Ингрид Нолль - Почтенные леди, или К черту условности!
В тот момент, когда мы продевали его голову в ворот свитера, Эвальд открыл глаза, моргнул, увидев над собой пышную грудь Аннелизы, и растерянно спросил:
— Воробушек, ты прибавила?
Более глубоко задеть Аннелизу было невозможно, поскольку он спутал ее с Бернадеттой. Я нервно рассмеялась. Эвальд снова открыл глаза. Дыхание стало слышимым, и он немного подвигал конечностями. Сообразив, что пролез в свитер только головой, он торопливо потянулся к ближайшему предмету одежды и частично прикрыл наготу. Затем любопытным взглядом смерил Аннелизу и тихо, как он это всегда умел, заметил:
— В каждой женщине сидит Венера.
— Здорово же ты нас напугал! — говорю Эвальду, а сама думаю воспользоваться тем, что он находился без сознания. — Целых полчаса мы делали искусственное дыхание «рот в рот» и массаж сердца. Если бы Аннелиза не постаралась сделать все возможное, ты бы умер у нас на руках.
— И нам было бы не очень-то жаль, — сердито ворчит она и втаптывает солнечные очки Эвальда в песок, хотя от этой расправы пострадала лишь одна дужка.
Эвальд пролежал еще десять минут в покое, потом оделся и объявил, что готов потихоньку с нашей помощью двинуться в сторону ближайшего выкрашенного в оранжевый цвет домика на сваях, где дежурный спасатель по радиосвязи позаботится о том, чтобы забрать его с пляжа.
В половине двенадцатого нам навстречу потянулись толпы отпускников с огромными сумками, бамбуковыми циновками, зонтиками, мячами и лопатками. Постепенно все плетеные кресла с тентом были заняты. Хорошо еще, что сейчас не время школьных каникул, поэтому с родителями отдыхают только маленькие дети. Хочется надеяться, что детки не станут относить в море найденных бедных червячков.
— Вернемся в отель, поедим теплый супчик и сразу в кровать, — произносит Аннелиза.
— Сначала надо бы узнать, как там Эвальд. Санитары для перестраховки отвели его к врачу. Ты не знаешь, раньше с ним такое случалось?
— Нет, меня это не касается, — отвечает Аннелиза.
В отеле нам сообщили, что Эвальд отдыхает в своем номере, он выпил грог и больше не производит впечатления больного. Ну, раз все так обернулось, мы не стали беспокоить его и тоже завалились спать.
В половине четвертого мы сидим в саду за чашкой кофе и размышляем, не пойти ли к Эвальду посмотреть, как он там. В этот момент больной в прекрасном настроении появляется в саду и подсаживается к нам за столик.
— Я только что прошелся вниз по улице и принес вам небольшую благодарность за массаж сердца! — При этих словах он выложил перед нами пакетик с искусно запакованными предметами. — Для спасительниц моей жизни! Один для Лоры, один для Аннелизы! — торжественно произнес Эвальд, уверенный в том, что подарки произведут впечатление.
Мы схватили их и развернули. Эвальд каждой из нас купил по сердечку — одно из розового кварца, другое из аметиста. Еще один пакетик лежал перед нами нераскрытым. Аннелиза тотчас попалась на удочку нашего мецената.
— Нет, ну как символично! И восхитительно! — воскликнула она. — А для кого третий?
— Для моей дочери, — говорит Эвальд и прячет лишнее сердечко в пакет.
— Для которой? — уточняю я.
— Для Йолы, естественно, — отвечает он. — Пожалуй, надо было купить сердечко и для Михаэлы. Тогда уж нужно еще одно для моей невестки.
— Не забудь потребовать в магазине скидку, — усмехнулась я.
Аннелиза поглаживает гладко полированную поверхность:
— Большое спасибо, Эвальд, мне всегда приятно, когда мужчины дарят сердце.
— Даже если сердце из камня? — замечаю я.
К сожалению, не могу разделить радость с подругой. Почему бы Эвальду не купить разные подарки? Резко встаю и оставляю их наедине.
Наверное, я пошла той же дорогой, что и Эвальд, поскольку скоро оказалась возле магазина, где он приобрел подарки. Эксклюзивные украшения для богатых и различные сувениры для туристов. Сердечки из топаза, лунного камня, огненного опала и агата, так называемые кольца из нефрита, авантюрина, гематита и тигрового глаза. Господи, уж кто-кто, а я-то разбираюсь в полудрагоценных камнях. Как же я могла не поинтересоваться ценами! Аметистовое сердечко, с удовлетворением выяснило я, стоило дороже остальных, и оно досталось мне, а не Аннелизе. Но это не сделало меня счастливее, ведь Эвальд предоставил дело случаю: мы взяли по пакетику не глядя.
