Виктор Корнев - Четыре реки жизни
К июню протоки на острове зарастали травой, рыба становилась ленивой и только на самых глубоких местах оставались окна с чистой прозрачной водой. Но и до этих окон не всегда было можно добраться - разросшиеся кусты и тростник мешали забросу поплавковой удочки, не говоря уж про спиннинг. Было у меня излюбленное место - большой наклонившийся к воде тополь на одной из заросших проток. Я залезал на него и с двухметровой высоты смотрел в чистую открытую воду, наблюдая за рыбой. Совсем, как когда-то в далеком детстве.
Вот лениво копошится стайка карасей у дна, а сверху нежатся в теплой воде плотвички и красноперки. Едва покачивая перьями хвоста, пересекает чистое место пара, отливающих желтым серебром, килограммовых сазанов. Медленно, едва шевеля грудными плавниками, проплывает наискосок, головой вниз, зубастое полено-щука. Увидела меня, застыла в удивлении, что за чудо с дерева сует ей под нос «блескучую» железяку на толстой леске. Нет, такой номер не пройдет, я сыта и довольна, наверное подумала щука, когда я совсем по наглому хотел ее забагрить за брюхо. Изгиб хвоста и она проворно скрылась в траве, оставив меня с носом.
Клева нет, зато кругом такая красотища - кричат многочисленные птицы, носятся белые чайки, а выше всех парит, как планер, могучий орел, высматривая зазевавшуюся живность. Хрустнув веткой, прошло несколько лосей, в дальнем тростнике тонко взвизгнул кабаненок. На миг все стихло, только теплый ветерок едва шелестит листвой дерева, да кровопивцы-комары, жалят мою, уже почерневшую от загара шею. Догадались, что руки заняты, вот и обнаглели.
Охота на острове запрещена, заповедник однако, но рыбу ловить можно. Только попасть на остров тяжело. С одной стороны широкий Дон, с другой река Сухая, шириной под сотню метров. Это только она называется Сухой, на самом деле это стремительное и глубокое ответвление Дона, которое вновь соединяется с ним ниже, километров за пятнадцать. Эти две реки и образуют вытянутый остров с максимальной шириной около пяти километров. Народу на острове мало, особенно в глубине его. Редко встретишь рыбака летом, а осенью тем более. Все пасутся обычно по берегам.
В середине лета, когда выдавались не очень жаркие дни, мы предпринимали вылазки на реку Сухую. На автобусе доезжали до станицы Красноярской, а там пешком через степь еще с час топать. Вообще расстояния в донских степных низовьях очень обманчивы. С возвышенности, с кургана вот там за теми деревьями видится недалекая река, а идешь и идешь к ней больше получаса хорошим шагом. Места равнинные, плоские, однообразный ландшафт не кончается, глазу зацепиться не за что. Один раз, под осень буквально в километре от реки, я как-то попал в густой туман. Иду, а берега речки все нет и нет. В двадцати метрах буквально ничего не видно. А шел, как всегда напрямую, без дороги. Почти час я шел этот километр, пока вдруг не увидел береговые кусты. Оказалось, что шел почти параллельно берегу. Хорошо хоть, что не ушел обратно от реки. Не зря говорят - черт водит в тумане.
Но, достаточно высоко поднявшееся солнце и легкий ветерок, быстро разогнали прибрежный туман и вдруг открылась вся красота неширокой, но глубокой реки с мощным течением. По весне, ближе к лету, да и под осень, в этих местах вырастают целые стойбища из разноцветных палаток. Приезжие рыбаки ловят леща, вялят его и хранят в глубоких, вырытых в земле, подвалах. Некоторые приезжают даже семьями и живут здесь по несколько недель.
Когда появился мопед, я пристрастился ездить на Сухую на нем. Там в конце лета и в начале осени, хорошо шел голавль, судак и щука. Но езда по трассе, где много автомобилей, очень рискованна. Даже "Запорожец" и тот так и старается тебя прижать к кювету и завалить. А уж КАМАЗы тем более. Каждый норовил отравить гарью «маленького кузнечика». Поэтому чуть дождь или грязь, приходилось добираться на автобусах и топать по степи пешком.
Нередко приезжал ловить голавля и на левую сторону Сухой. Обычно на пароме переправлялся через Дон на остров, а затем пешком пересекал его. Левый крутой берег реки был безлюдным, покрытым во влажных местах высокой сильной травой, кустами непроходимого терновника, раскидистыми ветлами и черемухой. В одном месте даже росла на приволье огромная шелковица, ягоды с которой я нередко даже привозил домой на варенье. Ловля голавля на Сухой ничем не отличалась от его ловли в юности на Белой. Только голавли здесь были крупнее и вкуснее.
