Вячеслав Бондаренко - Взорвать «Аврору»
– Вот ур-род… Ну ничего, никуда он от нас не денется. Поехали, товарищи.
Милиционеры торопливо попрыгали в фургоны, и машины начала разворачиваться.
Владимир, восстанавливая дыхание, долго сидел на мокрой холодной лавочке у того самого склепа, где он позаимствовал саван и лампадки. Какое счастье, что когда-то, уже в Эстонии, попалась ему на глаза заметка в какой-то местной газете о банде «попрыгунчиков», державшей в страхе Петроград конца десятых годов. Возглавлял эту банду изобретательный малый – Иван Бальгаузен, который и придумал кладбищенскую эстетику для своих архаровцев, а также особые пружины на обуви, позволявшие грабителям передвигаться эффектными прыжками. «Попрыгунчиков» переловили еще семь лет назад, но память о них, видать, застряла в головах простых ленинградцев прочно, и милиционеры не были исключением.
Сабуров вытер мокрый от пота лоб, встал. Поднял глаза на могилу и… тут же сел снова. Протянув пальцы, осторожно коснулся поверхности надгробия.
«САБУРОВЪ Георгiй Петровичъ, Полковникъ, род. 11 Iюля 1832 г., сконч. 3 Января 1911 г. – медленно, шепотом прочитал он. – Покойся, милый прахъ, до радостнаго утра. Любящiя сынъ, невестка, внукъ». Владимир прикоснулся к слову «внукъ»…
Он вспомнил тот ледяной день 1911-го, и себя – восемнадцатилетнего студента, и плачущую маму (она очень любила свекра), и закаменевшего, часто моргавшего отца в шинели… И звон, сырой погребальный звон с колокольни храма Смоленской Божьей Матери. Дед был очень стар, но чувствовал себя в последнее время неплохо, и его смерть стала для всех неожиданностью.
– Дед… – прошептал он еле слышно. – Видишь, как оно все… Спасибо тебе.
Устало отдуваясь, из недр своей гигантской кровати, до революции явно украшавшей спальню какой-нибудь купчихи, выбрался Мессинг. Запахнув халат, зевнул во весь рот. С наслаждением потягиваясь, он обернулся к кровати.
– Слушай, ну сегодня ты просто в ударе была… – пробормотал он. – Декамерон какой-то прямо. Тысяча и одна ночь… Нюхала опять небось?
Елена, лежавшая в постели, равнодушно пожала плечами.
– Ну и нюхала… Что теперь?
– А я люблю, когда ты нюхаешь, – рассеянно отозвался Мессинг. – Ты тогда такая… раскованная, словом. – Он снова крепко зевнул и потянулся. – О-о-ох, мать-перемать… Ну и денек сегодня будет, а.
Он подошел к платяному шкафу, открыл створку, сбросил халат и стал копаться в шкафу.
– Стасик, – негромко позвала Елена.
– М-м? – вопросительно промычал Мессинг.
– Мне твоя помощь нужна.
– Что, посадить кого? – засмеялся чекист. – Так ты еще за себя должок не отработала… институтка, дочь камергера. Что там с бывшим офицерьем, отслеживаешь?
– Отслеживаю. Пока Епишина веду, как ты приказал… Стас, я серьезно. Я подружку свою старую потеряла, а найти не могу.
Мессинг выглянул из-за створки шкафа.
– Что значит – потеряла? Когда?
– Давно, лет десять назад.
– А теперь вдруг вспомнила? – фыркнул Мессинг. – Трогательно.
Обнаженная Елена встала с постели, подошла к любовнику.
– Ну, Стасик… – она обняла его. – Тебе же это раз плюнуть. Ну, прикажи своим, они же ее за час раскопают.
– Ага. Раскопают и снова закопают… – он закрыл дверцу шкафа и теперь стоял перед обнаженной девушкой в полной форме ОГПУ. Брезгливо окинул Елену взглядом. – А зачем тебе эта подружка сдалась? Тоже небось… дочь врага Советской власти?
Елена молчала. Мессинг брезгливо усмехнулся.
– Что, боишься меня… Елена Оттовна?
Елена отвернулась, сделала шаг к постели.
– Стоять!!!
Она застыла, вся сжавшись, как от удара кнутом. Мессинг улыбался.
– Фамилия как? – спросил он будничным голосом.
– Фон Фиркс, Елена Оттовна, – устало, ровно заговорила Елена, – 1902 года рождения, из бывших дворян. Место рождения Санкт-Петербург, отец – Отто Карлович фон Фиркс, действительный статский советник, камергер, мать – Александра Владимировна фон Фиркс, урожденная Искрицкая, оба расстреляны в 1918 году…
– Да не твоя фамилия, дура, – добродушно сказал Мессинг. – Подружки твоей.
– А… – Елена вздохнула. – Скребцова Дарья Павловна, 1900 года рождения.
– Че-го?!!
Елена удивленно обернулась. Но Мессинг уже напустил на лицо равнодушное выражение.
