, и ребенок плакал недолго. А вот несколькими минутами позже дело приняло более пикантный оборот. Когда после долгой и болезненной борьбы маленький животик младенца издал звук, совершенно непропорциональный его размерам, вроде сточного желоба, когда по нему прорывается вода, а распространившийся запах едва не заставил их отшатнуться. Великий переполох. Им надо будет поменять… подгузник. Ни Ги, ни Фердинанд никогда ничего подобного не делали. Ги – потому что у него не было детей, а Фердинанд, хоть и имел двух сыновей, никогда не оказывался в ситуации, обязывающей его этим заняться, потому что жена все брала на себя. Но тут они были одни. Пришлось как-то выкручиваться. У них это заняло четверть часа. Наконец малышка заснула, и они смогли вздохнуть.
Рухнув на диван в гостиной, они не стали включать телевизор – ради уверенности, что услышат любой шум из комнаты младенца. А света полной луны было достаточно, чтобы они не стали включать и электричество тоже. После долгого молчания начали перешептываться.
– Ты как, нормально?
– Вроде да. А ты?
– Нормально.
– Мммм.
– Я тут подумал… ты не жалеешь?
– Ни капельки.
– Уверен?
– Совершенно.
– Народу-то теперь сколько, а…
– Да уж.
– Кто б мог подумать…
– Это точно.
– Оживленно тут.
– Н-да, оживленно. И знаешь, это хорошо, вроде как обновление!
– Пфф… не смеши меня…
– Тсс! Разбудишь малышку.
– Ладно-ладно, молчу.
– Эй, Фердинанд!
– Чего?
– Нет, ничего.
– Слышь, смешно, иногда думаешь, что все позади, а тут бум…
– Да, с ума сойти.
– Ты мне будешь говорить…
– Мммм.
Около полуночи они подскочили, как пружины, при первом мяуканье. На этот раз они чувствовали себя уверенней. Бутылочка – в два счета, смена подгузника – минут десять, не больше. Настоящие профессионалы. После этого Фердинанд ушел к себе наверх поспать. Ги прошиб легкий пот, когда он впервые остался один на один со всем хозяйством. Но это быстро прошло. Он поздравил себя с тем, что сделал колыбель передвижной, значит он сможет взять ребенка с собой на кухню, одной рукой готовить бутылочку, а другой укачивать малышку. А потом наступил волшебный момент. Когда он уселся в кресло и осознал, что впервые в жизни дает бутылочку младенцу одного дня от роду. Что он может разглядывать его, тихонько с ним разговаривать и никого другого рядом нет. Только он и ребенок… Вечер добрый, юная девица… представляешь, сейчас твой первый день рождения… ровно один день… надо же, как ты славно слушаешь… ну конечно, тебе и звуки эти внове, и все интересно… знаешь, ты такая миленькая… ну да… а посмотрите на эти крохотные ручки… какие они изящные, эти маленькие ручки… и длинные пальцы – просто пианистка… а маленькие ножки, и как такое возможно, чтобы ножки были такие маленькие, такие чудесные, такие миленькие, скажи на милость, ну как такое возможно, моя принцесса…
70
Утро понедельника и т. д
Утро понедельника.
Еще немного сонный, Ким спустился приготовить себе кофе и принять душ. Но кофе уже готов, а душ занят. Ему оставалось всего двадцать минут до ухода, это впритык. Чтобы выиграть время, он вернулся к себе за портфелем и одеждой, потом снова спустился. Вода в душе больше не лилась, и он представил, как Мюриэль прохлаждается, сушит волосы, разглядывая себя в зеркале или накладывая крем на лицо. Набравшись терпения, он налил себе кофе и выпил его, стоя у печки. Через десять минут Мюриэль вышла из своей комнаты, одетая, причесанная и накрашенная. Ким остолбенел.
– Ты что делаешь?
– Это скорей я должна тебя спросить. Ты на часы смотрел? И что, душ еще не принял?
– Я думал, что…
– Пошевеливайся. Ты опоздаешь.
Оседлав велосипед, Ким заколебался. На большой кухне горел свет. Мюриэль выехала со двора, и он решился. Прислонил велосипед к стене и зашел предупредить, что они поехали на занятия. Для пущей уверенности, что его поняли, добавил: Мы поехали, я и Мюриэль! И захлопнул за собой дверь. Марселина и Симона так и застыли с открытыми ртами.
Понедельник после полудня.
Поработав пару часов на огороде, Марселина вернулась. Она тревожилась, что так надолго оставила Симону одну заниматься ребенком. Но все было в порядке. Она оказалась очень организованной, наша Симона, можно подумать, что всю жизнь только этим и занималась. Бутылочки, пеленки, ласки, уход – она прекрасно со всем управлялась. А еще, пока ребенок спал, она больше не смотрела телевизор, и нельзя сказать, что ей этого не хватало! У нее была работа. Вязать пинетки, шапочки, кофточки всех цветов. Отлично. Успокоившись на ее счет, Марселина отправилась к себе в комнату. Подумать над сложившейся ситуацией и, разумеется, попереживать. А потом, как-то само собой, просто потому, что давно должна была это сделать, но все не хватало времени, она достала виолончель из футляра. Проветрить. Та в этом нуждалась. И еще настроить. Чем она и занялась. Естественно, у нее появилось желание размять пальцы. Она взяла пару нот и, конечно же, сыграла небольшой отрывок. Когда она остановилась, удивленная и немного взволнованная, Симона просунула голову в приоткрытую дверь. Она пришла сообщить новость: малышка любит музыку! Она все плакала и плакала, извиваясь, как червячок, – наверное, у нее были колики, у бедной крохи, – и ап! с первых же нот она перестала плакать! Как по волшебству! Теперь вы знаете, что вам следует делать, Марселина, добавила она шутливо.
