Тюрэ Эрикссон - Белый мыс
– Я вырастила мальчика как своего сына и думала обойтись без помощи муниципалитета те немногие годы, что остались, пока он станет сам зарабатывать, – возражала бабушка.
– Ерунда! Надо же одеть его к экзаменам. Мы и так уже много лет назад могли обратиться за пособием, – ответил дядя Стен.
Хотя председатель комитета призрения подтверждал это, было ясно, что пособие отменят, не дожидаясь, когда Оке исполнится шестнадцать лет. Он ясно представлял себе недовольные речи:
«И что этот здоровенный парень слоняется дома без дела? Пора ему уже поискать себе заработок».
Так будут говорить те, кто больше всего боится, чтобы их собственные дети не вздумали идти в люди… А вот Гюнвор уже нанялась батрачкой к одному крестьянину. Она тоже принадлежит к числу той молодежи, которой бедность не позволяет оставаться дома после конфирмации. Таков удел бедных: работать на чужой земле за низкую плату, такую низкую, что им вообще никогда не будет по карману купить собственный клочок… Владельцы поместий и богатые крестьяне нуждаются не только в молодых работниках: им выгодно, чтобы батраки отдали их земле всю свою жизнь.
Бесконечно серым казалось такое будущее, словно борозда на чужом поле. Но зато Оке знал эту работу, и он, не колеблясь, взялся бы за нее, если бы не боялся, что она будет уводить его все дальше от мира книг. Книги в каморке батрака были такой же редкостью, как вошь на лысой голове; читающий батрак рассматривался как нечто подозрительное. Что, мол, это за барские повадки! Или он собирается разорить своего хозяина, оставляя керосиновую лампу гореть за полночь?
Существовал еще выход – пойти в море, но в Висбю и без того перед конторой по найму выстроилась длинная очередь опытных моряков. Да и бабушка не советовала:
– Янне, мой старик, ходил не в одно дальнее плавание, повидал белый свет. Но он говорил, что молодому парню лучше стать кем угодно, только не моряком!
Спустя несколько дней после выпускного празднества Оке зашел в магазин в Биркегарда. По старому обычаю, вход в магазин был обращен в сторону шоссе, над дверью висела ржавая вывеска, рекламирующая какой-то сорт шоколада.
Внутри его встретил запах селедки и дрожжей, туалетного мыла, зеленого сыра и дешевых конфет. За недавно установленными стеклянными дверцами, защищающими полки от пыли, лежали и продукты, и игрушки, и кипы тканей.
Приказчик, флегматичный, но болтливый мужчина, делал все не спеша, и на скамейках скопилось множество ожидающих. Среди них были такие, что жили на самом дальнем конце мыса и принесли с собой длинные списки поручений от соседей.
Оке терпеливо уселся на свернутой в трубу скрипучей подметочной коже в ожидании своей очереди.
Прямо над ним висели на ввинченном в потолок двойном крюке тяжелые подковы, два мусорных совка и здоровенная кувалда. Из подвала поднялась длинноногая девчонка с банкой патоки. Она заворачивала покупки кое-как и то и дело справлялась у приказчика о ценах. Оке подумал, что сам оказался бы таким же растерянным и неуклюжим, если бы стал за прилавок. Однако, если Бугрен намерен сначала разместить в своих лавках всю родню, то Оке может и не мечтать о работе в магазине. Вот эта девчонка, например, – кажется, племянница жены хозяина.
– Чего изволите? – осведомился приказчик с профессиональной любезностью.
Оке только хотел попросить свешать кило колбасы, как открылась дверь, впуская нового покупателя. Все обернулись посмотреть, кто это. Оке показалось, что ему плюнули прямо в лицо: то, во что он верил так долго, оказалось наглой, бессовестной ложью! Пусть теперь кто-нибудь попробует ему сказать, что для учебы в гимназии необходимо иметь еще кое-что, кроме денег! Вот стоит перед ним в гимназической фуражке Стелла Арениус – единственная из всех выпускников, удостоившаяся этой формы, хотя ей, по справедливости, полагалось иметь двойки по многим предметам. Только снисходительность учителя позволила ей вытянуть на аттестат. Видно, в гимназии не слишком-то требовательны, если Стелла справилась с приемными экзаменами…
Дядя Хильдинг переехал в Бредвика, и дядя Стен с тетей Марией снова поселились в чердачной каморке. Однако бабушка по-прежнему вела хозяйство, и Оке помогал ей в самом тяжелом. Тетя Мария поступила работать в ресторан судомойкой, ее целыми днями не было дома, даже по воскресеньям.
