Ровно год - Бенуэй Робин

Вообще-то Лео нравится соленый вкус во рту, да и спазмы в желудке немного стихают. Она тянет шею, высматривая в гостиной маму, но видит только отца и Стефани, которые разговаривают с Дэвидом, дядей Лео; и у него, и у нее в руке по бокалу вина. Поймав взгляд Лео, Стефани вежливо улыбается и коротко взмахивает рукой, приподняв бровь в безмолвном вопросе: Держишься?

Лео молча кивает и украдкой показывает Стефани поднятые вверх большие пальцы. В этом году ее присутствие на семейном празднике отчего-то успокаивает Лео. Обычно на Дне благодарения у тети Келли Нине и Лео приходилось исполнять замысловатый танец — маневрировать между мамой и отцом, развлекать обоих и параллельно следить, чтобы они находились друг от друга на безопасном расстоянии, — однако в этом году у Лео нет желания заниматься чем-то подобным. Она не настроена танцевать без партнера.

— Стефани милая, — высказывается Герти, зачерпывая из тарелки Лео луковый соус.

Лео, нервничая непонятно с чего, придвигает тарелку к кузине.

— Милая, — соглашается она. — В лотерее мачех нам… мне повезло.

Герти тычет в сторону Стефани ломтиком картошки:

— Ты же в курсе, что она беременна?

Лео закашливается, поперхнувшись диетической колой. Когда к ней возвращается дар речи, Герти смотрит на нее едва ли не с жалостью:

— Только не говори, что я первая тебя просветила. Лео, все же очевидно.

— Ничего подобного! — вопит Лео, затем понижает голос: — Ты вообще о чем? Да ей… сорок четыре!

— Сорок четыре — еще не ископаемое, — смеется Герти и тычет в Лео новым ломтиком картошки. — У тебя проблемки со скрытой мизогинией, вот что я тебе скажу!

Лео пропускает реплику мимо ушей.

— Стоп, давай отмотаем немного назад. Это, конечно, неправда, но с чего ты взяла, что она беременна?

Герти переводит взгляд на Стефани.

— Она ходит с этим бокалом весь вечер и ни разу не пригубила вино.

— Можно подумать, ты за ней следила.

— Что ж, через пару месяцев выясним, — пожимает плечами Герти. — Но я-то знаю.

Лео вновь смотрит на отца с мачехой, и на этот раз ей машет отец. Сразу за их спинами Лео видна мама, которая стоит на кухне рядом с тетей Келли, и Лео пронзает внезапное и чудовищное прозрение: ей самой уже никогда вот так не стоять на кухне рядом с сестрой, Нина уже не станет взрослой, не будет собирать гостей на День благодарения, и Лео уже не доведется хлопотать на кухне вдвоем с ней, обмениваться только им понятными шутками, хохмить насчет бестолковых детей или после ужина тайком покуривать во дворе, как каждый год делают мама и Келли.

— Эй. — Герти наклоняется к Лео и кладет руку ей на колено. — Ты в порядке?

— Вообще-то нет. — Лео вдруг сознает, что впервые за долгое время ответила честно. Может, в конце концов Герти заменит ей Нину, станет подельницей во всех затеях на стремительном пути к взрослению? Эта мысль вызывает у Лео чувство опустошенности; ей очень одиноко.

— Оно и понятно, — тихо, с нехарактерной задумчивостью произносит кузина. — Господи, после всего, что ты пережила… Тебе, наверное, просто отстойно, да?

— Да, — помолчав, усмехается она. — Охренеть как отстойно, и я жутко устала притворяться, что все нормально.

— Как, разве луковый соус моей мамы и общество доброжелательных родственников волшебным образом не решили все твои проблемы? — В глазах Герти вспыхивает озорной огонек, и на долю секунды Лео готова поклясться, что перед ней Нина.

— Пока нет. — Лео берет свой стакан с газировкой и, подтянув ноги к груди, укладывает подбородок на колени.

Герти на этот раз молчит — просто позволяет тишине повиснуть между ними — и с хрустом уплетает чипсы.

