Габриэль Маркес - Сто лет одиночества
x x x
Амаранта сидела в плетеной качалке, опустив на колени вышивание, и глядела на Аурелиано Хосе, который, густо намазав щеки и подбородок мыльной пеной, наточил бритву о ремень из сыромятной кожи и впервые в жизни приступил к бритью. Пытаясь придать светлому пушку форму усов, он содрал себе прыщи, порезал верхнюю губу и остался точно таким же, каким был, однако сложная процедура бритья создала у Амаранты впечатление, что именно с этого момента Аурелиано Хосе начал стареть.
– Ты вылитый Аурелиано, когда ему было столько, сколько тебе сейчас, – сказала она. – Ты уже мужчина.
Мужчиной он стал давно, с того далекого дня, когда Амаранта, все еще считавшая его ребенком, принялась, как обычно, раздеваться в купальне у него на глазах. Она привыкла это делать с тех пор, как Пилар Тернера отдала мальчика ей на воспитание. В первый раз его заинтересовала только глубокая впадина между ее грудями. Он был еще настолько невинным, что спросил Амаранту, почему с ней такое случилось, и она ответила: «Копали, копали и выкопали», – и показала рукой, как это делали. Много времени спустя, когда она, оправившись после смерти Пьетро Креспи, снова стала мыться вместе с Аурелиано Хосе, он уже не обратил внимания на впадину, но вид ее пышных грудей с коричневыми сосками вызвал у него неведомую доселе дрожь. Он продолжал изучать ее, проникая постепенно в чудо тайного тайных, и чувствовал, что от этого созерцания тело его покрывается гусиной кожей, такой же, какая покрывает ее тело от соприкосновения с водой. Еще совсем малышом Аурелиано Хосе взял за привычку перебегать чуть свет из своего гамака в постель к Амаранте, близость которой обладала свойством отгонять его страхи, порожденные темнотой. Но после того дня, когда он обратил внимание на ее нагое тело, уже не боязнь темноты побуждала его забираться под сетку от москитов на кровати Амаранты, а жгучее желание ощущать тепло ее дыхания на заре. Однажды на рассвете – это случилось как раз в ту пору, когда Амаранта отвергла полковника Геринельдо Маркеса, – Аурелиано Хосе проснулся с ощущением, что ему нечем дышать. Он почувствовал пальцы Амаранты, которые, словно горячие, алчные червячки, подбираются к его животу. Прикинувшись спящим, Аурелиано Хосе перевалился на спину, чтобы облегчить им доступ. Эта ночь связала его и Амаранту нерасторжимыми узами сообщничества, хотя оба делали вид, будто не знают того, что им было известно, равно как и того, что каждый из них знает, что другому все известно. Аурелиано Хосе лежал теперь без сна до тех пор, пока часы не заиграют полуночный вальс, а созревшая девственница, чья кожа уже начинала навевать печальные мысли, не имела ни минуты покоя до тех пор, пока под ее сетку не проскользнет тот лунатик, которого она вырастила, и не предполагая, что он ей станет временным средством от одиночества. Они тогда не только спали вместе, обнаженные, предаваясь изнуряющим ласкам, но прятались по углам и в любой час запирались в спальне, охваченные постоянным, неутихающим возбуждением. Один раз Урсула чуть было не застала их врасплох – она вошла в кладовую, где они только что начали целоваться. «Ты очень любишь свою тетю?» – простодушно спросила она внука. Он ответил утвердительно. «Хорошо делаешь», – заметила Урсула, отмерила муки для хлеба и вернулась в кухню. Это небольшое происшествие отрезвило Амаранту. Она поняла, что зашла слишком далеко и уже не просто играет в поцелуи с ребенком, а идет по зыбкой трясине поздней страсти, страсти опасной и не имеющей будущего, тогда она сразу же и бесповоротно положила конец всему. Аурелиано Хосе, завершавший в то время строевую подготовку, был вынужден примириться со случившимся и стал ночевать в казарме. По субботам он вместе с солдатами ходил в заведение Катарино. Женщины, от которых пахло увядшими цветами, утешали Аурелиано Хосе в его одиночестве и преждевременной зрелости: в темноте он идеализировал их и страстными усилиями воображения превращал в Амаранту.
