Джессика Андерсон - Лицедеи
— Как она?
— Я не очень поняла. Она сказала, что у нее такое лицо то ли из-за сада, то ли из-за садов.
— Где Тед?
— Она не видела его с субботы. Розамонда и мальчики никак не могут решить, уходить им или оставаться. Останутся, конечно.
— Им очень трудно уйти, — сказал Стивен. — Даже в теперешних обстоятельствах это значит бросить человека в беде. А остаться — все равно что стать соучастниками его преступления.
— Но ты подумай, — сказала она, явно забавляясь, — даже мы с тобой — это при наших-то добродетелях! — не можем отгородиться от мошенничества Теда.
— Обедать будем здесь?
— Почему бы нет? Подумай, должны мы, например, с негодованием вернуть газонокосилку, которую нам подарил Тед, когда они купили себе новую?
— Я истратил пятьдесят долларов на ее ремонт.
— А этот тостер? — со смехом спросила Гермиона.
— Скороварку, пожалуй, можно отдать, — включился в игру Стивен.
— Наверняка. Мы никогда ею не пользуемся.
Гермиона и Стивен со смехом сели за маленький пластиковый столик.
— А как насчет подвесного креслица для Имоджин? — спросила Гермиона. — Или черной занавески в ванной, помнишь, Джейсон наступил на нее и порвал?
— Завтра же ликвидирую. А пока открою бутылку вина, — заявил Стивен, вставая из-за стола.
— Открой ту, что подарил Тед.
— Конечно!
Но хотя вино подняло настроение Гермионы, она не обращала внимания на еду и медленно пила, вливая вино в рот. Наконец она осторожно поставила бокал на стол.
— Знаешь, человек не может остаться честным, если живет в бесчестном обществе.
Стивен еще не кончил есть.
— Ты снова цитируешь Стюарта Корнока?
— Нет. Сама додумалась.
— Геродот додумался до этого раньше тебя.
— Неужели я позаимствовала эту мысль у Геродота? Просто удивительно, что за кладезь премудрости. Но как верно сказано! Зачем тогда мы портим себе кровь и пытаемся совершить невозможное? Сдавайся, бери, что нужно, наслаждайся жизнью. Другого пути нет.
— Какая грязная, какая примитивная философия.
— И вовсе не грязная. Она как это вино. Она обещает мне роскошь. Я помню свое первое ощущение от роскоши. Мне было три, может быть, четыре года, однажды утром я проснулась под свежей простыней, под мягким пушистым одеялом, обшитым атласной лентой, я увидела окно с белыми занавесками и дерево за окном, и вокруг царил покой. И я поняла — это роскошь.
— Теперь все это ничего не стоит в твоих глазах.
— Да, но тогда… Рози говорит, это было сразу после переезда в нашу собственную квартиру, когда у нас появилась няня, девушка-испанка. Переезда я не помню. Помню только, как проснулась, как мне было тепло, помню дерево, покой, восторг от ощущения роскоши — больше ничего. Наверное, это произошло после того, как мама получила свою замечательную работу, но я думаю, хотя Рози и Гарри со мной не согласятся, я думаю, что это произошло сразу после того, как мама встретила папу. И тогда возникает вопрос, верно, дорогой… — Гермиона снова подняла бокал, — возникает вопрос, как папа добыл те самые деньги, что помогли сохранить мою плоть и кровь. Мою жизнь. Так что все очень просто. Я возвращаюсь в свою исконную социобиологическую группу. Или нужно сказать социопитательную среду?
— Какая разница, если ты мелешь такую чепуху?
— Скажи это своему Геродоту.
В кухню вошел Джейсон, он не мог сам справиться с уроками.
— Вы все еще ссоритесь?
Гермиона и Стивен дружно рассмеялись. Гермиона поставила бокал.
— Мы всего лишь люди, Джейсон.
— Знаю, — терпеливо ответил Джейсон.
— И если мы не всегда во всем соглашаемся, — сказал Стивен, — это еще не значит, что мы непременно ссоримся.
— В этом нет ничего невозможного, — убеждал Метью младшего брата. — Куча людей так живет, почему же это невозможно? Нам надо уйти отсюда, найти работу, снять квартиру или дом и поселиться там, только и всего.
Розамонда с измученным видом сидела на жестком стуле, доставала вилкой кусочки лосося из консервной банки и клала в рот.
— Ты видел когда-нибудь дешевую комнату или квартиру? — спросила она.
— Куча людей живет в таких квартирах, значит, в них можно жить.
— А как насчет безработицы? — спросил Доминик.
— Насчет безработицы? — повторил его вопрос Метью. — Люди каждый день находят работу.
— Я прошу только об одном, — сказала Розамонда, — не принимай решения, пока ты в таком возбужденном состоянии.