Отец и Стефани, по обыкновению, уезжают ровно в ту минуту, когда тетя Келли достает из духовки индейку. Стефани стискивает Лео в объятьях, Лео старается не думать о выводе, сделанном Герти, не гадать, потолстела и покруглела ли Стефани с тех пор, как обнимала падчерицу в прошлый раз. Рядом прощаются отец и мама — кажется, более дружелюбно, чем в предыдущие годы, даже слегка обнимаются. Лео рефлекторно ищет взглядом Нину, чтобы одновременно с сестрой закатить глаза и чтобы Нина непременно сказала: «Эй, голубки, хватит ворковать», или «Может, вам уединиться?», или что-нибудь еще такое же фривольное и смешное. Лео не перестает изумлять собственная способность говорить за Нину.

Все сидят за столом, Лео — ближе к краю, между мамой и Герти. Напряжение ощущается почти физически, все старательно избегают комментировать тот факт, что в этом году стульев на один меньше, чем в прошлом. Дядя Дэвид читает коротенькую молитву, такую банальную, что Лео задается вопросом, не гуглил ли он перед ужином: «простенькая нейтральная молитва ко Дню благодарения». И даже если гуглил, Лео его винить не станет.

Воцаряется тишина; все знают, что последует дальше: каждый расскажет, за что возносит благодарность.

— В общем… — начинает тетя Келли.

— Келл, — тихо произносит мама Лео, накрывая ладонью руку сестры. — Все в порядке. Все хорошо.

— Уверена? — вполголоса переспрашивает тетя Келли, мама Лео кивает и пригубливает воду из чашки. — Ну ладно, — бодро говорит Келли, как будто ее диалога с сестрой никто из сидящих за столом не слышал. — Начнем с Дейва, и дальше все по кругу, идет?

Дядя Дэвид прокашливается, Лео смутно подозревает, что позже его ждет «объяснение» с женой. Дядя Дэвид благодарен за здоровье и стабильную работу; младший брат Герти, Томас, — за успехи в школе и подаренный игрушечный грузовик; Келли — за то, что у нее есть дом и семья, а еще — за то, что сегодня с утра в магазине ей досталась последняя банка клюквенного соуса, хаха-ха.

Наступает мамин черед. Тишина едва не до боли давит на уши Лео. Все терпеливо и вежливо ждут, когда мама что-нибудь скажет. Она открывает рот, потом закрывает, бросает салфетку на стол.

— Простите, — шепчет она, встает из-за стола и поспешно уходит.

Лео тоже начинает подниматься — нельзя оставлять маму одну, нужно пойти за ней, — но тетя Келли уже вскочила и машет ей:

— Сиди, сиди, я сама. Пожалуйста, начинайте есть, мы сейчас вернемся.

Лео неуклюже садится обратно. До нее доходит, что, хотя партия и окончена, ее очереди говорить никто не отменял.

— Я благодарна за Нину, — еле слышно произносит она, и на несколько секунд за столом все замирают. — Можно мне салата?

Помешкав, Томас передает ей салатницу. Под столом Герти сжимает ладонь Лео и долго не отпускает. Лео не сопротивляется. Мама и тетя Келли наконец возвращаются, от обеих явственно пахнет табаком, но этого как будто никто не замечает.

Ко всеобщему облегчению, семейный праздник не затягивается допоздна. Сестра дяди Дэвида пошла во двор прогреть машину, чтобы Мими не замерзла на обратном пути в пансионат. Герти и Томас из-за чего-то ссорятся наверху, их голоса долетают до Лео, окутывая облаком тоски, вызывая ностальгию по тем временам, когда Нина могла выбесить ее своим поведением. Мама, Келли и Дэвид разговаривают на кухне, так что в гостиной остались только Лео и Мими, уже одетые и готовые к выходу.

— Ну, так объясни, — поворачивается Мими к Лео, и та впадает в легкую панику, сообразив, что кроме них в комнате никого нет, — где твоя сестра. Почему в этом году не приехала?

Лео вспыхивает, но потом до нее доходит: Мими просто не помнит, что Нина умерла, и спрашивает вполне искренне.

Рядом никого. Никто не услышит.

— Она отмечает День благодарения с семьей своего парня, — улыбаясь, сообщает Лео. — Ей очень хотелось познакомиться с его близкими.

— Чудесно! — восклицает Мими. На ее лице написана такая неподдельная радость, что угрызения совести Лео чуточку стихают. — Мальчик-то хороший?

Лео стискивает зубы, чтобы унять дрожь в подбородке.

— Не такой хороший, как она, но в целом — отличный парень.

Мими подается вперед.

— Как обычно, — кивает она, и ее слова вызывают у Лео не слезы, а смех. — Ну, передай ей, что нам ее не хватало. Передашь?