Дональд Бартельми - Шестьдесят рассказов
Столько света, сколько он захочет.
Затем, убедившись, что условия не оставляют желать ничего лучшего, я отправился на переговоры с выбранным мной врачом.
- Вы должны понимать, что операция, если он на нее согласится, будет иметь определенные… психологические последствия.
Мой кивок выражает согласие.
Он показывает мне в книге изображения лиц с ужасающими ожогами - до и после воссоздания средствами его науки. Преображения поистине волшебны.
- Я бы порекомендовал ему предварительно обследоваться у моего коллеги доктора В., высококвалифицированного психиатра.
- Это возможно. Только я должен напомнить, что он не общался с людьми, за исключением меня, уже…
- Однако, если верить вашим же словам, первоначально именно страстные эмоции мести и ревности…
- Да. Но теперь они сменились, насколько я понимаю, меланхолией, столь глубокой и всеобъемлющей…
Доктор Мирабо принимает шутливо-серьезный вид.
- Меланхолия, сэр, это как раз тот род недуга, с которым я имею некоторое знакомства. И мы посмотрим, сможет ли его недовольство жизнью устоять перед небольшим чудом.
И он протягивает в разделяющее нас пространство сверкающий скальпель.
Однако, когда наступает назначенный час, и я прихожу за Призраком Оперы, его нет.
Какое разочарование!
А может быть, я чувствую некоторое облегчение?
А не может ли быть, что я ему не нравлюсь?
Я сажусь на тротуар рядом с Оперой. Прохожие бросают на меня взгляды. Я буду ждать здесь сто лет. Или до той поры, когда холодный душ здравого смысла остудит - в который раз - жаркую плоть романтики.
ГОРОДСКАЯ ЖИЗНЬ
Эльза с Рамоной окунулись в сложную городскую жизнь. Квартира нашлась без особых затруднений, из нескольких комнат, на Портер-стрит. Они занавесили окна занавесками. Разместили там и сям яркие бумажные украшалки быта, купленные в японской лавке.
- Ты бы сказала Чарльзу, что к нам нельзя, пока все не будет готово.
Да я и вообще не хочу, чтобы он приходит, думала Рамона. Они с Эльзой уйдут в другую комнату и закроют дверь. А я буду сидеть и читать деловые новости. Британия снимает экономические барьеры. Назревает взлет облигаций. А время тянется и тянется. Потом они выйдут. Как ни в чем не бывало. Эльза сварит кофе. Чарльз достанет плоскую серебряную фляжку и плеснет в кофе бренди. Мы будем пить кофе с бренди. Б-р-р!
- Куда мы положим телефонные книги?
- Да пускай они там, у телефона.
Эльза с Рамоной пошли в двухдолларовый цветочный магазин. Снаружи, у входа, какой-то человек продавал павлиньи перья штуками. Эльза с Рамоной купили несколько вьющихся растений в белых пластмассовых горшочках. Хозяин магазина упаковал растения в коричневые бумажные мешки.
- Поливайте ежедневно, девочки. Чтобы земля все время была влажной.
- Обязательно.
Эльза изрекла печальное суждение о жизни:
- Она летит все быстрей и быстрей.
- Она такая трудная,- добавила Рамона.
Чарльзу предложили более ответственную должность в другом городе, он согласился.
- Я буду приезжать на выходные, когда будет возможность.
- А это серьезная работа?
- Конечно же, Эльза. Ты же не думаешь, что я тебя обманываю, не думаешь?
Чарльз одет в темно-серый, почти черный костюм, усы он сбрил.
- Усы не вяжутся с этим костюмом.
Рамона слышит, как Эльза всхлипывает в спальне. Вообще-то, я должна бы ей сочувствовать. Но я не сочувствую.
2
Рамона получает от Чарльза письмо следующего содержания:
Дорогая Рамона.
Я очень благодарен тебе за твое интересное и очень любопытное письмо. Я действительно заметил тебя, сидящую там, в гостиной, когда я прихожу в гости к Эльзе. Я неоднократно отмечал твою внешность, которая, по моему мнению, ничуть не уступает внешности самой Эльзы. Кроме того меня сильно возбуждает твой вкус в выборе одежды. Верхняя часть твоих ног производит на меня живейшее впечатление. Беда только в то, что, когда две девушки живут вместе, приходится делать выбор. Невозможно иметь их обеих, в нашем обществе. Именно вы, девушки, и настаиваете по преимуществу на выполнении этого запрета, вместе с пожилыми дамами, которым в душе-то все это скорее всего безразлично, только они все равно считают, что нужно держаться в рамках приличия. Я имею Эльзу, а значит не могу иметь тебя. (Я знаю, что существует некая философская проблема насчет «быть» и «иметь», однако я не могу сейчас углубляться в ее обсуждение, потому что я немного тороплюсь под давлением обстоятельств, связанных с моей новой должностью.) Так что вот что получается на настоящий момент, несравненная Ра- мона. Такое вот положение. Конечно же у в будущем все может сложиться совсем иначе. Как оно нередко и бывает.
