Дэвид Лодж - Хорошая работа
— У нашего производства две основных составляющих, — объяснял Уилкокс, ведя Робин из административного корпуса через невзрачный закрытый двор, где на снегу уже была протоптана дорожка к высокой стене из рифленого железа, без единого окна. — Это работа литейного и механического цехов. Кроме того, мы выполняем сборку небольших двигателей. Я как раз пытаюсь наладить это дело. Но в первую очередь мы инженерная фирма, поставляющая детали, в основном для автомобильной промышленности. Что-то отливаем в своем литейном, что-то покупаем и подвергаем механической обработке. В семидесятые годы литейный цех был частично законсервирован, и «Принглс» стала пользоваться услугами сторонних поставщиков. Я хочу сделать наш литейный более продуктивным. Иными словами, литейный цех приносит нам расходы, а инженерные разработки — доходы. Но если все наладится, со временем мы сможем продавать наше литье и сделаем его статьей дохода. На самом деле именно так и будет, потому что продуктивно работающий литейный цех станет выдавать больше продукции, чем мы сможем потребить сами.
— А что такое литейный цех? — спросила Робин, когда они подошли к маленькой деревянной дверце в железной стене. Уилкокс так и застыл, схватившись за ручку двери и недоверчиво глядя на Робин.
— Я же вам говорю, что ничего не знаю о… — Робин чуть не сказала «о промышленности», но поняла, что из уст специалиста по рабочему роману это прозвучит более чем странно, — …о таких вещах, — закончила она. — Полагаю, вам мало что известно о литературной критике, не так ли?
Уилкокс фыркнул и распахнул перед Робин дверь.
— Литейный цех — это место, где железо или другой металл плавят, а потом разливают в формы для получения литья. После чего в механическом цехе его прокатывают, шлифуют и высверливают в нем дырки, чтобы заготовки можно было использовать для сборки более сложной продукции. Например, двигателей. Вы меня слышите?
— Кажется, да, — сдержанно ответила Робин. Они шли по широкому коридору между офисами со стеклянными перегородками. Там горели лампы дневного света и люди с землистого цвета лицами, сняв пиджаки, либо смотрели на экраны компьютеров, либо заполняли какие-то бумаги.
— Это отдел технического контроля, — объяснил Уилкокс. — Думаю, бессмысленно объяснять вам прямо сейчас, чем они занимаются.
Кое-кто из сотрудников смотрел на них, когда они проходили мимо, кивал Уилкоксу и с интересом разглядывал Робин. Некоторые улыбались.
— Начинать нужно, конечно, с литейного, — говорил Уилкокс, — потому что это первая стадия производственного процесса. Но кратчайший путь туда, особенно в такую погоду, лежит через механический цех. Так что вы увидите все в обратном порядке.
Он распахнул еще одну вертящуюся дверь и пропустил Робин вперед. И ее, словно ушатом воды, окатило грохотом.
Механический цех был огромных размеров, повсюду стояли станки и верстаки. Уилкокс провел Робин в самую середину, иногда ненадолго заглядывая то налево, то направо, чтобы показать какую-нибудь важную операцию. Очень скоро Робин оставила попытки следить за его объяснениями. Впрочем, она их почти не слышала из-за оглушающего грохота. Лишь иногда до нее долетали какие-то непонятные слова: допустимое отклонение, крестовое сверление, станок с ЧПУ, коэффициент округления. Станки были уродливые, грязные и на вид невообразимо древние. Рабочие в основном выполняли одну и ту же операцию: брали из ящика кусок металла, швыряли его в станок, опускали предохранительную сетку и нажимали на рычаг. Потом поднимали сетку, вынимали железку (которая теперь выглядела несколько иначе) и кидали ее в другой ящик. Причем делали это настолько шумно, насколько это возможно.
— Они делают это целый день? — проорала Робин после того, как они несколько минут наблюдали за одним из рабочих. Уилкокс кивнул. — Но это же страшно нудная работа. Неужели ее нельзя автоматизировать?
Уилкокс отвел ее туда, где было чуть потише.
— Если городские власти оплатят нам покупку новых станков — да, можно. И если мы сократим количество операций, потому что при теперешнем их числе автоматизация бессмысленна.
— А разве вы не можете время от времени переводить людей на другую работу? — спросила Робин, вдруг почувствовав странный азарт. — Менять их местами через несколько часов, чтобы вносить разнообразие в работу?
— Как в игре «Займи стул»? — криво улыбнулся Уилкокс.
— Но ведь это так ужасно — стоять тут час за часом и каждый день делать одно и то же.
— Такова работа на заводе. Людям это удобно.
— Трудно поверить.
— Им не нравится, когда их переводят на новое место. Начинаешь двигать людей, а они начинают жаловаться или требовать повышения разряда. Не говоря уже о том, что на это тратится время.
— И опять все упирается в деньги.
— А в них вообще упирается решительно все. Так подсказывает мне мой опыт.
— И неважно, чего хотят люди?
— Говорю вам, им так удобнее. Они отключаются, работают на автопилоте. Если бы они были достаточно умны, чтобы заскучать, они бы не занимались такой работой. А если вы хотите посмотреть на автоматизированный процесс, пойдемте со мной.
Он широко зашагал по проходу. Рабочие в синих спецовках реагировали на него, как пескари на появление крупной рыбины. Они не поднимали головы и не смотрели Вику в глаза, но по цеху пробежал едва заметный трепет, движения людей стали более аккуратными и четкими. А если Уилкокс останавливался, чтобы поинтересоваться содержимым ящика с надписью «Отходы» или выяснить, почему не работает станок, рабочие бросались к нему с подобострастными улыбками на лицах. Уилкокс и не думал представлять им Робин, хотя та была уверена, что именно она сейчас вызывает наибольший интерес. Она повсюду натыкалась на косые взгляды и лукавые улыбки и замечала, что рабочие перешептываются друг с другом. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы угадать, о чем они говорят: повсюду на стенах и перегородках висели страницы из сдержанно-порнографических журналов с фотографиями губастых голых девиц с огромными грудями и выпяченными ягодицами.
— Неужели нельзя снять эти картинки? — спросила Робин.
— Какие картинки? — Он огляделся по сторонам, явно не понимая вопроса.
— Всю эту порнографию.
— Ах, это… Ко всему привыкаешь. Через некоторое время их перестаешь замечать.
И тут Робин поняла, что самое неприятное и унизительное в этих картинках — вовсе не женская нагота или пикантные позы, а то, что никто, кроме нее самой, на них не смотрит. Они вызывали интерес лишь однажды: кто-то потрудился вырезать их из журналов и прицепить на стену. Но через день-два или через пару недель они перестали волновать, приелись и теперь, выцветшие и заляпанные машинным маслом, стали почти неотличимы от грязи и мусора, заполонивших завод. Фотомодели напрасно принесли в жертву свою скромность.
