M J - Шёпот сумеречной феи
Мне становится ещё больше не по себе. Но всё-таки я заставляю себя сказать:
- Может... не надо так сразу сдаваться, а?
Джон в ответ только безнадёжно усмехается.
- Тебе ничего не нужно? - задаю я глупый вопрос просто чтобы не молчать.
Джон сперва пожимает плечами, но потом просит стакан воды:
- Пить хочется...
Воды. Значит, придётся идти в кухню. Через коридор. Но даже если не пойду за водой, в спальню мне всё равно возвращаться по коридору. Не торчать же до утра в гостиной.
И я иду. Преодолевая страх, отвращение и спазмы в горле. Мне мерещится, что совсем рядом притаилось что-то ужасное, мерзкое.
Вот я в кухне. Дрожащими руками беру стакан, наливаю воду...
...Крик. Крик из гостиной. Пронзительный, нечеловеческий.
Стакан выпадает у меня из рук и со звоном разбивается.
- Джон! - зову я, уже зная, что звать некого. И выбегаю из кухни, зная, что делать этого нельзя.
В непроглядно тёмном коридоре пол вдруг уходит у меня из-под ног, вместо него пустота.
"Нет, Джон, он забирает с собой не только свидетелей", - думаю я, падая, падая, бесконечно падая в бесконечную чёрную пропасть.
Добросовестный работник
Когда произошла эта история, не известно, но, скорее всего, в прошлом, двадцатом веке. В какой стране? В такой, где много государственных учреждений. Точное географическое положение не столь важно.
Именно служащим государственного учреждения и был человек по имени Роберт Гросс. Сразу в нескольких законах говорилось, что учреждение это крайне значимое и функции, которые оно выполняет, для города жизненно важны. Если же рассуждать не в соответствии с законами, а руководствуясь здравым смыслом, контора в значимости серьёзно теряла - что характерно для большинства подобных учреждений. В защиту же их можно сказать, что там работают люди - составляют бумаги, перекладывают их с места на место, пересылают в разные другие инстанции. Если бы не учреждения, чем бы эти люди занялись в своей жизни? А тут за исправное посещение рабочего места полагается ещё и зарплата. Правда, размер её зависит не от количества составленных бумаг, а от положения работника на служебной лестнице - но это уже отдельная история.
Но довольно об учреждении. Пора перейти к рассказу о самом Роберте Гроссе.
Он, хотя в штате учреждения состоял уже долгих двадцать лет, относился к той категории сотрудников, которые по упомянутой лестнице выше самой первой ступени не поднялись, то есть никакими полномочиями не обладают. Но свои обязанности Гросс выполнял весьма добросовестно. И, если руководство никогда не поощряло его труда ни благодарственными письмами, ни премиями - то и нареканий он не получал ни разу. Все необходимые документы Гросс составлял тщательно, с большим вниманием. Даже когда в отчётный период в конце месяца работы становилось особенно много, в голову ему не приходило высказывать недовольство.
И всё бы ничего, да только контора Гросса, как и положено государственному учреждению, открывалось ровно в восемь утра. К этому часу все служащие обязаны были присутствовать на рабочих местах.
Роберту Гроссу для этого приходилось подниматься не позднее чем в без пятнадцати семь. Лишняя минута в постели грозила опозданием, потому что Гросс был не из тех, кто, едва открыв глаза, бодро шагает навстречу новому дню. То ли особенности обмена веществ виноваты, то ли биологические ритмы, но в полусонном состоянии все утренние процедуры, начиная от умывания и бритья, заканчивая одеванием и завтраком, он проделывал с крайней медлительностью.
Часто Гросс возился непростительно долго и выходил из дома позже положенного срока, так что на работу надо было нестись сломя голову. Тут уж он просыпался волей-неволей. За годы утренняя спешка по дороге на работу превратилась во второе "я" служащего Гросса.
Так уж неблагоприятно сошлись обстоятельства, что от остановки гортранспорта дом Гросса находился достаточно далеко, и госучреждение, в свою очередь, тоже. Если сложить время пути от дома до остановки, ожидания автобуса, поездки и, наконец, дороги от остановки до работы - выходило дольше, чем идти пешком. Купить личный транспорт или разъезжать на такси зарплата "низколестничного" служащего не давала возможности.
...В тот день всё сложилось как нельзя хуже. Отключив назойливо пищащий будильник, Гросс совсем уже собрался выбраться из-под одеяла, но неожиданно снова задремал, потеряв таким образом несколько драгоценных минут.
