Морин Джонсон - Пусть идет снег
Мы довольно долго шли молча мимо темных деревянных каркасных домов, я при этом держал коробку с «Твистером» над головой, чтобы хоть как-то защитить лицо от снега. На одной стороне улицы его нанесло до самых дверных ручек, и я подумал о том, как сильно снег все меняет. Я всю свою жизнь прожил в этом районе. По этому кварталу ходил и ездил тысячи раз. Я вспомнил, как несколько лет назад здесь погибли все деревья от какой-то болезни. Через ажурные заборы простирался весь квартал до главной улицы, его я знал еще лучше: каждую рассчитанную на туристов галерею, торгующую произведениями местных ремесленников, каждый спортивный магазин, предлагающий большой ассортимент обуви для треккинга, от которой я бы сейчас не отказался.
Но теперь все это — совершенно все! — стало абсолютно другим, под покровом снега город выглядел почти угрожающе чистым. Подо мной не было ни дороги, ни тротуара, пожарные гидранты тоже исчезли. Улицы словно завернули в белоснежную бумагу, как подарок. Все изменилось не только на вид; запах тоже стал другим — бодрящий аромат холодного воздуха смешивался с кисловатым запахом влажного снега. Да еще и зловещая тишина, царящая вокруг и нарушаемая лишь поскрипыванием обуви. Джей с Герцогом шли примерно на метр впереди меня, и я, затерявшись в этом выбеленном мире, их уже не слышал.
Я мог бы даже поверить в то, что мы остались единственными неспящими людьми во всей Северной Каролине, если бы не увидел светящиеся витрины продуктового магазина «Герцог и Герцогиня», когда мы свернули на Мейпл-стрит.
Герцога все называли Герцогом потому, что в восьмом классе мы однажды пришли в этот магазин, который отличался от остальных тем, что работники там должны обращаться к покупателям со словами не «сэр» и «мэм» и не «эй, ты», а «герцог» или «герцогиня».
Так вот, а у Герцога половое развитие слегонца припоздало, к тому же она всегда ходила в джинсах и бейсболках, особенно в средней школе. И произошло вполне предсказуемое: мы пришли в «Герцога и Герцогиню» за «Биг Лиг», или «Маунтин Дью: Коуд Ред», или чем там у нас было модно портить зубы в тот период, и, когда Герцог расплатилась за свою покупку, парень на кассе сказал ей: «Благодарю вас, Герцог».
Ну и к ней прилипло. Однажды, наверное в девятом классе, за обедом мы втроем — я, Джей и Кеун — предложили называть ее Энджи, но она это имя не любила. Так что мы и дальше звали ее Герцогом. Ей эта кличка подходила как нельзя лучше — она прирожденный лидер; и хотя теперь она уже не выглядела как мальчишка, все равно вела себя по большей части как один из нас.
Джей замедлил ход и оказался рядом со мной.
— Что? — спросил я.
— Слушай, ты в порядке? — поинтересовался он, взял у меня «Твистер» и сунул его себе под мышку.
— Да, а что?
— Да ты идешь как я не знаю что. Словно у тебя с ногами не все в порядке.
Я опустил взгляд и увидел, что я действительно двигаюсь как-то странно, широко расставив ноги, будто на шарнирах; колени у меня едва гнулись. В общем, я выглядел как ковбой после продолжительной гонки на коне.
— Ой! — воскликнул я, наблюдая за своей странной походкой. — Гм… Наверное, ноги очень замерзли.
— СРОЧНАЯ ОСТАНОВКА! — завопил Джей. — Кажется, у нас тут обмороженный!
Я покачал головой: нет, все было нормально, — но когда Герцог развернулась и увидела меня, она сразу же сказала:
— В «Г и Г»!
Герцог и Джей побежали, а я поковылял. Ребята меня здорово обогнали, и когда я добрался до магазина, Герцог была уже у прилавка с комплектом из четырех пар белых хлопковых носков.
Мы оказались не единственными посетителями. Усаживаясь в крохотном кафе магазина, я бросил взгляд на дальний столик, за которым с чашкой дымящегося чая сидел Алюминиевый.
(глава десятая)
— Здрасьте, — сказал ему Джей, пока я снимал мокрые кроссовки.
Алюминиевого описать непросто, это седой, но в целом нормальный пожилой мужик, за исключением того, что он никогда, ни при каких обстоятельствах, не выходит из дому, не обернув предварительно все свое тело с головы до ног алюминиевой фольгой.
Я стянул свои почти обледеневшие носки, ноги были почти синего цвета. Джей подал мне салфетку, чтобы я мог растереть их.
— А у вашей троицы хорошая ночка выдалась? — Алюминиевый всегда разговаривал так, будто жизнь — это фильм ужасов, а он — маньяк с ножом. Но никто его не боялся. Спросил он про всех нас, но смотрел только на меня.
— Да вот как-то так, — ответил я, — у машины колесо отвалилось, а я ног не чувствую.
— Ты таким одиноким там выглядел, — продолжил Алюминиевый, — как легендарный герой, борющийся со стихиями.
— Ага. А у вас как дела? — спросил я из вежливости. «Зачем?» — ругал себя я. Ох уж эти клятые южные манеры.
— Я вот питательную вермишельку ем. Люблю хорошо покушать. А потом, наверное, пойду еще прогуляюсь.
— А не мерзнете? В фольге-то? — Я все никак не мог остановиться.
— В какой фольге? — удивился Алюминиевый.
— Ладно, не важно. — Герцог подала мне носки.
Я надел одну пару, потом вторую, потом третью. Четвертую я приберег на случай, если потом понадобится. В кроссовки я еле влез, но все же, встав, ощутил себя другим человеком.
— Рад был пообщаться, как всегда, — сказал мне Алюминиевый.
— Ага, — согласился я. — С Рождеством!
— Пусть свиньи судьбы успешно донесут вас до дому, — ответил он. — Да-да!
Я очень посочувствовал девушке за прилавком — ей так не повезло с клиентом. Когда я выходил, она меня окликнула:
— Герцог?
Я повернулся:
— Да?
— Я услышала про машину, — сказала девушка. — Сочувствую.
— Ага, — согласился я, — хренотень.
— Мы можем ее оттащить, — продолжила она. — У нас свой грузовик.
— Правда?
— Да. Есть что-нибудь, чтобы номер записать?
Я порылся в карманах куртки и извлек чек. Она записала свой номер и имя, Рейчел, почерком с огромными петельками.
— Ух ты, Рейчел, спасибо.
— Не за что. Пятьсот баксов плюс пять за каждую милю — с учетом погоды, праздников и всякого такого.
Я скривился, но кивнул. Вытащить тачку задорого лучше, чем не вытащить вообще.
Как только мы вышли на улицу — я заново ощущал свои пальцы и очень радовался тому, что они у меня есть, — ко мне подкатил Джей:
— По правде сказать, тот факт, что Алюминиевому уже лет сорок и он все еще не скопытился, внушает мне надежду на то, что меня ждет довольно успешная взрослая жизнь.
