Зоран Живкович - Четвёртый круг
Сюжет и здесь был невыносимо патетичен. С многочисленными вздохами, которые нимало не выглядели искусственными, Сара начала мелодраматическое повествование о чувствительной девушке, целомудренной и добродетельной, совсем не подходящей этому безнадежно порочному времени; мужчины видят в ней только объект похоти, а она так жаждет настоящей любви, которая, к сожалению, осталась только в старых фильмах, романах и редких телесериалах.
Поэтому она все больше замыкается в себе, подумывает даже о самом худшем, но тут само провидение приходит ей на помощь. Она получает работу сиделки при знаменитом ученом, «величайшем физике нашего времени» (при чем тут это?), в котором обнаруживает родственную душу. (Никогда больше и пытаться не буду никому сообщить что-нибудь гримасами и судорожной мимикой.) И вот он лежит неподвижно в постели, сломленный тяжелой болезнью и брошенный всеми, даже собственной женой, которая, конечно, собирается найти кого-нибудь другого. (Конечно собирается. Вообще-то, мы так и договорились. Другое было бы неестественно. Джейн может единственно помешать ее страсть к мученичеству, но думаю, что это все ей нужно, чтобы успокоить свою совесть.) Дети оставляют его без внимания и избегают. (Глупости — только они и относятся ко мне нормально.)
Он жаждет тепла, симпатии и, конечно, любви, но всего этого лишен. Девушка знает об этом, потому что у него, как и у нее, блестят глаза, когда ему доводится смотреть великие любовные фильмы. (Ужас!) Именно глядя вместе эти картины, они окончательно сблизились. Он нежно держал ее за руку, выражая глазами свои настоящие чувства. (Если б я что-то мог держать, то это был бы пульт дистанционного управления, которым выключил бы чертов фильм.) Она откликнулась всем сердцем, безмерно счастливая, что наконец к ней пришла любовь из снов. (Ненавижу «Касабланку»!)
Но, как и всякой великой любви, этой также не суждено было иметь долгий век. Жадная и ревнивая жена узнаёт обо всем и намеревается выгнать девушку, испугавшись более всего того, что лишится мужа, а вместе сними определенных благ. (Вот еще! Джейн вообще не такая. Наоборот. Все это Сара, конечно же, выдумала. Я как будто видел такой поворот сюжета в одном из ее дурацких сериалов…) Девушка впадает в отчаяние, решает сначала отравить его, а потом себя, но затем приходит к выводу, что это не было бы справедливым. (Ни в коем случае не было бы; во всяком случае, в такой последовательности.)
Наконец, она находит окончательное решение — раз уж они не могут быть вместе, она унесет с собой долгую память о нем, которая, как надежнейший залог большой любви, свяжет их до могилы. (Я предчувствовал, что могила где-то должна была появиться.) Она родит ему сына. Сына, который, может быть, тоже станет великим физиком, продолжателем отцовского дела. (Невесть что! Если судить по тем двоим, что у меня уже есть, на это нет никакой надежды. Роберта и Тимми абсолютно не привлекает физика. Только Люси показывает некоторые способности к математике.)
Он соглашается на это с воодушевлением (sic!), уверяя ее, что она — последняя женщина в его жизни. (Хотя я, разумеется, ни в чем ее не уверял, а что касается «последней женщины», так это вполне возможно — если только Джейн не придумает какой-нибудь повод усилить свое мученичество.) Они готовятся к своей единственной ночи любви, причем девушка так все рассчитала, чтобы это случилось в день наибольшей вероятности зачатия…
Мозаика сложилась. Я снова стану отцом, а судьбоносная ночь, — вот она. Как я могу помешать намерению Сары? Боюсь, никак. Единственное, что мне остается — попытаться избежать возбуждения, думать о чем-нибудь другом, может быть, о физике, хотя Сара уже показала свои возможности. Под ее губами и языком не помогает никакая физика, безразлично, были в том виноваты ненормальные из видеоклуба или нет…
Чтобы все было как подобает, пленка с рассказом закончилась завершающими кадрами любимого фильма. Монтаж Саре явно удавался. Действительно, разве есть что-либо более подходящее для иллюстрации печального конца нашей связи, чем расставание Ильзы и Рика? Но для скромности больше не оставалось времени. Сара подошла к видеомагнитофону и выключила его, а камеру включила. Итак, все будет увековечено. Совсем хорошо…
Потом она повернулась ко мне и стала повторять представление, которое я вчера видел лишь на экране. Она покачивала бедрами, медленно расстегивала пуговицы халата, распускала волосы, затем стягивала черные сетчатые чулки с пурпурными подвязками, а потом два маленьких лоскутка ткани, тоже черного цвета, резко контрастирующего с ее выразительно белой кожей.
