Сильвия Аваллоне - Стальное лето
— Ну же, налетайте на конфеты! — воскликнул Артуро, чувствуя себя Санта-Клаусом.
Сандра изо всех сил пыталась сдержать ехидные вопросы. Откуда у него такая одежда? И эти безукоризненно отглаженные брюки — кто ему их наглаживал? Она не сомневалась: ее муж как был, так и остался проходимцем.
Сквозь белую занавеску лились яркие солнечные лучи. Анна робко потянулась за конфетой. Зазвучали позывные программы новостей. Со стороны картинка была мирной.
— Я вернулся, чтобы остаться, — произнес Артуро и громко сглотнул.
У Алессио пропал аппетит.
— Это все еще мой дом? — спросил Артуро, но ответом ему была мертвая тишина.
Тогда он засунул руку в карман пиджака, уверенный, что теперь-то по-настоящему всех удивит. Этого момента он ждал всю жизнь. Как в сцене из фильма, которая постоянно прокручивалась у него в голове, он извлек из кармана красную бархатную коробочку. На его свежевыбритом лице сияла радостная улыбка. Сандра поджала губы, Алессио нахмурился. Только Анна затаила дыхание.
Артуро открыл коробочку и вытащил изумительной красоты кольцо. Это была самая дорогая вещь, которую когда-либо видела Сандра.
— Я вернулся, чтобы остаться, — повторил Артуро, — чтобы обеспечить вам такую жизнь, какую вы заслуживаете.
Сандра была потрясена. Она собиралась держаться до последнего, но благими намерениями, как известно… На мгновение забыв о своих партийных убеждениях, выкинув из головы строки песни «свистит ветер, воет вьюга, прохудились башмаки, но вперед иди, иди», она надела на палец бриллиант.
— Спасибо… — Шейный платок ее мужа издавал восхитительный аромат.
Алессио встал, резко отодвинув стул. Все это его раздражало.
— Куда ты? — с тревогой спросил отец.
— В сортир. — На лице парня читалось отвращение.
Алессио всегда был слишком вспыльчивым… Сын упрекает его в чем-то? Артуро не умел читать мысли.
— Потерпишь. Там, внизу, стоит твоя машина, — сказал он с интонациями фокусника, который сейчас вытащит зайца из колпака. — Вот ключи. — Артуро поиграл брелоком с символом «Фольксвагена». — Машина оплачена. Она твоя.
Алессио обернулся, на этот раз на его лице читалось недоумение.
— Я припарковал ее рядом с мусорными бачками.
Алессио все еще ненавидел отца, но уже не так, как раньше.
Артуро подбадривающе улыбался.
Парень какое-то время медлил, разрываясь между желанием немедленно спуститься вниз и… гордостью.
Артуро смотрел на него исподлобья, но с нежностью. Ему приятного было играть роль щедрого отца. Вообще-то он всегда мечтал таким быть.
— Ну что же ты, хоть посмотри на нее!
И Алессио не удержался. Схватив ключи, он побежал во двор.
Пока Артуро стоял у окна, наблюдая за сыном, Сандра в уме прикидывала размеры его богатства. Голова ее работала, как калькулятор, высчитывая и округляя суммы с большим количеством нулей. Она понятия не имела, сколько может стоить бриллиант, — если, конечно, он купленный.
Впрочем, она не хотела знать подробности, ей было все равно.
В последующие дни Артуро заплатил долг по квартплате, а он был немаленький, и закрыл все кредиты — на посудомоечную машину, на автомагнитолу… И Сандра, глядя, как он отсчитывает деньги, ничего не спрашивала.
— Ты счастлива? — спросил Артуро жену на следующий день после своего триумфального возвращения, и она молча кивнула.
Вскоре Сандра перезвонила адвокату и сказала, что передумала разводиться. Блудный муж вернулся, у них появились деньги, но разве в этом дело? Ей хотелось верить в то, во что нельзя поверить.
В первый же день, после обеда, Алессио повез отца кататься на новом «гольфе».
На зеркале висел ароматизатор, источавший дорогой запах. Алессио строго соблюдал скоростной режим. Артуро в темных очках, с ослабленным узлом галстука удобно расположился на кожаном сиденье. Всю дорогу они говорили о машинах и женщинах.
Поглаживая руль, Алессио внимательно прислушивался к звуку двигателя. Он был увлечен дорогой; солнце светило сбоку, заднее стекло было затонировано, как бывает только у крутых. Шины неслышно скользили по асфальту, мягкая обивка салона приглушала звуки.
Глядя в окно, Артуро любовался сочными красками сентября. Как же он давно мечтал об этом… Они проезжали парк, в котором резвилась детвора, сидели на скамейках парочки, выгуливали собак пенсионеры. Мирные картинки воскресного семейного отдыха.
