Валентин Черных - Взрыв Секс-бомбы
После просмотра она обернулась, чтобы увидеть, кому принадлежал голос. Это оказался ее однокурсник, который снял одну удачную картину и уже много лет что-то ставил в телевизионном театре.
— За что ты меня так не любишь? — спросила она.
— Ты же королева, — ответил он. — Тебе не надо суетиться.
— А что мне надо?
— Ничего. И короля, и королеву играет окружение.
Однокурсник в то время был в разводе, и у них завязался роман.
Она набрала его телефон и без предисловий спросила:
— Ты можешь посмотреть рабочий материал?
— Когда?
— Я вышлю за тобой машину.
— А компенсация?
— Когда скажешь.
— Сегодня.
— Согласна.
Она написала его адрес и протянула листок Второму режиссеру.
— Привезите этого человека.
— В группе сейчас нет машины.
Советские привычки держались уже второе десятилетие.
— Послушай, хер голландский! Я достала деньги на этот фильм. Ты получаешь зарплату из этих денег. Так пошевели задницей для меня хотя бы из уважения, что я тебе дала работу. Найди такси.
— Этим занимаются администраторы.
— Администратора рядом нет.
Второму режиссеру было за шестьдесят. Он не работал несколько лет, обнищал и озлобился.
— Мне тебя жаль, но я тебя уволю, — сказала она.
— Увольняй, — ответил Второй режиссер.
Он уже не выдерживал предложенного современного ритма киносъемок. Его бы и так уволили через неделю, а теперь он будет говорить, что его уволили из-за этой самодовольной суки.
Любовник-режиссер посмотрел с нею отснятый материал, прочитал остальные сцены, которые написал Сценарист для нее и Стаса.
— Хороший материал, — сказал он.
— Мальчик меня переигрывает. В этом варианте он главный герой, а я стареющая и страдающая шлюха.
— Период стареющей и страдающей шлюхи проходит каждая женщина.
— Экранный образ каждая женщина примеряет на себя. А как бы повела себя я? И все будут говорить: уж я бы так не поступила.
— Да. Потому что на экране увидели стареющую и страдающую шлюху. О себе-то они так не думают. Они не стареющие и не страдающие. Они тебя пожалеют. А если пожалеют, значит, ты выиграешь.
— Я не хочу, чтобы меня жалели, я хочу, чтобы мною восхищались.
— Период восхищения у каждой женщины когда-нибудь заканчивается.
— У меня заканчивается?
— Я этого не говорил.
Режиссер сдал назад, поняв, что пережимает. Еще одна-две унизительные реплики, и она поблагодарит его, сошлется на усталость и пообещает встретиться позже, на следующей неделе.
— Я думаю, что эта роль — одна из самых главных в твоей биографии, а может быть и главная. У каждого актера есть своя главная, звездная роль.
— Роль жалкой, униженной, брошенной мальчишкой женщины. А зачем это мне? Да, я, наверное, играю такую неплохо.
— Замечательно играешь.
— Но этой ролью я подписываю себе приговор. Если до этой роли я была молодой соблазнительницей, то после нее я перейду на роли матерей и бабушек. Это когда-нибудь все равно случится, но это «когда-нибудь» я хочу оттянуть на несколько лет.
— На сколько?
— На сколько удастся.
— Это так важно для тебя?
— Только это и важно. Я эту роль придумала для себя, я ее выстрадала, оплатила. Почему я должна от нее отказываться? Я — победительница по жизни, так буду победительницей и в кино. И меня, учительницу, будут любить за то, что я не поддалась мальчику, а осталась верной своему старому влюбленному другу.
— Друг — это Большой маленький актер?
— Да.
— Он старик.
— Он выглядит лучше тебя.
— Он старик. Он говорит как старик, он ходит как старик. Раздеться перед стариком — не велика победа. А раздеться перед молодым — это вызов стареющей женщины, все еще прекрасной и привлекательной. И пусть у мальчика от твоей наготы остановится глаз.
— Взгляд остановится и у старого друга.
— У старого друга потекут слюни.
— Я вообще не хотела раздеваться. Меня уже нельзя долго рассматривать обнаженной.
— А долго и не надо. Ровно столько, сколько необходимо.
— А как это определить?
— По реакции мальчика. Покажешь ему материал, и, если он попросит показать еще раз, значит, так и оставить.
— А если не попросит?
— Тогда надо сократить.