– Скребцова Дарья Павловна… – начала повторять Елена.
– Да понял я, понял, – перебил он. – Ладно, наведу справки. – Он приблизился к девушке, осторожно положил ей ладонь на голую спину. – А где ты будешь юбилей Октября отмечать, а?
– Не знаю еще, – пожала она плечами.
Мессинг шагнул к выходу из комнаты, в дверях остановился и пристально взглянул на Елену.
– Значит, никаких новых контактов с бывшими офицерами у тебя не было, я правильно понял?
– Ну я же сказала, – медленно отозвалась девушка.
Мессинг хмыкнул, послал ей воздушный поцелуй и вышел из комнаты.
Елена тяжело опустилась на постель, уронив голову в подушку…
Владимир рискнул тронуться с места, только когда убедился в том, что милиционеры убрались с кладбища. Скорбный, завывающий звук автомобильных моторов был слышен, наверное, на всем острове. Потом наступила тишина, прерываемая только шелестом ветвей деревьев.
Сабуров осторожно поднялся со скамьи, поклонился в последний раз могиле деда, на которой случайно (или нет?) оказался и двинулся вдоль кладбищенской стены. Куда теперь? Никаких мыслей по этому поводу у него не было. Ясно, что нужно было пробраться в центр, но как это сделать? Наверняка милицейское оцепление простоит на набережных до утра…
Звук, раздавшийся из-за покосившегося металлического креста, заставил Владимира вздрогнуть. «Засада!» Он мгновенно выхватил браунинг, но тут же понял, что тревога была ложной: на него смотрели бесконечно испуганные детские глаза.
– Ты откуда тут? – хриплым шепотом спросил Сабуров первое, что пришло в голову.
Беспризорнику, судя по всему, было лет пятнадцать, не больше. Он смотрел на Владимира с неприкрытым страхом.
– Не бойся, я не из милиции, – поспешно сказал Сабуров.
Паренек недоверчиво усмехнулся.
– Ага, а сам с пушкой ходишь…
Сабуров спрятал браунинг.
– Не знаешь, как выбраться отсюда в центр? – спросил он у беспризорника. – Они за мной охотятся…
Беспризорник хмыкнул.
– Ага, заливай больше… Я на Васильевском всех урок знаю.
– Кого? – удивился Владимир.
– Ты что, не блатной? – удивился в ответ беспризорник.
Сабуров вздохнул.
– Слушай, парень. Мне нужно в центр, так, чтобы не попасться милиции. Сможешь тихо вывести меня с кладбища в Гавань?
Беспризорник задумался.
– А что дашь?
– Советские деньги устроят?
Глаза беспризорника вспыхнули неподдельным интересом.
– Советские?! А ты что – несоветский?!..
Владимир молчал.
Беспризорник решительно поднялся с кучи опавших листьев и подтянул штаны.
– Пошли, – он повелительно мотнул головой куда-то в сторону.
Идти оказалось не так уж далеко. Где-то на западной окраине кладбища Владимир и его проводник перебрались через стену и сразу же оказались в лабиринте портовых складов. Ветер стал злее и резче, чувствовалась близость моря.
Примерно через десять минут ходьбы беспризорник остановился перед какой-то деревянной дверью и коротко, решительно постучал. После большой паузы дверь открылась. На пороге стоял коренастый кривоногий человечек, судя по всему, сильно заспанный и весьма недовольный жизнью.
– Ну чего надо, Смола? – буркнул он, глядя куда-то в сторону.
Вместо ответа беспризорник склонился к нему и приглушенно забормотал что-то. Сколько Сабуров не вслушивался в это бормотание, он так и не смог разобрать ни слова.
Наконец кривоногий тяжко вздохнул и, почесав в затылке, взглянул на Владимира.
– Чем платить будешь?
– За что? – удивился Сабуров.
– Как за что? – в свою очередь удивился кривоногий. – Тебе ж в центр надо?
– Ну, надо, – согласился Владимир. – А ты что…
– А я ничего, – напористо перебил кривоногий. – Я через полчаса в Екатерингофку иду. Идешь со мной или нет?
Сабуров с готовностью полез в карман за деньгами. Три червонца вполне удовлетворили кривоногого, и он ушел переодеваться. А беспризорник, получив от Владимира свой червонец и не попрощавшись, шмыгнул куда-то в подворотню.
Через полчаса Сабуров, ежась от ледяного ветра, стоял на корме маленького парового катерка, который, оглушительно стуча машиной и яростно дымя высокой трубой, шел по Финскому заливу. Тьма была – хоть глаз выколи, и Сабурову все время казалось, что вот-вот из этой тьмы возникнет какой-нибудь ГПУшный корабль, который возьмет катерок на прицел пушек. Но шло время, а ГПУшный корабль и не думал появляться. Катерок усердно одолевал волну за волной. Кривоногий человечек, облаченный в бушлат и тельняшку, возник рядом и, посапывая носом, некоторое время стоял молча.
