Ирина Волчок - Домработница царя Давида
Весь оставшийся путь они молчали, только возле самого дома Аня сказала, что во двор лучше не заезжать, лучше остановиться на углу, а то её бомжи могут испугаться машины Евгения Михайловича. Ну, не то чтобы испугаться, но… в общем, не надо лишний раз их смущать. На самом деле — Аня не хотела, чтобы кто-нибудь увидел её выходящей из этой машины. И бомжи пусть не видят, и никто…
— Правильно, — согласился Евгений Михайлович. — Действительно, зачем лишний раз людей травмировать? У них и так комплексы… Не будем тачку светить, вот здесь, за уголок, спрячемся. Очень правильное решение.
Он даже не догадывался, до какой степени это решение было правильным. Из-за угла дома вышел Вадик под руку с какой-то рыженькой полненькой дамочкой. Не очень молодой. Эту дамочку Аня никогда раньше не видела, но сразу почему-то подумала, что дамочка, скорее всего, из какой-нибудь администрации, комиссии или инспекции. Потому что дамочка была совсем не во вкусе Вадика, к тому же — что-то громко и беспрерывно говорила высоким пронзительным голосом, чего Вадик вообще терпеть не мог. Но сейчас он очень даже терпел, более того — сам молчал и слушал с выражением восторженного внимания, бережно вёл дамочку под локоток и на ходу с блудливой улыбкой заглядывал ей в лицо. Совершенно очевидно: нужная дамочка. Из тех, которые имеют право подписывать всякие бумажки. Или, на крайний случай, подсовывать эти бумажки на подпись тем, кто имеет право подписывать. Неужели Вадик эту дамочку домой приводил? В свою пустую, ободранную, да ещё и заложенную квартиру? А как же социальная адаптация и правила межличностного общения, не говоря уж об имидже серьёзного бизнесмена? Если Вадик будет делать такие ошибки, то не видать ему нужной подписи, ой, не видать…
Евгений Михайлович вышел из машины, открыл дверцу с Аниной стороны и ожидающе посторонился.
— Сейчас, — прошептала Аня, провожая взглядом удаляющуюся в сторону троллейбусной остановки парочку. — Сейчас, одну минуточку…
Евгений Михайлович проследил за её взглядом, оглянулся, ничего не понял и с недоумением спросил:
— Аня, мы от кого-нибудь прячемся?
— Уже нет, — ответила она, с облегчением глядя, как парочка скрывается за углом соседнего дома. — То есть что это я?.. Мы ни от кого и не прятались. Просто сейчас мне не хотелось бы встречаться с… одним человеком. Тем более что он не один.
— С мужем, наверное? — догадался Евгений Михайлович. — Впрочем, извините, это не моё дело.
— Да, — ответила Аня.
Подумала, что её «да» можно принять и как подтверждение того, что это не его дело, но уточнять ничего не стала. В конце концов, это действительно не его дело. Правда, это уже и не её дело. Почти.
— Конечно, — непонятно с чем согласился Евгений Михайлович, вытащил из машины её сумку, закрыл машину и бодро осведомился: — Ну, куда это нести?
— Ой, нет, вот этого уже совсем не надо! — Аня попыталась отобрать у него свою сумку, но он не отдал. — Дальше я уже сама. Вы и так уже много времени потеряли… И так и не пообедали… И неизвестно, ждут они или уже нет… Чего вы зря ходить будете? А если ждут, так ведь тоже… как бы это сказать… в общем, они вас стесняться будут.
— Ну, вас-то не стесняются, — возразил Евгений Михайлович.
— Что ж вы сравниваете, — беспомощно сказала Аня. — Вы — и я! Вы — совсем другое дело, совсем другое… Зачем вы заставляете меня объяснять очевидные вещи? Ведь и сами всё понимаете! Отдайте, пожалуйста, сумку, я дальше одна, а вы уезжайте.
— Ладно, — согласился Евгений Михайлович. — Уеду. Вот донесу ваш мешок — и сразу уеду.
Он повернулся и пошёл во двор, и Аня пошла за ним, что же ещё ей оставалось делать… Шла, а сама думала: бомжи, конечно, испугаются. Они вообще всегда очень мнительные, особенно Лёня-Лёня. Они даже её сначала опасались, даже имена свои не сразу сказали, вообще в разговор вступали неохотно… И то, что она приносила им, никогда при ней не ели. Брали — как правило, не благодаря, — и сразу уходили. Года полтора вот так привыкали, совсем недавно привыкли. А тут — новый человек, да ещё настолько другой человек, просто в глаза бросается, что другой. Другая порода. Другую породу бомжи боялись и не любили.
В самом дальнем углу двора на траве под забором сидели трое — Лев Борисович, Лёня-Лёня и совсем незнакомый старик. Может быть, и не старик, она так и не научилась определять возраст этих людей, все они выглядели стариками. Лев Борисович первый заметил её, с видимым трудом поднялся, толкнул в плечо Лёню-Лёню. Лёня-Лёня тоже вроде бы собрался подняться, увидел рядом с Аней чужого человека, что-то пробормотал и остался сидеть. И даже отвернулся. А совсем незнакомый старик неожиданно шустро вскочил и торопливо зашаркал прочь. Правда, через несколько шагов остановился, оглянулся и стал топтаться на месте, внимательно разглядывая чахлую траву у себя под ногами.
Ну вот, чего и следовало ожидать…
Аня обогнала Евгения Михайловича, заторопилась, замахала рукой и ещё издалека громко заговорила:
— Здравствуйте! Хорошо, что вы сегодня здесь, я боялась, что не застану. Извините, что долго не приходила, просто ни минуты свободной не было, честное слово. Зато я придумала, где нам теперь можно будет встречаться. А почему ваш товарищ уходить собрался? Даже не познакомимся?
— Здравствуй, Аннушка, — сказал Лев Борисович, настороженно поглядывая на Евгения Михайловича, который шёл за Аней и был уже близко. — А мы вот тебя каждый день ждём, да… А ты вот не одна нынче…
— Это мой знакомый, он сумку донести помог, он… — Аня хотела сказать, что Евгений Михайлович друг, но не решилась. Не надо заранее делать такие важные заявления. — Он нам не враг. Его опасаться не надо.
— Я не враг, — подтвердил подошедший Евгений Михайлович. — Я носильщик… Куда это ставить?
Лёня-Лёня приподнялся, молча вытащил из-под себя мятые газеты, ни на кого не глядя, бросил их на траву.
— Вшей не натряс? — деловито спросил Евгений Михайлович. — Всё-таки еду выкладывать.
— Вы, гражданин начальник, за нас не волнуйтесь, — гнусавым голосом сказал Лёня-Лёня и совсем отвернулся. — Мы люди привыкшие. Чего вошь? Тоже какое-никакое мясо.
— Да я не за тебя волнуюсь, — спокойно отозвался Евгений Михайлович. — Я за себя волнуюсь. Тоже хотел перекусить, а то с утра голодный мотаюсь. Мне много не надо, так, кусок хлеба — и ладно.
— Нам Аннушка прошлый раз мыла приносила, специального, от всяких насекомых, — подал голос Лев Борисович. — Мы ещё вчера помылись, жарко было, так мы и помылись за старой плотиной. И вещи все постирали. Там хорошо, там никого не бывает. Только мужик траву косил, но он ничего, он слова не сказал. Леониду даже две сигареты дал.