Так и должно быть: на капоте новенького, блестящего автомобиля должны отражаться облака, деревья и дома. Чувство удовлетворения приходит, когда ты, обдуваемый кондиционером, сидишь и смотришь на прохожих из окна не самой плохой машины, несущейся по проспекту Маркони.
Алессио, молча оценивая характеристики своей мечты, выехал на шоссе, которое добрых десять километров тянулось вдоль заводской ограды. Поглядывая искоса на отца, он испытывал некоторую неловкость и, чтобы скрыть это, охотно откликался на его шутки.
Артуро включил стереосистему «Кларион», и в салоне тихо зазвучала музыка. Справа мелькали трубы, над ними поднималась громада домны.
— Почему ты продолжаешь работать в этой дыре?
— У меня нет выбора.
— Я тебя не понимаю, Алессио. Ты бы без проблем мог заняться чем угодно! — воскликнул Артуро, глядя на сына сквозь стильные стекла «Рей-Бан».
Алессио обгоняли спортивные машины с миланскими и флорентийскими номерами. Богатенькие папики и их сынки возвращались домой с уик-энда, проведенного на Эльбе, — недавно причалил паром.
— Я могу пользоваться интеграционной кассой. И мне гарантированно платят каждый месяц, — сказал Алессио, переключая передачу. Ему вдруг захотелось позлить «БМВ-Х5», который сел ему на хвост.
Артуро, опустив стекло, закурил, и в салон ворвался заводской гул.
— Нет ничего хуже, — заявил он, с презрением глядя в окно, — чем работа на заводе.
— Не знаю, чем еще я мог бы заниматься.
— Тебе не хватает предприимчивости, не хватает смелости пойти на риск!
По радио Джанна Наннини пела «Бульварный роман». На самом деле Алессио не хватало Элены: он пропадал без нее. Кроме того, он с трудом сдерживался, чтобы не ляпнуть: «Не так-то легко простить тебя, отец».
— В твоем возрасте я был полон идей, у меня была мечта, было желание все изменить! — с улыбкой продолжал свою речь Артуро. — И это желание до сих пор со мной. Ну и, конечно, чем бы ты ни занялся, это будет лучше «Луккини».
Алессио свернул по направлению к Сан-Винченцо, завод остался позади. Как он понимал, мечты отца нашли свое выражение в квартире площадью в восемьдесят квадратных метров на пятом этаже муниципального дома, которую к тому же дважды закладывали.
За окном потянулись холмы. У обочины стояли щиты с надписью: «Дыни и арбузы по 2000 лир».
Артуро выбросил окурок и посмотрелся в зеркальце. Он был доволен собой. А вот его сын, став рабочим, приобрел мировоззрение неудачника. Он платит налоги, позволяет каждому вытирать о себя ноги да еще готов благодарить за это.
— Поедем в Баратти, — предложил Алессио.
— Я бы на твоем месте попытался.
— Попытался?
— Ну да. Поменяй работу, сынок, — повысил голос Артуро. — Займись торговлей, прояви смекалку, придумай что-нибудь! Или так и будешь жить? Состаришься к сорока годам, заработаешь себе рак… чего лучше! Если, конечно, дотянешь до сорока…
Он с досадой треснул кулаком по бардачку.
Алессио был мрачнее тучи.
Свернув направо, он поехал по направлению к Популонии. Туристы брали штурмом груду камней под названием «Этрусский некрополь». Уже начался сентябрь, но люди все равно стояли в очереди, чтобы посмотреть на захоронения никому не известных типов, живших три тысячи лет назад. Вот чудики!
— Мы с тобой разные, папа, — заговорил Алессио. — Успокойся, а? Мне нравится, когда об меня вытирают ноги, мне нравится работать на заводе и быть полным лохом. Ведь ты это хотел сказать? Зато мне не нравится опускать других людей.
Стрелка спидометра метнулась от шестидесяти к ста километрам.
Артуро молчал, укрыв глаза за стеклами очков, но слова сына его задели. Это было видно по тому, что он нервно ковырял обивку кресла.
— Вот что ты такого сделал, чтобы машину мне купить? — жестко бросил Алессио.
Артуро не ответил, хотя внутри него бушевал целый океан невысказанных слов.
Вечером он особенно внимательно следил за региональным выпуском новостей. Он ждал конкретной информации, и она прозвучала. Среди ночи Артуро позвонил по телефону первый раз, потом, едва превозмогая сердцебиение, второй — и больше в ту ночь уже не заснул.
23
Франческа крошила на тарелку кусочек хлеба, хотя не собиралась его есть. Она скатывала маленькие комочки, напоминавшие пластилиновые шарики. Краем глаза она наблюдала, как руки ее отца управляются с маленькими детальками. Движения были точные и размеренные, даже не верилось, что это его руки.