Казалось, все идет по замкнутому кругу; однако, когда Оке принялся учить Лассе и Анночку азбуке, он все же почувствовал, что кое-что изменилось с того дождливого осеннего дня три года назад.
У дяди Стена остался еще со времен батрачества небольшой сундучок с инкрустацией под перламутр на крышке и с ржавыми замками. В нем хранилось несколько книг, которые дядя Стен любил читать, когда уставал работать в поле. Светлый чуб спадал на страницы, между густыми бровями появлялась резкая складка.
– Ты этого не поймешь, – возразил он, когда Оке попросил почитать книги.
Трудно было придумать лучший способ раздразнить пытливость и любопытство Оке. Как-то раз, когда бабушка послала его прибрать в каморке, он не устоял перед соблазном испытать прием, которому его научил странствующий барышник. Один из замков был сломан, а второй легко поддался усилиям Оке.
«Социализация», – прочел он на обложке толстого тома. Язык книги был насыщен незнакомыми терминами и иностранными словами, и Оке никак не мог добраться до смысла. Если бы не несколько ярких фраз, которые удивительным образом перекликались с окружающей жизнью, он сдался бы после первых же страниц.
«Освобождение рабочего класса должно явиться делом рук самих рабочих».
Эти простые гордые слова захватили его больше, чем что-либо, прочитанное до сих пор. Старое несправедливое засилье денег нужно уничтожить и создать новое общество, которое обеспечит всем право жить и работать, но не позволит никому использовать капитал и унаследованные привилегии, чтобы разорять и унижать других людей.
До сих пор все было для него ясно, но дальше он перестал понимать автора. Социал-демократы безжалостно клеймились за свое учение о переходе к новому обществу путем осторожных, скромных реформ. С другой стороны, доставалось рабочим и крестьянам большевистской России, которые сделали как раз наоборот, разом положив конец угнетению народа со стороны прогнившего царизма.
Книга утверждала, что для спасения человечества от кризисов, безработицы и новой страшной мировой бойни необходима победа рабочих во всем мире. Вместе с тем автор обрушивался на революцию и на новое общество в большой стране, где рабочим впервые удалось взять власть в свои руки… А в Италии, где решающее влияние среди рабочих принадлежало синдикалистам,[24] дело обернулось для народных масс совсем плохо: чернорубашечники Муссолини искореняли малейшие следы свободы для бедных.
Смятенный и удрученный Оке положил книгу на место и запер сундучок. Вода для мытья пола успела совсем остыть, и ему пришлось идти на кухню за новой.
* * *Многие крупные знатоки истории культуры и церковной архитектуры, которые в своих исследованиях об острове никак не могли перешагнуть через рубеж ганзейской эпохи, утверждали, что церковь в Нуринге не представляет никакого интереса.
Однако местные рыбаки держались на этот счет иного мнения: белая башня с куполовидной деревянной крышей и высоким шпилем была видна далеко с моря и служила надежным ориентиром.
Бабушка могла немало порассказать о церкви:
– Моя мать говорила, что, когда проповедь читал протоиерей Бюль, люди толпились во всех проходах и на паперти. Вот уж кто действительно не скупился на громы и молнии! Епископ прислал его нарочно, чтобы спасти нурингцев от проклятия и горения в вечном огне, от участи городов Содома и Гоморры.[25] А до тех пор, говорила мама, прихожане жили отъявленными безбожниками. Дошло до того, что крестьяне по воскресеньям возили сено, вместо того чтобы в церковь ходить…
Новообращенные ловцы тюленей и грабители разбитых кораблей не пожалели ни камня, ни труда, когда сто лет назад решили перестроить старую, средневековую церковку. С тех пор в ней стало достаточно сидячих мест для всего местного населения, включая грудных детей.
Однако, за исключением рождества и дня конфирмации, священникам чаще всего приходилось обращать свою проповедь к пустым скамьям да к херувимам на алтаре, изображавшим веру, надежду, любовь. Голос проповедника лишь с большим трудом добирался до немногочисленных слушателей из-под высоких, гулких сводов. Может быть, именно поэтому церковная усадьба так часто меняла владельца.
Последний духовный пастырь придумал, однако, простой и действенный способ обеспечить себе постоянный контингент слушателей. Он проводил занятия с конфирмантами только по воскресеньям и растягивал их на целые восемь месяцев.
Из-за конфирмации Оке между дядей Стеном и бабушкой разгорелся жаркий спор.
