Вильям Козлов - Волосы Вероники
Я как-то пригласил к себе Грымзину и попытался ее образумить. Говорил, что это не ее дело, кому надо позаботятся о новом директоре, ну зачем она восстанавливает против себя Гоголеву? Будет она директором или нет, но вряд ли простит Евгении Валентиновне бессмысленные нападки на нее, да и любой другой руководитель такого бы не потерпел.
— Вы недооцениваете в наше время роль общественности,— снисходительно усмехнулась Грымзина.— Если бы не мы, Гоголева была бы уже утверждена, а пока она и. о.…
— Она что, вам на хвост соли насыпала? — напрямик грубовато спросил я.— За что вы на нее взъелись?
— Скобцов — вот кто будет идеальным директором нашего института,— продолжала Коняга.— Он все ходы и выходы знает, а Гоголева всегда была далека от хозяйственных дел. Будет директором Артур Германович — квартиры получим, путевки в лучшие санатории, и дети наших сотрудников будут устроены в детские сады и ясли.
— У вас квартира в центре, а маленьких детей, кажется, нет?
— Георгий Иванович, разве я о себе пекусь? — с укоризной посмотрела на меня Грымзина.— Общественные интересы всегда были для меня превыше личных.
— А кто же мешает Скобцову заниматься всеми этими делами на посту заместителя директора?
— Уверяю вас, Артур Германович — это то, что нам надо!
— Нам? — усмехнулся я.
— Кстати, он к вам очень хорошо относится,— доверительно произнесла Грымзина.— И ценит вас как большого специалиста в своем деле. Я присутствовала на заседании партбюро, где обсуждался вопрос о заграничных командировках сотрудников института на будущий год, Артур Германович самолично включил вас в список.
— Куда же меня хотят направить?
— В США или ФРГ, на ваш выбор.
— Я тронут вниманием Артура Германовича, но считаю, что будет большой ошибкой, если его назначат директором института,— сказал я.— Может быть, из него и получился бы… хороший хозяйственник, а вот на директора НИИ он, Евгения Валентиновна, никак не потянет.
— Гоголева потянет? — насмешливо заметила Грымзина.
— Гоголева будет заниматься научными проблемами нашего института, а Скобцов — хозяйственными. Поймите вы, он не ученый, у него нет никакого авторитета в научных кругах. Я верю, что он пробьет квартиры, ясли для детишек, но ведь не это главное?
— Поживем — увидим,— не стала больше переубеждать меня Грымзина.
Я нагрузил ее работой, надеясь, что у нее не останется свободного времени для болтовни в коридорах и кабинетах, но в глубине души понимал, что моя узда не удержит Конягу…
Я верил, никаких личных целей она не преследовала, есть такие энтузиасты, которых хлебом не корми, а дай лишь с кем-нибудь повоевать, якобы на благо общественности. Обычно у этих людей нет никакой личной жизни, и они всю неизрасходованную энергию употребляют на общественные дела. Якобы борясь за интересы коллектива, некоторые такие энтузиасты куда больше вреда ему приносят, чем пользы. Они — штатные ораторы, как правило, состоят в каких-то комиссиях, на собраниях сидят в президиумах, ведут протоколы, подсчитывают при голосовании количество поднятых рук. На лицах их — печать неподкупности и высокого предназначения служения обществу. Я сторонился таких людей, они скучны и однообразны. За каких-то десять минут Грымзина утомила меня, нагнала зеленую тоску.
Вскоре заглянул ко мне Григорий Аркадьевич и прямо с порога выдал пошлый анекдот про лисицу и зайца.
— Анекдот-то с бородой,— заметил я.
— Нету свеженьких,— развел коротенькими ручками Гейгер.— Перевелись умельцы… Не сочиняют.
Я понимал, что не ради бородатого анекдота пришел ко мне программист. И он, действительно, скоро тоже заговорил о Гоголевой и Скобцове. Ему, мол, безразлично, кто будет директором, он рад любому, но все-таки у Скобцова вроде бы шансов побольше, он знает местное начальство, его поддержат, а Гоголева…
— Григорий Аркадьевич, ведь вы программист,— перебил я его.— Заложите данные в ЭВМ, и она вам вычислит шансы претендентов на пост директора.
Гейгер захихикал, даже ручки потер от удовольствия.
— Я так и сделаю,— сказал он.— И по секрету только вам сообщу о результате.
— За что такая честь?
— Почему бы нам с вами не пообщаться у меня дома? — сказал он.— Моя Юля приготовит бараньи котлеты. Как вы на это посмотрите, Георгий Иванович?
— Как-нибудь в другой раз,— отказался я.— У меня вечером свидание.
— Счастливчик,— вздохнул он.— Холост, красив, свободен. Небось у вас и девушки самые шикарные?
— Не завидуйте,— сказал я.— У меня от них больше неприятностей, чем радостей.
Тут как нельзя кстати позвонил Остряков, и Гейгер испарился. Анатолий Павлович только что вернулся из Канады, приглашал к себе на чай. Он привез для меня несколько пластинок популярных зарубежных исполнителей.
— Завтра, сразу после работы,— сказал я.
— Все ясно, мой друг влюбился,— быстро сообразил Остряков.— Приходи с ней!..
— Я еще не знаю, придет ли она на свидание,— сказал я.— И потом, что обо мне твоя Рита подумает?
— Рита плохо могла бы подумать о тебе, если бы у тебя никого не было…
Мне очень хотелось повидать старого друга, послушать пластинки, но сегодня мы встречаемся с Олей. Впервые после той субботней размолвки.
Глава шестая
Я стоял на песчаном берегу и смотрел, как она выходила из воды. Темноволосая девчонка с длинными ногами. Они все теперь такие, это юное поколение,— как сказала Неверова Полина,— у них ноги из ушей растут. И округляются слишком уж рано, вон какие бедра, торчащая из узкого лифчика грудь. А девчонке еще нет семнадцати. И плечи широкие. Это тоже новое в современных девушках. Потому-то сзади девушку в джинсах с короткой прической можно принять за парня. И наоборот — длинноволосого парня все в тех же джинсах — за девчонку. По мелкой воде залива шла моя дочь Варюха. Солнце обливало ее блестящие от крупных капель плечи, а вот голова была сухая. Как это женщины ухитряются купаться и не замочить прически? Вскочив на плоский валун, Варька, закинув золотистые руки, чисто женским движением поправила волосы, поболтала маленькой ступней в воде.
— У нас в Днепре вода теплее,— сообщила она.
— У вас речка, а у нас — море,— улыбнулся я. Вот уже Киев — это «у нас», а Ленинград, где она родилась,— «у вас». Будто прочитав мои мысли, Варюха произнесла:
— Я скучаю по Ленинграду.
— А по мне?
— Ты к старости становишься сентиментальным.
— Одни гадости от тебя слышу,— покачал я головой.
— Не бери в голову, это я так,— рассмеялась она.— Ты у меня молодой и красивый! И, наверное, женишься на молоденькой, да? Я буду с мачехой ходить на танцы, а ты сидеть дома за пишущей машинкой и ждать нас…