Бывало, тихо подкрадешься к уступу берега среди высокой травы или кустов, выследишь греющихся на отмели красавцев-голавлей и лежа или стоя на коленях, далеко забрасываешь, как нахлыстом, приманку. Крупные голавли, нередко хватали мелких лягушат, громадных кузнечиков и большие корки хлеба. Обычно насадка, дав полукруг, подплывала к стоящим у отмели рыбам. Конечно, они глазастые, все твои ухищрения видели и не всегда тебе сопутствовала удача, но и их сбивал с толку азарт, безумие. Едва потягивая и шевеля насадку, вызываешь клев, особенно, если сверху подбросил кусочки хлеба. У рыб разыгрывается аппетит, заглушающий страх и вот уже одна из рыбин, торпедой идет на твою наживку и хватает ее. Хорошая подсечка и на виду у всех сородичей, отчаянно сопротивляющийся экземпляр уже бьется в воздухе, поднимаемый вдоль обрывистого берега. После такой картины обычно все голавли уходят, да и тебе надо менять место лова. Раньше чем через полчаса ловить здесь бесполезно. Вот так и кочуешь вслед за голавлями, ища укромные уголки, чтобы повторить все с начала.
Однажды так увлекся ловлей, что и не заметил, как стало вечереть. Быстро смотал удочки и спешно пошел через остров к парому. Но, как ни торопился, не успел. Паром уже зачалили на противоположном берегу и паромщик ушел домой. Пометался я по берегу, размахивая руками проходящим редким моторкам, бесполезно. "Крутые", бездушные казаки на мои просьбы не реагировали, да и денег особо не было. Искать бревна и проволоку, чтобы сделать плот, в этих местах бесполезно. Все в этом безлесном краю давно собрано.
Ничего не оставалось делать, как разжечь костерок, сделать парениху и поужинать крохами, что остались от припасов. Ночевать на берегу было холодно, шел сентябрь, поэтому я отправился в зеленый массив, где по пути видел копну сена. В сене тепло и мягко, не то, что на ветру, на дереве. Нашел эту копенку, высотой в полтора метра, в сетку с рыбой набил осоки, чтобы рыба не испортилась и подвесил ее на высоких кустах, на ветру. Подальше от моей копны, чтобы зверье не кучковалось рядом, привлеченное запахом рыбы. Зверья-то здесь хватало. Недалеко от стожка нашел хорошее крепкое дерево, чтобы в случае опасности взлететь на него. Рядом поставил два крепких дрына, для удобства влезания. Вырезал дубину и сделал копье из кинжала. Такое оружие позволяет более уверенно себя чувствовать и спокойнее спать. Разворошил верхушку копны, чтобы прогнать возможных постояльцев, закинул рюкзак и удочки, и с помощью дубины-копья, с разбегу, залез на верхушку копны.
Уже совсем стемнело. Едва проклюнулись звезды. Прохладный северный ветер, старательно чистил их редкими легкими облаками. Где-то на юго-востоке уже набирала силу светлая округлая луна. Стоял конец сухого сентября. Зверье на этом островном заповеднике, особенно активно в такую лунную ночь и потому опасно. Так, что мои приготовления имели под собой почву. Особенно опасны в эту пору лоси - начинался гон, да и подросший молодняк кабанов очень любопытен в этот период. А вот для волков еще рановато разбойничать.
Вспомнил, как в прошлом году, с другом Сашей Черным, мы припозднились, ловя щук на далеких протоках острова. Уже стоял сумрачный ноябрь. Идем обратно, а вдали два волчьих силуэта. Срочно вырезали по хорошей дубине, приладили к ним кинжалы. Получились неплохие пики. Ускорили ход, громко оря песни. Так и провожали эти «нахалы» нас до самого берега Дона. А у нас новая проблема – не можем найти спрятанную резиновую лодку. Туда - сюда рыщем по кустам, нигде нет. Стало совсем темно. Неужто кто-то подсмотрел, когда мы прятали лодку и спер ее. Да, вроде нормальных людей в эту пору на острове не сыщешь, а такие как мы рыбаки, чужого никогда не возьмут. Разожгли несколько больших костров и с факелами обшарили все близлежащие кусты. И вот она, родная, нашлась. Лежит, под кустами, хорошо спрятанная и звуков не подает. Быстро надули лодку, в темпе переплыли, едва успев на последний автобус из Романовки в город.
Лежу на сене, вспоминаю былые приключения. Вот опять невезуха. Переночевать в стогу не проблема, хотя и легко одет. Обидно, что матушка будет беспокоиться и переживать, что случилось с сыном. Обещал к вечеру вернуться, а уже глухая ночь. Волноваться ей особо нельзя - возраст под семьдесят лет. А я здесь под звездным шатром, вдали от людей и городской суеты пережидаю ночь. Луна уже набрала хорошую высоту, стелит по траве четкие черные тени от ближайших кустов и деревьев, делая их листву переливающейся серебристо - черной. Пейзаж вокруг, как в сказочных картинах Куинджи.