Странно, что лежащий без сознания Эвальд не выходил у меня из головы, хотя в таком своем виде он определенно не возбуждал эротические фантазии. Не было бы рядом подруги, я прижала бы его к груди и согрела своим теплом.
Нет, это просто удивительно, что две поживших на свете женщины ведут себя как тинейджеры, когда заходит речь о мужчине. Вместо того чтобы соревноваться в ревности и зависти, нам бы лучше вспомнить про женскую солидарность и призвать в помощь нажитую годами мудрость.
Зависть относится к семи смертным грехам. С трудом пытаюсь припомнить остальные шесть. Наверняка в них входит чревоугодие и скупость. По мне, так пусть Аннелиза забирает себе Эвальда, я не скряга.
Они все еще сидели вдвоем, когда я вернулась; на тарелке подруги замечаю остатки торта.
— Вы можете назвать все семь грехов? Кроме обжорства?
Эвальд и Аннелиза настроены игриво и сразу засмеялись.
— Гнев, леность и гордыня, — тоном проповедника перечислил Эвальд.
— Похоть, — тяжело выдохнула Аннелиза.
Я хотела углубиться в тему, но тут зазвонил мобильный телефон Эвальда.
Мы знаем за ним привычку отходить подальше, когда он с кем-то говорит. Подслушать невозможно. И все-таки мы за ним бдительно наблюдали. Похоже, он получил хорошие известия.
22
Для кризиса среднего возраста я устарела. Вероятно, меня изматывает какой-то общий кризис смысла. Я лежу в своем прекрасном гостиничном номере, гляжу на маяк через окно и задаю себе вопрос: как все это назвать? Отпуск на Зюльте? Что, собственно, я здесь делаю? Чего мне вообще хочется и хочется ли вообще в отпущенный остаток жизни?
Муж мне больше не понадобится, хорошая еда тоже не доставляет прежней радости. Хотела отдохнуть и немного развлечься, но разве раньше, когда была по уши в работе, я не ощущала большего удовлетворения от жизни? И зачем пенсионерам вообще отпуска?
Эвальду передали, что теперь он может похоронить жену. Как и ожидалось, токсикологическое обследование установило лекарственный абузус,[4] который с высокой долей вероятности привел к смертельному исходу. Эвальд засобирался домой вместе с детьми организовывать траурное мероприятие. Сегодня последний вечер, когда мы все в сборе, поскольку Руди не хочет надолго оставлять магазин закрытым. Мы с Аннелизой могли бы задержаться на Северном море на пару дней, но у меня пропала охота. Вздыхая, встаю — надо перед ужином освежиться.
Меню заинтересовало только студентов, поскольку сами они не могли позволить себе ресторан.
— Когда завтра буду дома, пожарю картошечки — единственное, что у меня хорошо получается, — произнес Эвальд. — А к ней соленый огурчик, холодец или ливерную колбаску.
Я тут каждый день трачу огромные деньги на устройство княжеских пиров для моей свиты, но в глубине души все мы мечтаем поскорее вернуться к нормальной жизни, где нас ждут простые удовольствия. Я бы сегодня тоже с большей охотой съела картошечки в мундире с творогом, чем дурацкий гуляш из оленины под ореховым соусом.
— Не могу дождаться, когда снова сяду в самолет, — признается Эвальд, — это были самые прекрасные минуты во всей поездке!
Руди содрогнулся:
— А для меня самыми отвратительными! Я бы предпочел обратно ехать с вами в машине, но, наверное, у вас нет свободного места.
Мы могли бы потесниться, но с пятью пассажирами плюс багаж мой автомобиль будет забит под завязку.
— А знаете что? — вдруг восклицает Эвальд. — Лора могла бы полететь по билету Руди, а он поехать в машине с Аннелизой. И все будут довольны! В Гамбурге мы встретимся.
На мгновение меня, словно озарение, охватило всепронизывающее ощущение счастья: вот оно то, о чем я давно мечтала! Как Эвальд сумел прочесть мои самые сокровенные мысли? Смотрю на него, а сама сияю от счастья, и мы улыбаемся друг другу как заговорщики. Только Аннелизе наш план явно не по вкусу, ей хотелось остаться еще на неделю. Вдобавок она не позволит увильнуть с Эвальдом.
Руди предупредил ее возражения.
— Ах, Аннелиза, чудесная идея, не правда ли? Тебе ли не понять, как я ненавижу шумные болтающиеся самолеты и готов поменяться на место в автомобиле. И кроме того, я предвкушаю, что ты исполнишь мне по дороге парочку арий!
Лукас поднял голову от своей тарелки.
— Арий? — удивился он.
— Что, в самом деле? — спрашивает Рикарда.
