Жильбер Сесброн - Елисейские поля
— Не волнуйтесь, эта девушка существует. Когда придет время, мы найдем ее методом последовательных исключений. А сейчас укажем только, что в Париже вместе с пригородами проживает… одну минуту!.. 7 203 девушки с аналогичной «фи-пси» характеристикой (то есть физической и психологической), а в ведомстве, где вы будете служить, их 403. Выбор целиком и полностью зависит от вас. Повторяю, выбор целиком и полностью зависит от вас.
«Неправда», — вдруг подумал Жан-Марк. Он вспомнил цыганку, которую встретил у реки в июне, в последний месяц каникул. Он тогда не мог оторвать от нее глаз. Она была не похожа на всех остальных девушек. Она рассказывала ему свою жизнь, и самые обычные слова в ее устах звучали откровением. А когда Жан-Марк с наивной гордостью описал ей свои повседневные занятия, она рассмеялась. Он часто думал о ней вечерами и про себя звал ее Свободой. «Неправда, — подумал Жан-Марк, — выбор от меня не зависит». Однако нажать клавишу «Возражаю» он не посмел.
— Вы согласны? — спросила машина.
Таков был порядок: вопрос этот она задавала в конце каждой темы, пока электронная память готовила информацию для следующей. Но Жан-Марку показалось, что машина заметила его колебания. Прежде чем коснуться клавиши «Согласен», он мгновение помедлил. И даже эта легкая заминка послужила причиной вопроса:
— Полностью согласны?
На лбу у него выступила испарина. Сражаться с машиной ему не по плечу. Он поспешно нажал клавишу.
— Теперь мы можем предложить вам квартиру. Извините за задержку. Первоначальная информация оказалась неудовлетворительной — предложенные квартиры находились слишком далеко от места вашей будущей работы. Между тем автомобиль вы сможете приобрести лишь после шестой полугодовой прибавки к жалованью; скоростной транспорт в вашем районе будет пущен только в сентябре 2012 года, а велосипед вам противопоказан вследствие болезни сердца. Вот ваш новый адрес…
Машина написала его заглавными буквами и уточнила, что посмотреть квартиру Жан-Марк может в понедельник, а переехать — 15-го числа… но он уже не смотрел на экран. Он снова вспомнил юную цыганку — Свободу, реку и на берегу — увитый глициниями домик с красной черепичной крышей. Тогда, летом, он подумал: «Вот бы поселиться здесь! Я мог бы найти работу где-нибудь по соседству. Любую работу, где я буду занят четыре дня в неделю, по шесть часов в день! В конце концов самое главное — это остальные дни и часы, твой дом и те, кто с тобой живет…» Неужели ему самому пришла в голову столь невероятная мысль? А может, ее шепнула Жану-Марку Свобода нежным и волнующим голосом?
Юноша улыбался воспоминаниям, а по мертвенно-серому экрану по-прежнему бежали цепочкой буквы-муравьи. Теперь машина программировала его досуг. Заниматься живописью ему не рекомендуется, зато его примут в фото-клуб при Центре организации досуга в том районе, где он будет жить. Лаборатория к его услугам по вторникам, с 18 до 20 часов. «Повторяю: по вторникам, с 18 до 20 часов». К сожалению, играть в регби ему запрещено. А вот в футбол — можно, во всяком случае, до весеннего медицинского обследования. Есть место правого защитника в команде F второй зоны в Клубе физической культуры данного города. Что касается ручного труда…
И вдруг машина споткнулась: Жан-Марк перебил ее. Не обращая внимания на теснившиеся на экране строчки, он печатал на телетайпе свои собственные мнения и решения. Снова раздался ангельский голос (если абонент нарушал порядок операций, автоматически включался магнитофон):
— Внимание! Вы не должны печатать свои вопросы или ответы, пока на экране идет выдача информации. Необходимо дождаться конца фразы. Прежде чем ответить, нажимайте клавишу «Ответ». Повторяю: необходимо дождаться…
Он не желал ничего дожидаться, не желал ничего знать. Он даже не замечал, как беснуются на экране буквы-муравьи: «Мы не можем принять ваш ответ. Мы не можем принять ваш ответ. Мы не можем…» Жан-Марк упорствовал. Сейчас он разворошит весь этот муравейник! «Нет, вы примете мой ответ!…»
— Меня зовут Жан-Марк, — напечатал он. — Жан-Марк — это мое собственное имя.
А чудо техники, молниеносно обшарив свою чудовищную память, попыталось ошеломить его цифрами:
— Это имя во Франции носят в данный момент 953 504 человека. Повторяю: 953 504..
— Это мое собственное имя, и я свободный человек. Я куплю себе велосипед и буду на нем ездить каждый день. Я буду играть в регби по воскресеньям, в полузащите. Я стану краснодеревщиком — это прекрасное ремесло, оно располагает к одиночеству и сосредоточенности. Да, стану краснодеревщиком и поселюсь в доме у реки с женщиной, на которой я женюсь в этом году. Она брюнетка, и мой коэффициент эмоциональной зрелости ее вполне устраивает. Брюнетка, чуть старше меня и вовсе не худощавая. Ее зовут Свобода. Понятно вам? Свобода!
