Александр Крыласов - Дневник нарколога
— Что ты миокард рвешь? Что ты на амбразуру кидаешься? — укорял его Егоров. — Если люди перестанут пить — наркологи перестанут есть. Отвлекись, хочешь, я тебе фотографии своих саженцев покажу? Сейчас допишу историю болезни и покажу.
— Все корпите, Золушки, — в дверь влетел Шуршиков и закинул свою сумку на стол, — а я еду заниматься сексом.
— Ну, конечно, — Сергей Сергеевич поднял голову над историей болезни, — и вся больница должна об этом знать.
— У вас в душе осень. Я с такой обалденной медсестрой познакомился, — Женька схватился за трубку городского телефона, — копошитесь тут со своими саженцами, занимайтесь своими кадрами и гипнозами, а я окунусь в мартовские безумства.
— Окунись, окунись, — прокряхтел Егоров, — но помни, венеролог на больничном.
— Светик, — закурлыкал Шуршиков в трубку, — а это я. Я лечу к тебе на крыльях любви. Я захожу на бреющем полете… Что? Голова болит? И сильно? Прими таблетку. Не поможет? Да. Да, конечно. Я понимаю. Голова болит — это диагноз.
Егоров с Найденовым принялись подхихикивать.
— Что? Проблемы с сынишкой? Нужно развесить наглядные пособия в детском саду? Свет, ты же знаешь, у меня руки под карандаш заточены. Я не справлюсь. Что? Просто дать тебе денег, и ты сама их потратишь на нужды ребенка? И много?
Коллеги схватились за животы.
— Что? Отвезти твоих родителей на дачу? Ты же знаешь, мой «опель» в ремонте. Попросить кого-нибудь из друзей? Да они все безлошадные. Неудачники. Заказать такси на полдня? Ну, не знаю, не знаю.
Найденов спрятал лицо в ладони и затрясся от сдерживаемого хохота, а Егоров загрохотал так, что дрогнула люстра.
— Что? Что за смех? Это не смех, это плач, — Женька бросил трубку, — да, чувствую, секса сегодня не будет.
— Он уже был, — Егоров вытер слезы, — Светик мастерски отымела твой мозг. Но как ты окунулся в мартовские безумства! У-у-у-у. Запомни, щенуля, бесплатный секс есть только в мышеловке.
В НИИ наркологии академики и профессора попытались размазать Федю по стенке, но под давлением его неопровержимой аргументации пошли на попятную. Найденов лишь повторил свою речь, отточенную на сотне жертв в белых халатах, и стал счастливым обладателем разрешения Минздрава. Один из академиков пожал ему руку, напомнил, что только Довженко до него удостаивался такой чести, и посеменил в туалет. Дедушка был старенький — каждая секунда на счету. Выполнивший свою задачу-минимум, Федя надумал жениться. Больше всех такому повороту событий обрадовался Шуршиков. Но, конечно, не предстоящей женитьбе Найденова, а тому, что теперь у него будет постоянный компаньон, против свадьбы Жека как раз категорически возражал. На одной из выставок они подцепили двух девиц, работающих искусствоведами. Шуршиков на первом же свидании распустил руки и был с позором изгнан из воздыхателей, а вот Федя с головой окунулся в роман с искусствоведом по имени Вероника. Она происходила из хорошей московской семьи с аристократическими корнями и была для Феди недосягаемым идеалом. У Вероники была точеная фигура, идеальный профиль и изысканные манеры, она слегка шепелявила, и это придавало ей особый шарм. Найденов смотрелся на ее фоне, как навозная муха на гиацинте. Правда, у Вероники тоже был маленький недостаток — она почему-то ненавидела приезжих и обвиняла их во всех смертных грехах. Шуршикова она тоже не любила, но тому было ни горячо ни холодно.
— О, искусствоведши, они поро-о-о-очные, — со знанием дела тянул Женек.
— Ты-то откуда знаешь? Тебе сразу отлуп дали, — усмехнулся Егоров, — ты только по медсестрам сквозишь.
— Не только, — возмутился Шуршиков, — у меня и массажистки были, и парикмахерши.
— Зубной техник была? — прямо спросил Егоров.
— Не, не было.
— Тогда свободен, — Сергей Сергеевич указал Женьке на дверь, — лишаешься права давать Найденышу советы. Автоматически.
Федор рьяно приступил к программе максимум, он засветился на нескольких третьеразрядных каналах, но это было все не то. Найденову была нужна по-настоящему высокая трибуна, и когда ему позвонили с НТВ и предложили рассказать о новом методе лечения алкоголизма и наркомании, Федя счел звонок знаком Судьбы. К тому времени он уже вовсю разрабатывал новейший метод — контент-терапию и собирался представить его во всей красе. Найденов на радостях позвонил Веронике и принялся делиться своими планами.