Второпях, Чарльз.
Что это ты там читаешь?
- Да так, одно письмо.
- От кого бы это?
- Да так, от одного знакомого.
- От кого?
- Ни от кого.
- О!
Родители Рамоны приехали в город из своей Монтаны. Сухопарый отец Рамоны, одетый в деловой костюм и белую ковбойскую шляпу, стоит на тротуаре Портер- стрит. Он следит за своей машиной. Сперва он последил за ней немного с крыльца, затем последил немного с тротуара и снова стал следить с крыльца. Рамонина мать ищет в чемоданах привезенный подарок.
- Мама! Ну зачем вы привезли мне такой дорогой подарок!
- Да он совсем не такой уж и дорогой. Мы хотели подарить тебе что-нибудь такое для твоей новой квартиры.
- Оригинальная гравюра Рене Магритта!
- Ну, она же не очень большая. Совсем маленькая.
Всякий раз, когда родители пересылали Рамоне письмо, пришедшее по ее прежнему адресу, в Монтану, оно оказывалось вскрытым, о чем дополнительно свидетельствовала надпись на конверте: «Ох! Нечаянно открыли!» Однако сейчас, глядя на свеженький, симпатичный оттиск, изображение дерева с вырезанным из его кроны лунным серпом, Рамона начисто забыла про всякие письма.
- Фантастическая красота! Куда бы нам это повесить?
- А как насчет стены?
3Поступив в университет, обе девушки записались на юридический факультет.
- Я слышала, что на юридическом факультете трудно,- сказала Эльза,- но это как раз то, что нам нужно, серьезное испытание сил.
- Вы первые и единственные девушки, принятые когда-либо на наш юридический факультет,- сообщил им декан.- У нас по большей части мужчины. Несколько иностранцев. Теперь я перечислю вам три вещи, на которые следует обратить особое внимание: 1) Не пытайтесь продвигаться слишком далеко слишком быстро; 2) одевайтесь просто, без претензий; и 3) держите конспекты в идеальном порядке. И если я хоть раз услышу дикие крики «Эй, але!», выгоню вас без разговоров. У нас на факультете так не говорят.
- Пока что мне все здесь нравится,- прошептала Рамона.
Упоенные своим новым студенческим состоянием, девушки пошли знакомиться с радостями Паскан-стрит. Сейчас они были ближе друг к другу, чем когда-либо прежде. Понятное дело, они не хотели сближаться слишком уж близко. Они боялись сближаться слишком уж близко.
Эльза встретила Жака. Он был с головой вовлечен в борьбу.
- А за что, собственно, эта самая борьба, Жак?
- Господи, Эльза, какие у тебя глаза! Я никогда еще, ни в чьих глазах, не видел такого умбряного оттенка. Никогда.
Жак пригласил Эльзу в мексиканский ресторан. Эльза воткнула вилку в кабрито кон кесо.
- И подумать только, что эта еда была когда-то маленьким козленочком!
Эльза, Рамона и Жак смотрели на рассвет, разгорающийся над вьющимися растениями. Узорчатые переливы серебристого сияния и т.д.
- А ты не боишься, что вот сейчас вломится Чарльз и все про нас узнает?
- Чарльз в Кливленде. Кроме того,- хихикнула Эльза,- я бы сказала, что ты с Рамоной.
Рамона залилась слезами.
Эльза и Жак в два голоса утешают Рамону.
- Почему бы тебе не отправиться в трехнедельную экскурсию по «природным заповедникам», с проездом по экскурсионному тарифу?
- Если я поеду по «природным заповедникам», они непременно окажутся сплошным кошмарным болотом!
Рамона думала: они с Эльзой уйдут в другую комнату и закроют дверь. Потянется время. Потом они выйдут, как ни в чем не бывало. Потом кофе. Б-р-р!
4
Чарльз в Кливленде.
«Непорочная белизна».
«Жизнеутверждающий скептицизм»
Чарльз стремительно поднимался по ступенькам кливлендской иерархии.
Беды, связанные с известной ситуацией, когда начальник, воспринимающий одаренного подчиненного, как угрозу собственному благополучию,заставляет его втуне растрачивать свой человеческий потенциал на рутинную, безжизненную работу, счастливо миновали Чарльза. Страстная, увлекающаяся натура позволила ему подняться на высочайшие высоты. Именно Чарльз удачно заметил, что некие операции осуществлялись более эффективно, «когда соборы сияли непорочной белизной»; прошло немного времени, и вся кливлендская структура была перестроена вокруг двух его ключевых концепций - «непорочной белизны» и «жизнеутверждающего скептицизма».
