Владимир Митрофанов - Зачистка территории
Суть и интерес первой темы состоит в том, что в шестнадцать лет очень часто человек вовсе не знает, кем он хочет быть, но довольно четко представляет, кем и каким он быть не хочет… К слову, в одной выброшенной школьной тетради я однажды прочитал совершенно потрясающее сочинение некоего третьеклассника, занимавшее всего-то одну страничку и полное глубокой горечи, о том, как ему в магазине
"недодали рубля" (речь идет о сдаче). Эта, может быть, первая настоящая несправедливость мира буквально потрясла юное создание до глубины души – это было даже не школьное сочинение, а настоящая, только очень маленькая, шекспировская трагедия – я чуть не прослезился. Впрочем, учителем это сочинение было оценено как 2/3/3
– что сие значит, я до сих пор так и не могу понять – что это такие за три параметра оценки (два-то вроде понятно: первая – за грамотность – тут действительно, были ошибки, вторая – за литературность – тут, я считаю, занизили, – но что за третья?).
А теперь я открываю тетрадь из запечатанной сургучом пачки, излохмаченную, с надписями названий рок-групп и импортных сигарет
(надпись Мальборо написано зачем-то раз десять) на корешке. Судя по стилю, думается, автору лет так шестнадцать. Итак, вот отрывок из этого дневника:
"Весь вечер мы орали на крыльце песни под гитару, пока нас оттуда не прогнали милиционеры. Потом мы пошли к клубу. Ребят почти никого у клуба на скамейках не было. Никого не было и в клубном садике.
Разошлись по домам. На следующий день у нас была контрольная по физике, даже и не контрольная, а цикл лабораторных работ, и наша работа заключалась в том, что надо было дуть в деревянный свисток, а осциллограф показывает колебания, и что-то надо было подсчитать, а что – я и не понял. Впрочем, делать эту работу было интересно. Олег же сидел через ряд от меня и определял общий радиоактивный фон с неба. Счетчик Гейгера то чаще, то реже потрескивал у него в руках.
Она же сидела наискосок от меня, и я все время на нее оглядывался.
Падающее в окно солнце ласкало ее лицо. Мимоходом я пытался писать стихи, но на физике эти вещи не проходят, потому всегда нужно слушать Роберта, что-то записывать и отвлекаться некогда. Небо было голубое, мальчишки орали за окном. Уже появилась на тополях легкая зеленоватая дымка, какие-то птицы пролетели высоко в небе, было грустно до тоски. Олег отчего-то бесился, я тоже бесился. Сразу после физики два часа подряд было автодело, преподаватель задержался, и тут кто-то притащил гитару, и мы решили досадить
Роберту и пели песни под окном кабинета физики во всю мощь. Впрочем,
Роберт и тут не растерялся и выплеснул на нас графин воды. Потом мы ездили на тракторе МТЗ-52. По заданию надо было его завести через пускач, сесть и проехать круг по двору, а потом остановиться и заглушить мотор. Лучше всех ездит Валерка Морозов, потому что у него отец работает трактористом, поэтому он уверенно врубил девятую передачу и умчался по кочкам куда-то в поле. Кентель его ругал вовсю, аж слюной брызгал. Впрочем, через какое-то время Валерыч примчался совсем с другой стороны. Потом ездил я и то ли от хилости, то ли рычаг коробки передач был очень тугой, но передачи мне приходилось переключать двумя руками, отпуская руль совсем. Педали тоже очень тугие. Эти занятия всегда интересные: или сам ездишь или стоишь с ребятами на улице, болтаешь, – куда как лучше, чем сидеть в классе, хотя на прошлой неделе изучали магнето, то стали его вертеть и Мирона всего прошило током, отчего он с воплем вскочил. Он утверждал, что это из задницы искра вышла. Мы осмотрели на стул: сам-то он был неэлектропроводный, но в сиденье была стальная заклепка. Сквозь эту заклепку и ушел ток. Потом мы пошли играть на гитаре в школьный сад. Вообще в этом году была целая эпопея с гитарами, когда мы решили создать свою группу и сами стали делать инструменты, потому что денег купить их не было. Мы достали толстой фанеры, нарисовали на них профили гитар почуднее и вырезали лобзиком гитарные доски. Потом выпилили там отверстие, в которую должны поместиться потенциометры – т.