— Бесплатный сыр есть только в мышеловке, — охладила его пыл невеста.
— Вариант Егорова мне нравится больше. Там вместо «сыра» другое существительное, — захохотал Федя.
— Что?
— Не обращай внимания.
— Они тебя подставят, как пить дать. Журналистам нужен только скандал, только жареные факты, а живые люди для них как тараканы. Для телевизионщиков главное — рейтинги. Не соглашайся, ни в коем случае.
— По-моему, ты перегибаешь палку, — начал Найденов, — ты видишь все в черном цвете, ты излишне подозрительна…
— Я тебя предупредила, — оборвала разговор Вероника.
Найденов взглянул на часы, до съемок оставалось полчаса. Он разложил на столе свои патенты и сертификаты, в отдалении бережно пристроил разрешение Минздрава. Телевизионная группа приехала минута в минуту. НТВ-шница Настя, хорошенькая шатенка, приветливо улыбнулась и прикрепила микрофон к галстуку, одолженному на время у Егорова. Оператор привычным движением закинул камеру на плечо, как будто это был гранатомет «Оса», прицелился в Федю, и съемка началась.
— Россияне, — звонким голосом завопил Найденов, — сейчас я расскажу вам всю правду об алкоголизме! Ваша проблема не в том, что вы пьете, а в том, что ничего об алкоголе не знаете. Загадка. Покупая самый дешевый калькулятор, вы тем не менее смотрите инструкцию, не желая сразу ломать новый прибор. Но, живя в России, дыша ее воздухом и выпивая семь раз в неделю, остаетесь полными дундуками в вопросах наркологии…
Федя выложил все: и то, что за телевизионными технологиями будущее, и что из всех зависимостей алкогольная — самая простая и легкая и лечить ее совсем не сложно, и что колдунов нужно гнать из наркологии поганой метлой. Напоследок Найденов предложил открыть в Москве научно-практический центр, где будут изготавливаться лечебные программы, а использовать их можно по всей России…
Телевизионщики смотали свои провода и распрощались, оставив о себе самые теплые воспоминания и сообщив, когда передача выйдет в эфир. Всю неделю Федя жил в предвкушении этой передачи, он обзвонил всех родных и знакомых, предлагая им насладиться минутой его триумфа. Перед началом «Чрезвычайного происшествия» он сварил себе кофе и сделал бутерброд с колбасой.
Сначала на голубом экране показали чиновника от наркологии, который сразу заявил, что алкоголизм вообще неизлечим. Не стоит с ним даже и тягаться.
Федя открыл рот и забыл про все на свете.
Потом тот же чиновник обозвал Найденова жуликом и проходимцем, наживающимся на чужом горе, и крайне пренебрежительно отозвался о Фединых патентах, дипломах и сертификатах.
Найденов выронил бутерброд, и кружки колбасы легли ему на колени, как пятачки на глаза покойнику.
Показали самого Найденова, он был какой-то всклокоченный, видимо, этот кусок выдрали из середины его интервью, когда Федя уже надавал всем врагам по рогам. Все его фразы, вырванные из контекста, стали какими-то двусмысленными, и сам Найденов оказался удивительно похож на нелюбимых им шаманов и экстрасенсов.
Рука Феди дрогнула, и кофе вылился доктору на грудь. Сразу стало нестерпимо горячо и болезненно в области сердца. Доктор поменял рубашку, не отрывая глаз от экрана.
Следом за Фединым выступлением показали какого-то субтильного мужика, который как дважды два доказал, что лечебного эффекта от 25-го кадра в наркологии нет и быть не может. Уж он-то наверняка знает.
«Ничего себе, — растерялся Найденов, — я занимаюсь этим всего десять лет. А он уже десять секунд, но сразу во всем разобрался».
По ящику пошла реклама чипсов и майонеза.
Федя остался стоять в расстегнутой рубахе, приходя в себя и тупо глядя на экран. Теперь он понимал, как чувствуют себя изнасилованные, униженные и оскорбленные. Так прошло не меньше часа, потом до него дошло, что все близкие видели его «минуту славы». Он быстро набрал номер тетки.
— Теть Нюр, — Найденов хотел объяснить тетушке, что произошло чудовищное недоразумение, — теть Нюр, не расстраивайся…
— Феденька, — из телефона раздался незнакомый старушечий голос, — это я, баба Ася. А Нюру парализовало.
— Как парализовало? — у Найденова сразу сел голос.
— Она как увидела про тебя передачу, так и упала, сердешная. Нюра-то, она всех пригласила передачу смотреть. Мы давеча собрались, чаю выпили, сели про тебя…
— В какой она больнице? — прохрипел Федор.
