Олег Журавлев - Соска
Серебристый останавливался, осуждающе качал головой и красноречиво смотрел на часы.
В комнате с «Обезьяной в свинце» Дмитрий Сергеевич увидел канат с привязанной к нему покрышкой. Покрышка раскачивалась. Рядом сидела обезьяна в серебристом костюме, таком же, как у Серебристого. Открытой оставалась только морда, которой она ела банан.
— Морду закроют перед началом эксперимента, — пояснил Серебристый, — кстати, надо бы не забыть.
Он на мгновение скрылся в комнате, затем появился с бананом в руке.
— Держите! Да берите, не стесняйтесь! Это самый настоящий банан. Доставали через «Березку» особого отдела.
Он протянул Дмитрию Сергеевичу банан и предложил продолжить путь.
«Как ему с обезьяной, наверное, жарко в этих костюмчиках!» — подумал Дмитрий Сергеевич, довольно ехидно.
Из комнаты «Алкоголики» в облаке перегара вышел лохматый мужик, яростно икнул и побрел по коридору. Пока дверь за ним закрывалась, до Дмитрия Сергеевича долетел стук костяшек домино, пьяные голоса и звон бутылок.
Перед комнатой «Особый случай» Дмитрий Сергеевич вновь не утерпел.
Он предельно осторожно — никогда не знаешь чего ждать от особого случая! — открыл дверь и, досчитав до трех, просунул голову внутрь.
Ничего особенного в комнате не оказалось. Крепкий мужик в домашних трениках сидел на кровати. Рядом с ним, поперек кровати, на животе лежала девица с голым задом. Дмитрий Сергеевич осмотрел комнату, но ничего, кроме потрескавшейся штукатурки, не увидел.
— Какой вы все-таки любопытный, Дмитрий Сергеевич! — воскликнул Серебристый.
Дмитрий Сергеевич смущенно пожал плечами. Пройдя несколько шагов, он остановился перед дверью с надписью «Комары и другие кровососущие».
— Извините… А можно я еще сюда загляну? И все.
— А давайте не будем, а? — тоном как будто соглашался ответил Серебристый.
Дмитрий Сергеевич послушно поплелся дальше.
Через несколько шагов Серебристый остановился.
— Вот здесь. Здесь свободно, — сказал выпивший несколько красненьких и распахнул дверь с надписью «Сложный психический больной».
В маленькой, необыкновенно уютной и прохладной комнатке оказались кресло, лампа, разложенный диванчик с тумбочкой. Дмитрий Сергеевич сразу же почувствовал себя как дома. Все здесь было знакомо и мило взгляду.
У Дмитрия Сергеевича Лазарева (Цезаря) разом засаднило обгоревшее на солнце лицо, зачесались плечи, заныли локти и колени, защипались губы, повсюду закололся песок.
— На улице «Москвич», а написано «Победа», — пробормотал он и широко зевнул.
Затем сделал два шага и провалился сквозь диванчик в какую-то пустоту. Он действительно сильно утомился от ползания по пустырю.
Серебристый озабоченно нахмурился и сказал в сторону лампы:
— На «Москвиче» табличка «Победа». Игнатьев.
Посмотрел на часы. Подошел к радио на стене и убрал громкость. Подумал снять с Дмитрия Сергеевича пыльные одежды, но увидел кеды и передумал. Тихо вышел.
— …талось два часа ровно… — слабо-слабо донеслось с улицы.
Там по-прежнему бесновалось солнце, дымился свежий асфальт и было тихо-тихо, как только может быть в преддверии чего-то ужасного.
В белой развевающейся одежде босоногий Дмитрий Сергеевич шел по теплым булыжникам мостовой, вниз по улице, туда, к прохладе фонтана. Город, мертвый, но мертвый не страшно, а тихо, умиротворенно мертвый, пах мокрой пылью и полусухим бельем. Дмитрий Сергеевич спустился к фонтану, обошел вокруг, пощупал белый мрамор. Сел на маленькую скамеечку, кстати оказавшуюся незанятой, и под прохладное журчанье уснул, сладко, глубоко, беспробудно. Он проспал один час и сорок пять минут.
Разбудила Дмитрия Сергеевича женщина.
— Осталось пятнадцать минут, — торопливо сказала она. — Сейчас объявляют каждые пять минут. У вас, наверное, выключено радио. Вы не буйный?
— Кажется, нет… — Дмитрий Сергеевич сладко зевнул.
— …сталось 15 минут, об…вляется гот…ность номер… — принес с улицы теплый ветерок.
— А я Татьяна Васильевна, ваша соседка. У меня лейкемия.
— Очень и очень приятно, — Дмитрий Сергеевич еще раз мирно зевнул. — А я — Дмитрий Сергеевич Лазарев. Совершенно здоровый человек, к тому же писатель, путешественник, геолог, испытатель, первооткрыватель, геодезист, картограф, археолог и бывший милиционер.