е. собственно электрическая часть, потом заклеивали сзади еще одной фанерой на казеиновый клей, потом все это зачищали рашпилями да напильниками. И тут опять я осознал, что во мне нет аккуратности к этому ручному делу: я великолепно представляю, как нужно делать, но у меня выходит всегда криво, нескладно, как и получилась моя первая табуретка на уроке труда – с разными ножками. А был у нас в классе такой Геха Смирнов, который ушел в техникум после восьмого – вот он все делал изумительно аккуратно. Особенно, я помню, это проявилось, когда все мы изготовляли на уроках труда лучковые пилы и всего-то был класс разве что шестой или седьмой – но уже тогда я осознал собственную несостоятельность в столярном деле, вот и теперь черновой вариант гитарной доски получился у меня не очень аккуратный Я плюнул на это дело и покрыл фанеру красной анилиновой краской, которую мать принесла с работы. Гитара стала красная, но не очень красивая, потому что предстояло ее еще несколько раз покрыть верху лаком Я пошел в магазин, купил лак, подвесил гитарную доску в ванной и пульверизатором от пылесоса стал напылять лак на доску, но опять у меня ничего не вышло, потому что получалась такая струя воздуха, что на лаке образовалась рябь, которая так и застыла. Тогда я впал в уныние и начал просто так красить – кисточкой – и, надо сказать, в общем-то в целом получилось неплохо. Проблемо оставались гитарные грифы и звукосниматели. Купить звукосниматели мы не могли и нашли статью в журнале "Радио", где было описано, как сделать звукосниматели самому. Для этого надо было растолочь магнит на мелкий порошок, засыпать в формы и залить эпоксидкой. Мы сняли магниты со старых динамиков от радио и начали их толочь в полотняном мешочке молотком, потому что иначе осколки разлетались во все стороны, и как-то у нас не очень получалось – кололось неровно, так что мы хотели даже напильником напиливать эту магнитную пыль. Так у нас ничего и не вышло. Тогда мы пошли сели на скамейку у дома и пугали малышей в песочнице громким пердежем. Потом пришел какой-то мужик и стал нас гнать, мы начали ругаться с мужиком, но когда он полез драться, то решили с ним не драться и пошли к бане, где в ларьке торговали пивом. У нас нашлось на двоих только двадцать две копейки – на одну кружку, и мы заспешили, боясь, что пива нам не достанется, потому что его всегда быстро раскупали. Успели. Выпили.
Подошли знакомые ребята и спросили, пойдем ли мы на танцы. Мне идти как-то не очень хотелось, но надо было пойти, и Олег тоже засобирался. Перед танцами мы встретили еще одного парня с нашей школы, соседа из Олегова дома, и он сказал, что у него есть бутылка вина. Она у него была спрятана где-то за школой под какими-то ветками, и мы там же за школой, на обгаженном крыльце и выпили бутылку из горлышка и пошли на танцы. Прошли туда без билетов. Было еще рано и в зале почти никого не было, и мы двинулись к самой сцене, где стояла группа парней – оттуда нам махали знакомые ребята.
Позже народу набилось много, началась толкотня, духота и драки. А когда музыканты сделали перерыв, притушили свет и начали показывать мультфильмы, то в темноте началась мощная драка и беготня. Я ждал
Ее, но она не пришла, и мне было все равно, что происходит, и все показалось пусто, и я пошел вон из зала и вдруг столкнулся с Ней у самого выхода, буквально в дверях. Но я не заговорил с Ней, а только кивнул и прошел мимо, потому что Она – не моя девчонка. Я один пошел домой по темным улицам. Дома все смотрели телевизор, они спросили из комнаты, я ли это пришел, я ответил, что я, попил чаю и лег спать. В воскресенье утром, часов в десять за мной зашел Шура Земсков, и мы пошли к Олегу. Домой к нему решили не заходить, чтобы не сердить бабку, а свистнули под окном, он тут же высунулся в мамашином парике
– волосы ниже плеч и заржал на всю улицу. Мы пошли из нашего района в соседний – в Ремизу. Земсков вынул по дороге пачку папирос "Север" и с подлой присказкой: "Кто закурит "Северок" – тот получит триперок!" – начал курить их одну за одной. По дороге в деревне мы встретили каких-то поддатых ребят и что-то сначала смеялись, а потом один из них меня неожиданно будто бы в шутку ударил в живот ножом, но нож он держал в руке несильно и попал прямо в пряжку ремня, поэтому у меня обошлось без повреждений, а он порезал себе руку.
Ничего себе шутки! Все кончилось дракой, но не сильной. Потом еще дальше по дороге мы встретили Арканю Шахова, который плелся откуда-то с унылым видом и с разбитой рожей. Двинулись дальше. Все время меня дико тянуло к Ее дому, что бы там ни было – в эту самую долбанную Ремизу. Мы прошли по Ремизе, посмотрели, что там идет в клубе в кино, мимо Ее дома. Я глаз старался не поднимать и все-таки неожиданно Ее увидел. Она с подружкой шла нам прямо навстречу. Мы раскланялись и пошли дальше, вопя песни. В конце улицы нам встретились какие-то ребята лет no восемнадцати с охотничьим ружьем, но один из них оказался знакомым Земскова и разошлись с миром. У клуба, когда мы шли с песнями назад, стояли еще какие-то незнакомые ребята, и я, увидев их издали, сразу заранее испугался, чуя недоброе, но от этого еще громче завопил песню. Когда мы уже было прошли мимо тех ребят, нас все-таки догнал один из них и попросил закурить. Земсков решил ему не давать, хотя у него и было, и сам он все время курил. Парень начал со злобой узнавать, кто мы такие.
