Виктор Трихманенко - Небом крещенные
На самолетной стоянке Жуков велел своим друзьям засучить рукава и приступить к делу. И что ж, летуны охотно взялись за техническую работу.
В ссорах, в суматохе подчас ослабевает порядок. Кто-то пренебрег коварным свойством огня — загорелся деревянный дом, в котором была столовая летного состава. Собралась толпа, тушили пламя водой из колодца, а больше зубоскалили. Над огромным костром выделывал фигуры пилотажа ЯК. Это Бровко, которому поручено отогнать старую машину в мастерские. При выходе из пикирования у ЯКа выпадала правая стойка шасси. Он вертелся над пылавшим домом, как одноногий, злорадствующий юродивый.
Куда же все-таки двинут полк? Однажды, во время затяжного перекура после обеда, под хорошее настроение летчики взяли в тугое кольцо командира полка. Он все отшучивался, а потом сказал:
— Куда, не знаю. Известно пока одно: не на запад.
Вот так новость! Смахнула она улыбки и шутки в один миг.
XЭшелон с бескрылыми самолетами на платформах, с несколькими теплушками и вагоном-кухней, замедляя ход, приближался к станции. Подплыла закопченная доска с названием станции: "Половина"!
— Тут как раз половина пути от Москвы до Владивостока, — резюмировал Остроглазов. Несколько перегонов парторг ехал в теплушке летчиков третьей эскадрильи.
— Половина!
— А ну, пошли поглядим на эту Половину!
Стали спрыгивать с вагона, минуя узенькую подвесную лесенку.
Эта тихая сибирская станция безлюдна. На базарчике одна баба с брюквой, другая с миской серой перестоявшей капусты — война все высосала.
Эшелон загнали на запасные пути — значит, продержат несколько часов, а может быть, и сутки.
В дороге находились около двух недель. Первое Мая отпраздновали на колесах. Погода держалась прекрасная: безоблачное небо, теплый весенний ветер, увивающийся над эшелоном.
На стоянках командир полка, начштаба и еще кто-нибудь из полкового начальства иногда оставались на хороших угодьях поохотиться, потом догоняли эшелон пассажирским поездом. Самолеты на платформах охраняли свои механики. Если в теплушке душно, можно было завернуть брезент, сесть в кабину, закрывшись фонарем, и ехать по-барски. Справа и слева бегут бескрайние сибирские просторы, зелень всюду буйная, никаких признаков, никаких запахов войны. Едешь и едешь в кабине, будто идешь бреющим полетом.
Не надо быть большим стратегом, чтобы догадаться, зачем перебрасывают боевые части на Восток. Фашистская Германия вот-вот будет поставлена на колени, как говорится в последнем приказе Сталина, но жив-здоров другой агрессор, постоянно угрожающий с Востока… Летчики в обстановке разбираются и глубокомысленно помалкивают на этот счет. Везут их на Восток — значит, там без них не обойтись.
Станционные пути Половины пустовали, только воинский эшелон стоял в стороне да обрывок товарного состава. Пассажирские поезда лишь двухминутным вниманием удостаивали Половину. А груженые товарняки проходили безостановочно. И опять залегала тишина. Серебрились накаленные солнцем рельсы.
Шла по рельсу девушка в офицерской шинели. Осторожно выставляла ногу в хромовом сапожке, равновесие удерживала с помощью двух наполненных водой котелков, которые несла с собой. Улыбалась. Все равно как цирковая канатоходка. Рядом с нею двигался мелкими шажками кто-то из поклонников, готовый поддержать, если оступится.
Остроглазов, беседовавший с Вадимом Зосимовым, вдруг замолчал, следя за "канатоходкой" издали. Отцовской любовью заблестели его блеклые, немного слезливые глаза.
— Лейтенант Пересветова, — сказал он. — Замечательная женщина!
Вадим уточнил:
— Женщина или девушка?
Морщинистая, добрая улыбка исчезла с лица парторга. Повернувшись к Вадиму, он закричал на него, словно Вадим был в чем-то виноват:
— По вашим летунским понятиям между женщиной и девушкой какая-то пропасть! Вы себе только одно в башку вбиваете, совершенно не видя перед собой человека.
— Извините, товарищ капитан, я ведь не про то…
— Ладно, — отмахнулся парторг. — Пойдем вот лучше познакомлю. — И окликнул сиплым стариковским голоском: — Варвара Александровна!
Девушка остановилась. Вопросительно посмотрела на них.
Остроглазов и Вадим подошли.
— Не знакомы? — спросил Остроглазов, попеременно глядя на каждого из них. — Это лейтенант Пересветова Варвара Александровна, техник радиолокационной установки. А это младший лейтенант Зосимов Вадим… батькович, летчик-истребитель.