— Понимаю-понимаю, — слегка перебила женщина. — Вы не подпадаете под убежище?
— Под убежище? Не знаю. Может быть, и подпадаю, но я никуда не пойду. Мне очень и очень хорошо здесь, в этой прохладной и необыкновенно уютной комнате.
— Да, но…
— И тем не менее.
— Странный вы какой-то… Ах, да! Совсем забыла: вы же дурак. А я вот не подпадаю, но пошла бы с удовольствием… Все одно не пустят, а может быть, и семью денег лишат за нарушение распорядка. Так что осталось мне, как и вам, пятнадцать минут. Можно я залезу к вам?
— Конечно-конечно. — Дмитрий Сергеевич гостеприимно откинул край легкого одеяла. — Залезайте, я расскажу вам про город.
Женщина скинула с себя халат. Под ним у гражданки оказалось очень белое тело с неприятными черными волосами кое-где.
Она юркнула к Дмитрию Сергеевичу под одеяло, и там почти сразу стало невыносимо жарко.
— А может, не надо про город? Осталось так мало времени… Как тебя зовут?
— Ничего, я успею. Дима. Вот смотрите… — Дмитрий Сергеевич взял с тумбочки карту. Тем временем безумные руки соседки срывали с него пыльную рубашку, путались в застежках штанов, лезли под грубые армейские трусы. — Здесь я отметил месторасположение город…а. Теперь, если пометить еще одним крестиком «Ноев ковчег», то будет очень легк… а! К вам проложена железнодорожная ветка?
— Осталось равно десять минут. Всем-всем-всем…
— Скорее, скорее, — жарко зашептала в ухо Татьяна Васильевна, — ветка, ветка, веточка.
— Да-да, скорее. И ветка. Жаль, что, ах, но.
— Скорее, ах, ах, никаких но.
— Да. Да. Даю, даю. Жаль, что я не успел. Не успел, не успел я. Ах.
— Осталось семь минут…
— Да, Дима, да, Дима, да, Дима, да. Всего семь минут. А потом — все.
— Не успел я, не успел. А ведь там жили люди…
— Как тебе, повезло, ах-ах. Ты дурачок, и у тебя есть город. Еще, еще, еще! Не жалей меня, Дима!
— Осталось две минуты.
— Кончик, кончик, кончик, кончик!
— Город, город, город, город!
— Сладко, сладко, сладко, сладко. Не думай о городе, Димуля. Не успеем!
— Осталась одна минута. Во имя партии и лично товарища…
Из распахнутого окна донесся гул. Это гудел приближающийся самолет.
— Ну же, Дима, ну же, ну же, ну же!
— Да, да, да, да. Первым делом, первым делом самолеты.
Гул нарастал и дрожал в стеклах.
— Ой, ой, давай, Дима, давай, давай!
— Я сейчас, я сейчас, я сейчас.
— У тебя есть город, Дима. Город! Город-город-город-город! Аааааааа!!!
— Даааааааа!!!
Опустошенный Дмитрий Сергеевич откинулся на подушку, как напившийся комар.
Гул самолета стих. Стало очень тихо. Из окна долетел щебет птицы. Татьяна Васильевна широко раскрыла глаза и медленно приподнялась на локте.
Пузатая занавеска, полоса солнца на стене, мятая простынь, чье-то ухо…
— Ой!
Татьяна Васильевна резко поднялась, посмотрела на часы, бросилась к радио на стене, включила.
— Внимание! — хрипло и не совсем уверенно захрустел динамик.
Дмитрий Сергеевич тоже приподнялся на локте, а потом и сел. Панцирная решетка заскрипела.
То, что говорил голос из динамика, было непонятно, но Дмитрию Сергеевичу было все равно. Он был счастлив. Кончик светика — замечательное дело!
— По техническим причинам… а также по причине… просьба соблюдать полное… просьба оставаться на… просьба не выходить за… и переносится на завтра на 19 часов вечера. Повторяю… Повторяю… Повторяю…
— Ой, ой, ой! — Татьяна Васильевна занервничала, заторопилась. — Какой вы чумазый, пыльный и вообще. Что же я натворила. Распутная рожа! Можно я возьму эту салфетку?
Татьяна Васильевна накинула халат, схватила с тумбочки салфетку, на которой полоумный сосед поставил карандашом важный крестик, и принялась подтираться внутри халата.
— Ох, и влетит же мне! — донеслось уже из коридора. — Ну и вам, соответственно, тоже.
— Странный, ух странный город!
Цезарь лежал на спине и смотрел в потолок. Тело приятно постанывало, не хотелось ничего. Только пить.
Все странности, одна за другой, опять полезли ему в голову. И самая главная странность — их совсем, совершенно, однозначно и абсолютно не интересовал найденный им город. Научная революция обитателям этого странного места была по барабану. Рапорт, который он сделал компетентной пепельнице, не принес результата. А ведь он ожидал немедленного интереса на самом высоком уровне!
