Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
– А помнишь, мишку ты ей подарил? – вдруг перешла на другую тему Лиза.
– Какого мишку? – удивился Арзо.
– На день рождения.
Арзо покраснел, ему не хотелось вспоминать об этом.
– Нет, – неуверенно вымолвил он.
– Ну, такой беленький, синеглазый… Она его как родного до сих пор бережет. Когда к матери приезжает, только с ним в обнимку спит. А в последнее время даже разговаривает с ним… Никто, кроме нее, этого мишку тронуть не может.
Более часа Самбиев и муж Лизы обсуждали дела. Но Арзо почему-то был, на удивление партнера, рассеянный, вялый. Уезжая, он отозвал Лизу в сторонку и серьезно прошептал:
– Пускай выкинет мишку, тогда родится сын. Так и скажи.
В следующий приезд Лиза с улыбкой сообщила, что мишку трогать нельзя, мишка сокровенное счастье. После этого так развернулись события в бизнесе, что Самбиев к Лизиному мужу ездить перестал.
…И на этом их история не закончилась. В 1997 году, после первой чеченской войны, секретарь Самбиева доложила, что какая-то Лиза добивается встречи с ним. Одновременно заместитель по связям с общественностью показал факс, на котором тоже некая Лиза – сестра Совдат, сообщала о том, что хочет встретиться с Арзо и передать кое-какие важные материалы.
– Может, это шантаж или компромат? – высказался зам.
– Поручить шефу безопасности. Пусть выяснят все, – скомандовал Самбиев.
Через день он был в другом конце материка. Служба разведки доложила полное досье на эту Лизу, ее мужа, родственников.
– Отставить, – отрезал босс по телефону, – следующий вопрос.
К тому времени у Самбиева был расписан график дел на месяц вперед, и какая-то Лиза не могла его нарушить. Однако Лиза не унималась.
– Может, мы выкупим эти материалы и заодно поговорим с ней, – предложили шеф безопасности и зам по связям с общественностью.
– Да, – на ходу отрезал Арзо.
Через день заместитель докладывал по селектору во время утреннего совещания:
– Арзо Денсухарович, о деньгах и речи нет, здесь что-то личное, она желает встретиться или хотя бы переговорить одну минуту по телефону.
– Она сейчас в Москве?… Я в Россию прибуду нескоро, соедините меня, пожалуйста, через час с ней. Ровно минута. Понятно?
– Есть, Арзо Денсухарович.
Через час у Самбиева была важная встреча в банке. Связь была отключена. Потом дела, дела, и все позабылось, да и не думал он об этом. А когда возвратился в Москву, ему вручили пакет с надписью «от Лизы».
– Проверили, все чисто, – доложил начальник службы безопасности.
Когда Арзо остался один в кабинете, он развернул пакет. В нем лежал старый, потрепанный, с краю прожженный блокнот, а сверху конверт.
«Арзо, – писала на чеченском Лиза, – я совершила огромный грех перед тобой и сестрой Совдат. Раньше я об этом не думала, но после гибели сестры меня неотступно преследует горечь подлога. Я передаю тебе личный дневник сестры. Скорее даже это не дневник, а сокровенные записи. Я думаю, что он должен быть у тебя, так как все, что в нем записано, связано с тобой. Я не знаю, будешь ли ты читать весь блокнот. Я думаю, что не стоит ворошить чужую душу. Однако я прошу тебя, прочитай запись за 8 августа 1982 года (закладка), и ты все поймешь…»
Арзо бросил сопроводительное письмо, открыл в заложенном месте блокнот. Он вспомнил почерк Совдат, однако он был уже какой-то нетвердый, неровный.
– Арзо Денсухарович, – отвлек его помощник по селектору, – финансисты прибыли.
– Проведите их в зал переговоров. Попросите Россошанского начать, я через минуту иду.
Он погрузился в чтение:
«5 июня Арзо не явился. Я ждала полтора часа. В тот же вечер, в ванной, я перерезала вены левой руки, на правую не хватило сил. Соседка-врач и скорая меня спасли. Только я не знаю, спасли ли… Арзо я ни в чем не виню. Он достоин только чистой, никем не тронутой девушки… Если бы он знал, как я по нему тоскую. Хоть бы увидеть его на мгновение, поговорить малость».
– Арзо Денсухарович, – вывел его из прошлого селектор.
– Да, да, иду.
Он бросил письмо Лизы и блокнот Совдат в шкаф и пошел на переговоры. Все ждали Самбиева. После дежурных улыбок и рукопожатий перешли к делу. Готовилась крупная сделка, обговаривались различные варианты и прогнозы. Вдруг Арзо вскочил и, извинившись, бросился в свой кабинет. «Почему «5 июня»?» – пронеслось у него в голове. Он раскрыл недочитанное письмо Лизы. «…Это я показала матери ее записку к тебе, и мать заставила меня перед числом «5» поставить «1». Я поломала ей жизнь, а может и не только ей. Мне так тяжело…»
«В феврале 1995 года, – писала далее Лиза, – Совдат оставила семью в Хасавюрте и вернулась в осажденный Грозный за матерью. В подвал, где они скрывались от бомбежки, солдаты бросили гранату. Обе одновременно погибли. Позже соседи обнаружили их. Говорят, Совдат сидела прямо, прислонившись к стене; маленький, едва видимый осколок попал ей прямо под правый глаз, оставив еле заметный рубец и капельку кровяной слезы. В руках у нее в смертельной судороге был зажат твой мишка… Я думаю, что она вернулась не за матерью (мать сознательно осталась в городе), а за родным мишкой. Так вместе с мишкой ее и похоронили… Наша мать перед Богом предстала одновременно с ней, и я уверена, что Совдат простит ее, а простит ли она меня?
Арзо, хоть ты меня прости, если можешь.
Извини. Лиза. С блокнотом поступай как хочешь, он писался для тебя, точнее, о тебе. И еще, Арзо, помнишь ты приезжал к моему мужу, в Шали. Так вот, пару раз за тобой скрыто наблюдала Совдат… Эта запись есть в блокноте… Боже, как она плакала, и как она боготворила тебя, молилась за тебя. Я думаю, что благодаря ее просьбам ты имеешь такой успех. Еще раз, если можешь, прости. Благослови тебя Бог!
Сестра твоей Совдат, Лиза».
* * *
В 1981 году уже к середине мая установилась жаркая, сухая погода. Около месяца не было осадков. Каждый вечер на северо-западе, в стороне Грозного, заслонял небосвод какой-то свинцовый мрак. Народ в надежде вглядывался в него, ожидая небесной влаги, но вновь и вновь надежды оказывались тщетными. Просто за долгий майский день над далеким городом вставал смог нефтехимических заводов, который с высоты предгорий Ники-Хита представлялся как грозовая туча.
Вечерело. Нещадное солнце быстро покатилось за ближайший склон, поднимая клубы пыли, мыча, с низины вползло в Ники-Хита сельское стадо. Вместе со стадом с первой прополки сахарной свеклы в дома возвращались женщины. Изжаренная солнцепеком Кемса бежала, задыхаясь, впереди всех. Ее недавно отелившаяся буйволица, озабоченно мыча возглавляла стадо.
– Побыстрее, девочки, побыстрее, – подгоняла Кемса вполголоса своих дочерей.