— Мое возбужденное состояние никуда не денется, — рассердился Метью.
— Я прошу только об одном: подожди хотя бы до завтра.
— Не могу. Я уже принял решение. Вы оба можете ждать до завтра. А я ухожу.
— Ну и иди тогда! — крикнул Доминик.
— Вот еще, — сказал Метью. — Никуда я сегодня не пойду. Уже слишком поздно. Я уйду завтра утром.
— Сколько сейчас времени? — спросил Доминик.
Метью посмотрел на часы: — Четверть одиннадцатого.
— А часы возьмешь с собой?
— Конечно, возьму.
— Кто тебе купил часы? — с торжеством спросил Доминик.
— Ну и пусть он их купил. Часы мне нужны. И еще кое-что мне нужно. Сейчас запишу все, что мне нужно.
Розамонда доела лососину и с пустой консервной банкой в руках сидела и смотрела на старшего сына. Доминик молчал и тоже не спускал глаз с Метью. Потом нагнулся и прочел вслух его список:
— Непромокаемый костюм. Маска, ласты для подводного плавания. Доска для серфинга.
— Я все это зачеркнул.
— После того как я прочел.
— Знаете, сейчас всем нам лучше лечь спать, — сказала Розамонда, вставая со стула.
— Верно, — сказал Метью. — Я только допишу и сейчас же лягу. Я не собираюсь сегодня уходить. Я не сумасшедший. Только не надейтесь, что я останусь. Для этого меня надо связать, а связывать вроде некому.
Розамонда, бережно держа в руках консервную банку, осторожно подошла к Метью и заглянула через плечо в список, который он составлял.
Джек Корнок открыл глаза.
— Отец, — позвал он.
Сидди отлепил сигарету от нижней губы.
— Я здесь, сынок.
— Мне крышка, отец, — отчетливо произнес Джек Корнок.
— Верно, сынок.
Джек Корнок закрыл глаза. Сидди подождал минут пять, потом обогнул кровать, взял со столика зеркало и поднес к губам Джека. Положив зеркало на место, Сидди сказал с нежностью:
— Я позабочусь о тебе, дружище.
В кухню Сидди вошел на цыпочках, Бен попивал вино и читал какую-то научно-фантастическую книжку.
— Где она, Бен?
— Спит.
— Она говорила, что не может.
— Значит, может. Я только что ходил смотрел.
— Его больше нет.
Бен отложил книжку: — Правда, Сид?
— Правда, Бен.
Бен на минуту задумался. — Не вижу смысла ее будить, — сказал он. — Ей очень нужно поспать. — Бен допил стакан и встал. — Значит, предстоит работенка!
— Я поеду домой, — сказал Сидди. — Как раз успею на последний поезд. Если она спросит, скажи, он только открыл глаза и посмотрел на меня, лицо у него было счастливое. Правда, счастливое и спокойное.
— Ладно, Сид, скажу. А уж поверит она мне или нет, не знаю.
5
Кен собрался на работу, но едва выехал из гаража, как увидел Молли: подняв руку, она ковыляла по лужайке ему наперерез, она так волновалась и так торопилась, что Кен остановил машину и приглушил мотор. Молли жестом показала, чтобы он опустил ближайшее к ней стекло, Кен многозначительно посмотрел на часы и выполнил ее просьбу.
Молли всунула голову в машину. Она тяжело дышала.
— Только что позвонил Стюарт.
На лице Кена выражение покорности сменилось маской сочувствия: — Неужели скончался?
Молли разразилась слезами: — Кен, Кен, я теперь вдова.
Мгновение Кен тупо смотрел на Молли, потом спросил: — Кто, кто?
— Вдова, — рыдала Молли.
— Ну, извини, — сказал Кен и решительно поднял стекло.
Телефон зазвонил буквально через минуту после того, как Гарри уехал на работу.
— Ох, — безжизненным голосом произнесла Сильвия, услышав слова Греты. — Когда? — Она не могла сообразить, что бы еще спросить, поэтому бессмысленно повторила: — В одиннадцать. — Но тут же добавила: — Грета, если вам нужен Гарри, я сбегаю вниз и скажу ему, пока он не уехал.
Но Грета сказала, что Гарри не нужен.
— Розамонда сейчас приедет, она сама на этом настояла. Может быть, Гарри заедет после работы и захватит тебя. Или ты предпочитаешь приехать сейчас?
— Не знаю… — пробормотала Сильвия. Она чувствовала себя такой же беспомощной, как в первые дни после приезда. — Если вы… — начала она.
— Что ж, поскольку у тебя нет желания увидеть отца прежде, чем его увезут… — сказала Грета, в сущности сама отвечая на свой вопрос.