— Это имя во Франции носят… (машина запнулась)… ноль человек. Повторяю: 0, 0, 0, 0…
Обезумев, она нанизывала в строчку нули — две, три, десять строк одних нулей.
— Ее зовут Свобода, а меня — Жан-Марк, — продолжал юноша, — и мы оба — единственные и неповторимые. Понятно? МЫ ОБА — ЕДИНСТВЕННЫЕ И НЕПОВТОРИМЫЕ. МЫ ОБА…
— Вы можете печатать заглавными буквами, но ни в коем случае не следует их подчеркивать, — снова зазвучал полуобморочный голос из динамика. — Пожалуйста, напечатайте сообщение еще раз, руководствуясь настоящими указаниями. Благодарю за внимание.
— …ЕДИНСТВЕННЫЕ И НЕПОВТОРИМЫЕ, — закончил, наконец Жан-Марк.
Он поискал на пульте клавишу с восклицательным знаком, но не нашел: здесь можно было только задавать вопросы.
Жан-Марк встал. В кабине по-прежнему звучала музыка великого Моцарта. Прежде чем выйти из ячейки, отделанной искусственным металлом, искусственным стеклом, искусственным деревом и искусственным бархатом, он бросил последний взгляд на экран. Прилежные муравьи вновь принялись за работу — появился текст:
— Мы вас не понимаем. Пожалуйста, выразите свою мысль точнее. Спасибо.
«Ну что ж, с удовольствием», — подумал Жан-Марк. Он не стал снова садиться в кресло; не забыв нажать клавишу «Ответ» и ничего не подчеркивая, он старательно напечатал заглавными буквами:
— КАТИСЬ К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ.
Мушка и медведь
переводчик П. Эрлих
Мушка полетала минутку — то есть это для нас, людей, была «минутка» — и села на какое-то поле или на бледно-сизый луг, не такой белый, как снег, но почти такой же холодный. Сидела она недолго. Как кормится мушка? В беспокойстве перелетает она с места на место, по крохам собирая себе пищу; словом, мушку кормят крылья.
Некоторое время она летела в одном направлении, потом заметила чье-то большое бледное лицо и села на него: на лице всегда найдется что-нибудь поесть… Нет, на этом вряд ли! Хоть оно и шевелится, но, должно быть, неживое: холодное и без запаха. «Надо улетать!» — решила мушка. Она стала кружить в воздухе, вытаращив глаза, но ничего не увидела, потому что было темно.
Наконец она различила силуэт большого зверя, он перемешался в черно-белом пространстве, не совершая при этом никаких движений, как самолет в небе. Большой зверь всегда служит пристанищем для маленьких; иногда он даже не подозревает об их существовании, но он и рад им. Их едва ощутимое присутствие напоминает ему, что он не одинок. В природе много таких союзов, как, впрочем, и у людей.
Мушка надеялась, что у зверя густая шерсть, где можно будет спрятаться и отдохнуть, а потом поискать еды, однако он оказался таким же неприятным, как и неживое лицо. На лягушку совсем не похож, удивилась мушка. Почему же тогда он такой холодный и гладкий? Ох, какой неудачный день!.. В сущности, «день» не мушкино слово: слишком короток ее век. То, что для нас день, для нее целая зима или лето, наша зима или лето для нее год, а наш год — это вся ее жизнь.
Она опять скрылась в темноте, но там она не нашла ничего интересного, и к тому же хотелось есть. Поэтому она вернулась обратно, и сизо-белый квадрат, который внезапно ожил, снова привлек ее внимание. Мушка кружила на почтительном расстоянии от него, словно разведывательный самолет, пока не поняла, что происходит.
Она уже многое видела в жизни и догадалась, что идет война. По полю двигались танки, а когда в них попадал снаряд, они замирали на месте или взрывались. На земле появились глубокие воронки, снопы пламени валили с ног сражавшихся, и они корчились перед смертью, как придавленные пауки. Множество самолетов бороздили небо, безжалостно сбрасывая вниз то ли помет, то ли яйца, — поди разбери! — и едва все это касалось земли…
Страшное зрелище заворожило мушку, она не могла оторвать от него глаз. Она видела, как слева от нее готовили прорыв, а справа будущие жертвы еще ни о чем не подозревали. Она чуть не закричала: «Скорее, скорее! Прячьтесь! Они уже близко!» — подобно тому, как кричат дети в кукольном театре, предупреждая любимого героя об опасности. Но ее голос затерялся бы в грохоте этой странной плоской битвы. И потом, люди охотно наделяют животных своими чувствами, хотя никогда по-настоящему не пытались понять их язык. Они расшифровали письмена народов, исчезнувших с лица земли много веков назад, однако до сих пор не понимают собственную собаку.