Очнувшись, он вскочил, точно ошпаренный. Но ничто уже не могло его спасти: золотое утреннее время утекало, как песок сквозь пальцы. Усилиями воли заставляя себя двигаться быстрее обычного, Гросс метался по квартире, натыкался на углы мебели и не мог сразу отыскать вещи, которые потом вдруг обнаруживались на своих привычных местах. В итоге он покинул квартиру на целых девять минут позднее необходимого срока. Дорога на работу была не столь долгой, и при нормальном темпе ходьбы занимала чуть больше четверти часа. Но когда вместо этого времени в запасе в два раза меньше...
Но Гросс был очень добросовестным работником. Позволить себе опоздать он не мог. И по этой причине с трудом удерживался от того, чтобы броситься бегом. А ведь вприпрыжку бегущий по улице взрослый серьёзный человек, да ещё с портфелем в руках, выглядел бы не слишком солидно. Но помимо бега Гросс делал всё от него зависящее, спешил как никогда в жизни. Сказать по правде, стремительная, галопирующая ходьба тоже выглядела несолидно, но тут уж поделать было нечего: или иди так, или опоздать.
Сердце Гросса бешено стучало, пронизывающий осенний ветер хлестал в лицо, но он продолжал свой героический спринт, и... победа! В учреждение он ворвался ровно в восемь ноль-ноль. Правда, на пороге случилась неприятность: особенно сильным порывом ветра с Гросса едва не сорвало плащ, что было довольно странно - выходя, или, точнее, выскакивая из дома, он застегнулся на все пуговицы.
Но главное - он явился вовремя и, как положено, утвердился за своим письменным столом. Сесть за письменный стол - наипервейшее, что должен сделать, придя на работу, любой чиновник любого учреждения, а в особенности государственного.
Удивило Гросса то, что никто из коллег не ответил на его приветствие. Будь это руководство - ещё куда ни шло, но равные ему рядовые сотрудники обычно такой невежливости не проявляли.
"Не расслышали. Заняты", - решил про себя Гросс и, переведя дух, принялся за служебные дела. То есть, попытался приняться. Потому что, как ему показалось в первое мгновение, собственные руки не слушаются его, не могут ухватить ни лист бумаги, ни ручку... Но тут же Гросс понял, что не слушаются не руки, а ручка с бумагой. Он брал их, как положено, но предметы просто проходили сквозь его ладони, преспокойно оставаясь лежать на своих местах.
"Да что это такое?.."
Удивление Гросса сменилось испугом, когда сидевшая за соседним столом Мария Кредер сказала:
- Что-то сегодня Гросс опаздывает...
- Вот уж странно, - поддакнул с противоположного конца кабинета другой коллега по фамилии Крафт.
"Как это я опаздываю?!" - хотел крикнуть Гросс, но не успел. В фойе послышались громкие голоса, шум, и все служащие, повскакав со своих мест, устремились туда, наперебой спрашивая:
- Что такое?
- Что случилось?
Гросс последовал за ними.
У входных дверей уже собралась порядочная толпа.
- Да как же это произошло?!
- Что с ним?
- Сердечный приступ?..
- Позвоните в скорую!
Гросс протолкался вперёд. Как-то очень легко ему это удалось - вроде бы и не пришлось никого отодвигать со своего пути.
На крыльце учреждения, возле самой двери, всё ещё сжимая в руке портфель, неподвижно лежало тело служащего Гросса.
Смертник
Из дневника доктора Макмюррея
Сегодня привезли ещё одного подопытного. Их доставляют из тюрьмы "Северный форт". Фургоны без окон, наручники, кандалы - мы ко всему этому уже привыкли. И к тому, что в лаборатории дежурят два тюремных охранника. Исследовательская программа началась почти год назад, за такое время привыкнешь к чему угодно.
Новичка заперли в палату, которую за решётки на окнах и верхней половине двери мы прозвали клеткой. К "сюрпризам", которыми регулярно радуют нас наши подопечные, мы привыкли тоже. Вопли, проклятия в адрес всего мира и нас лично и прочие разновидности буйства, против которого надзиратели применяют дубинки, а мы - инъекции успокоительного, - подобным ни меня, ни моих коллег давно не удивишь. Но иногда после этих представлений со сходными сценариями я чувствую, насколько осточертела мне работа. Убеждаю себя, что действуем мы исходя из интересов человечества. Но помогают такие доводы далеко не всегда. Чаще вопреки им начинаю ощущать, что я не лучше этих преступников.
Сидней Ридж (так зовут новичка), впрочем, бушевать не пытался. Спокойно позволил запереть себя в "клетке", сел на койку и уставился в пространство перед собой. Встретишь такого худого, малорослого и совершенно безобидного с виду человека на улице - в голову не придёт, что он может быть убийцей. Хотя по внешности судить стоит в последнюю очередь.