Девушка протянула Вадиму руку. И тут же забыла о его присутствии. С парторгом они, видно, были давними друзьями, сразу у них наладилась оживленная беседа. Вадиму с тем, другим, поклонником оставалось достать папиросы и пустить дымы.
Мимо проходил майор Мороз, начальник штаба полка, — доеолько полный и коротконогий, он переваливался через рельсы, как селезень. Остановился, сказал Пересветовой несколько вежливых слов. И тоже к ней по имени-отчеству:
— Варвара Александровна…
Вадиму показалось, что начштаба как-то заискивающе заглянул ей в лицо. А в потемневших при этом карих глазах Пересветовой не было для начштаба ничего хорошего.
— Вот набрала кипятку на станции. Волосы надо вымыть, — сказала она, обращаясь к Остроглазову, и пошла к своему вагону. В том вагоне ехали девчата — операторы и прибористки с приданной полку радиолокационной установки "Редут" [9].
У начштаба была одна встреча с Пересветовой, еще там, под Ленинградом, которая существенным образом дополнила их уставные отношения.
Как-то после совещания офицеров майор Мороз задержал в своем кабинете лейтенанта Пересветову; ее начальнику — молчаливому, широкоскулому узбеку, сказал, что он может ехать в подразделение и не беспокоиться. Мороз пригласил Варвару… э-э-э Александровну на дружеские ужин. Будут его квартирная хозяйка с дочерью-студенткой, может быть, кто-либо из офицеров штаба заглянет на огонек — вот и все. Пересветова согласилась, и Мороз даже крякнул от удовольствия.
Они зашли в сельский дом. Там было тепло-тепло, в горнице стоял обильно накрытый стол. Студентка к ужину не приехала, хотя обещала, сама квартирная хозяйка посидела недолго с гостями и куда-то ушла. Мороза привело в восторг, что его гостья выпила полстакана водки, закусила хорошенько и еще выпила. Он расстегнул китель и сказал ей, что она тоже может себя чувствовать как дома. Подсел поближе. Разговаривая, дышал ей в щеку прерывисто и жарко, как загнанный на охоте гончий. "Ну, почему это у нас в армии преданы забвению лучшие традиции русского офицерства? — недоумевал он. — Читаешь классиков — Льва Толстого, Лермонтова, того же Куприна… В их произведениях все отражено. Раньше как было в офицерском обществе? Вне служебных занятий все равны — от поручика до полковника, все сидят за одним столом, пьют вино, в карты играют. Теперь же такой вот простоты в отношениях, такой, можно сказать, интимной близости между офицерами не чувствуется. Нет ее, и все. И очень печально. Да-с!.. — Мороз обнял тяжелой рукой девичьи плечи. — Мы ведь с вами люди одного круга, правда? Здесь, за столом, вы просто Варя, а я Михаил, Миша".
Она порывалась встать, он крепче обнимал ее, ужо двумя руками. Ставни в доме наглухо закрыты, огонек в керосиновой лампе садится все ниже…
Она все-таки вскочила и, обогнув стол, очутилась напротив него — их разделял только стол, уставленный бутылками, открытыми консервами, тарелками. Влево-вправо, влево-вправо… В этой игре вокруг стола ему не удалось ее поймать.
"Послушайте, Михаил! — воскликнула она, вдруг улыбнувшись, и он замер по другую сторону стола, трепетно ожидая перемены в ее настроении. — Послушайте: поручик в моем лице может по пьянке натворить чего угодно". — Улыбка и ненавидящий взгляд… Мороз сделал едва заметное, обманное движение, чтобы ринуться потом в другую сторону и все-таки поймать ее. Слез кету — это уже хорошо. Покорится… Но "поручик" опередил Мороза. Подхватив снизу стол двумя руками, Пересветова сильным рывком бросила его от себя. От толчка Мороз подался назад, неловко сел и вместе с табуреткой упал навзничь. Перевернутый стол накрыл его, скандально зазвенели бьющиеся бутылки и тарелки. Пересветова набросила шинель на одно плечо — и к двери. От порога раздался ее хмельной хохот.
Как там выкарабкивался из-под стола и очищался от объедков толстый начштаба, Пересветова уже не видела.
Быстро зашагала она прочь от дома, на ходу надевая шинель. Две женщины встретились ей на пути. Они стояли и разговаривали, ожидая чего-то. При ярком лунном свете в одной из них Пересветова узнала квартирную хозяйку. Прошла бы мимо, если бы не такая подлая ухмылка на той безбровой физиономии. Рука сама потянулась к кобуре. Тыча пистолетом в мягкое, податливое лицо, мгновенно перекосившееся от ужаса, разбушевавшийся "поручик" крикнул девичьим голосом: "Пристрелю, старая сводница!.."