— Мне надо услышать еще одно мнение, — сказала Секс-символ. — Назови такого человека. Я ему заплачу.
— Есть такой человек. Ты пошли ему сценарий. Первый вариант, второй, и пусть перегонят отснятый материал на видео.
Режиссер написал на листке знакомую ей фамилию.
— Спасибо тебе за помощь. Как только я пойму, куда мне грести, мы с тобой загуляем.
Он знал, что если Секс-символ что-то решала, то просить и даже умолять ее переменить решение бессмысленно.
— Меня отвезут? — спросил он.
— Конечно.
В кабинет, где они смотрели материал, зашел директор картины.
— Подготовь приказ, — попросила она его, — уволить Второго режиссера.
— А как?.. — начал было директор.
— Вторым назначим Ассистентку. Она опытная и в картине.
— Надо согласовать с Продюсером, Режиссером.
— Согласуй. Но с завтрашнего дня она работает вторым режиссером. Если они найдут лучший вариант, пусть согласуют со мной.
Еще несколько дней назад были разрозненные отрывки. Сегодня, когда все сложили, уже появилась другая реальность, которой никогда не существовало, а теперь она возникла. Ее еще можно было изменить, развернуть, замедлить, приглушить или уменьшить темп, количество кадров, — и все менялось. В кино было все как в жизни, только в жизни невозможно вставить вырезанное и невозможно добавить, если выяснилось, что вырезали больше, чем надо.
— Договорись со Сценаристом о встрече, — сказала она Ассистентке.
— Ты уверена, что я справлюсь с работой второго режиссера? — спросила Ассистентка.
— Ты хочешь ее получить?
— Хочу.
— Значит, справишься. Не упусти этот шанс.
— Не упущу.
Поскребыш
Продюсер не приезжал на дачу уже несколько дней, не ночевал он и на городской квартире, значит, дело двигалось к разводу. Но бракоразводный процесс начнется не завтра, вряд ли им удастся договориться о разделе имущества через адвокатов, а суд может растянуться на несколько месяцев. И она отодвинула эту проблему в разряд несрочных. Она тоже перестала ездить на дачу. Ей оборудовали номер-люкс в бывшем санатории и будущем пансионате, и она выезжала в Москву только по делам своего Агентства.
Утром она вставала рано, делала пробежку, купалась в речке и в ожидании съемочной группы проверяла счета, осматривала сделанное, каждый раз находя недостатки. Съемочная группа добиралась из Москвы не раньше десяти утра, снимать начинали ближе к полудню. Тогда она ускорила темп ремонта еще нескольких номеров, в которых разместили Режиссера, оператора и актеров, снимавшихся каждый день. Осветителей разместили в соседней деревне.
Теперь завтрак готовили к восьми утра и в девять уже начинали снимать. Пять сэкономленных съемочных смен выливались в солидную сумму в долларах. Теперь после съемок она объезжала такие же разрушенные санатории, где скупала по бросовым ценам стулья, столы, диваны. Наняла нескольких деревенских плотников, устроила мастерскую по ремонту и обеспечила свой будущий пансионат старомодной, но вполне приличной, добротной мебелью. Пусть старомодность станет стилем, решила она.
Еду на съемочную группу готовили повара санатория. Они охотно вернулись на свои прежние места на кухне. Врач и медицинские сестры, которые несколько лет уже сидели без работы, занимаясь огородами, не могли дождаться, когда можно будет снова выйти на работу. Но пока срочно требовалось нанять профессиональных охранников: она обнаружила пропажу отреставрированного «сталинского» дивана, который она наметила поставить в холле пансионата. Всю прочную и громоздкую мебель пятидесятых годов прошлого столетия, которой обставлялись санатории и дома отдыха, она называла сталинской.
Охраняли будущий пансионат три местные старухи, через две ночи на третью.
— Нужна профессиональная охрана, — сказала она директору съемочной группы.
— С этим трудно, — ответил директор. — Здесь не Москва, охранных агентств нет.
— Уволю, как только найду замену, — решила она окончательно. — Зачем нужен работник, который грузит проблемами, которые сам должен снимать.
— Поищи демобилизованных офицеров в соседних деревнях.
— Откуда офицеры в деревнях? — удивился директор.
— Многие ушедшие из армии офицеры оказались без квартир и вернулись к родителям в деревни в ожидании жилищных сертификатов, которые они ждут иногда по нескольку лет.
— Оформлять на работу? — спросил директор.