Немного спустя после этих событий сообщения о ходе войны, которые поступали в Макондо, сделались противоречивыми. Хотя само правительство официально признавало, что повстанцы одерживают победу за победой, офицеры в Макондо располагали секретными сведениями о неизбежности капитуляции. В первых числах апреля к полковнику Геринельдо Маркесу прибыл нарочный. Он подтвердил, что и в самом деле руководители партии либералов вступили в переговоры с вождями повстанческих отрядов внутренних областей страны, вскоре с правительством будет подписано перемирие на следующих условиях: либералы получат три министерских портфеля, будет создано либеральное меньшинство в парламенте и объявлена амнистия для повстанцев, которые сложат оружие. Нарочный доставил совершенно секретный приказ полковника Аурелиано Буэндиа, несогласного с условиями перемирия. Полковнику Геринельдо Маркесу предписывалось выбрать пять своих наиболее надежных людей и быть готовым вместе с ними покинуть страну. Приказ выполнили в строжайшей тайне. За неделю до официального объявления перемирия, когда в Макондо потоком хлынули самые разноречивые слухи, полковник Аурелиано Буэндиа и десять преданных ему офицеров, в их числе был Роке Мясник, тайно, под покровом ночи, явились в город, распустили по домам гарнизон, закопали оружие и уничтожили архивы. На рассвете они ушли из Макондо вместе с полковником Геринельдо Маркесом и его пятью людьми. Операция была проведена так быстро и бесшумно, что Урсула узнала о ней лишь в самую последнюю минуту, когда кто-то постучал тихонько в окно ее спальни и прошептал: «Если хотите видеть полковника Аурелиано Буэндиа, выходите скорей». Урсула соскочила с кровати и, как была в ночной рубашке, бросилась на улицу, но уже никого не застала, только донесся из темноты топот скачущих во весь опор лошадей – кавалькада, окруженная облаком пыли, покидала Макондо. Лишь на следующий день Урсула обнаружила, что Аурелиано Хосе уехал вместе с отцом.
Спустя десять дней после того, как правительство и оппозиция обнародовали совместное коммюнике об окончании войны, пришли известия о первом восстании, поднятом полковником Аурелиано Буэндиа на западной границе. Немногочисленные и плохо вооруженные отряды повстанцев были рассеяны меньше чем за одну неделю. Но в течение года, пока либералы и консерваторы делали все возможное, чтобы страна поверила в их примирение, полковник Аурелиано Буэндиа организовал еще семь вооруженных выступлений. Однажды ночью он открыл с борта шхуны пушечную пальбу по Риоаче, в ответ на это гарнизон Риоачи вытащил из постелей и расстрелял четырнадцать самых известных либералов города. Полковник Аурелиано Буэндиа захватил пограничный таможенный пост, удерживал его более пятнадцати дней и оттуда обратился к нации с призывом начать всеобщую войну. В другой раз он проблуждал три месяца по сельве, пытаясь осуществить нелепейший план – пройти около тысячи пятисот километров по первозданной чаще, чтобы открыть военные действия в пригородах самой столицы. Однажды он очутился меньше чем в двадцати километрах от Макондо, но передовые отряды правительственных войск потеснили его и заставили углубиться в горы – в те места, что лежали совсем близко от заколдованной поляны, на которой много лет тому назад его отец обнаружил остов испанского галиона.
Именно в ту пору умерла Виситасьон. Умерла естественной смертью, как ей и хотелось, ведь ради этого она отказалась от трона, боясь преждевременно погибнуть от эпидемии бессонницы. Последняя воля индианки состояла в том, чтобы из сундучка под ее кроватью вынули деньги, скопленные ею более чем за двадцать лет службы, и отослали полковнику Аурелиано Буэндиа на продолжение войны. Но Урсула даже не прикоснулась к этим деньгам, потому что прошел слух, будто полковник Аурелиано Буэндиа погиб при высадке на побережье около главного города провинции. Официальное сообщение о его смерти – четвертое по счету за последние два года – считалось достоверным в течение почти шести месяцев, так как ни одной вести о полковнике Аурелиано Буэндиа больше не поступало. И вот, когда Урсула и Амаранта уже объявили новый траур, хотя сроки предыдущих еще не истекли, в Макондо пришло потрясающее известие. Полковник Аурелиано Буэндиа жив, но, по всей видимости, отказался бороться с правительством своей страны и присоединился к федералистам, победоносно сражающимся в других республиках Карибского моря. Он появлялся под чужими именами и с каждым разом все дальше от родной земли. Позже выяснится, что в то время он был воодушевлен идеей объединить все федералистские силы Центральной Америки и свергнуть правительства консерваторов на всем континенте – от Аляски до Патагонии. Первая весточка, полученная Урсулой непосредственно от сына, пришла через несколько лет после того, как он оставил Макондо, – то было измятое письмо с расплывшимися буквами – его передавали из рук в руки от самого Сантьяго-де-Куба.