Увидев Сару абсолютно голой в первый раз «вживую», я подумал на секунду, что совсем неразумно тратить такое тело на инвалида вроде меня. Это сработал, вероятно, защитный механизм, стремление справиться с возбуждением посредством самоуничижения, но осталось оно без результата. Обнаженное тело Сары было мощнее всех усилий воли и других подобных трюков. Я это безошибочно ощутил в своих чреслах.
И Сара в этом убедилась, сбросив с меня покрывало. Больше не нужна была долгая игра, начинающаяся от пальцев ног и заканчивающаяся на уровне глаз. Все уже было готово. И если для меня это рефлекторное напряжение означало поражение, то для Сары оно представляло собой окончательную победу ее странной эротической фантазии, в которой я был лишь невольным соучастником.
Она ласково провела ладонью по моим волосам, а потом поднялась на кровать и оседлала меня. Пока я проникал в нее, совсем легко, потому что она тоже уже была сильно возбуждена, Сара приблизила губы к моему уху и стала нашептывать бессвязные слова, как бы желая успокоить и ободрить меня. Я почувствовал себя очень глупо — словно неопытная девушка, теряющая невинность с опытным любовником, в то время как он пытается ее утешить.
Это было унизительное ощущение, но и оно не привело к ослаблению моего возбуждения. Напротив, я знал, что оргазм приближается. И все же я не желал сдаваться без борьбы, а оставалось у меня единственное последнее и бесполезное оружие — физика. Бедра Сары поднимались и опускались теперь все быстрее, и сокращение цилиндрических мышц приобрело правильный ритм. Мелкие капельки пота, мерцающие на лбу и скулах, придавали ее лицу необычную озаренность.
Думай, Стивен, думай!
Струны натягиваются… Гравитация включается через… Я должен… Все четыре силы — лишь различные виды… одного и того же… Сара, я ненавижу тебя… Цвета и запахи кварков… Время определено циклом, повторением… Квантовое состояние множественности… Помедленнее, не спеши, еще рано… Черные дыры и белые дыры… Пространственно-временной кратчайший путь открывается… Спин должен быть противоположным… Ясно! Все укладывается, если мы предположим… Родинки у тебя совершенно круглые, как… Я знаю, где… недостающая масса… Сумма историй… Так, так, ох, в круг!.. Круг!.. Боже мой! Вселенная — это… Соединение, вязь… Нет! Еще нет, будь ты проклята! Подожди… Подожди! Вот сейчас… Великий Взрыв…
Два события свершились в один момент. Сара судорожно выгнулась, резким движением закинув голову назад и далеко выпятив дрожащие груди. Руками она опиралась на мои бессильные плечи, втискивая в безжизненные ткани сведенные пальцы и острые длинные ногти. С губ ее сорвалось приглушенное «Стивен!», а затем последовало несколько глубоких вздохов с самого дна утробы, из глубины существа, из черной, слепой точки, в которой сходятся все жилы и все нити, жизнь и смерть…
А я — я выбрался на равнину, на высокогорье. На свет. Он был ярким, сияющим, резкий блеск молнии, звонкая гармония сфер, прозрачность до границы мира. Граница растворилась, превратилась в восклицание, в край Круга, в стрелу времен, воткнутую в мягкую плоть Сары. А потом больше ничего не было, вплоть до далекого горизонта и тех, кто меня там ждал.
Круг третий
1. Гость в храме
У нас гость.
Хотя он появился неожиданно, даже для меня, Шри, кажется, совсем не был удивлен. Или если и был, то это явилось для него приятной неожиданностью. Нашел человек мужскую компанию, которая явно ему более по вкусу, чем мое общество, а я себя чувствую совершенно брошенной. Но пусть, так мне и надо, раз была такой легковерной, как, впрочем, и все женщины. Как будто мужская привязанность может продлиться сколько-нибудь долгое время.
Я знаю, что следовало бы отплатить ему тем же, он более чем заслужил это, но мне пока удается сдерживаться — сама не знаю почему. Единственное, на что Шри может рассчитывать, — это на мое глубокое презрение, прежде всего из-за того, что он устроил мне с ребенком.
