Илья Бояшов - Армада
На этот раз ход Его Божественности был действительно стратегическим! Слухи о том, что случилось, тотчас достигли мятежного «Чуда» – радио «Голос „Убийцы“» вовсю транслировало интервью с бегунами-летчиками. Командор приказал глушить вражий рупор, но, как всегда, опоздал; диссиденты, размножающиеся на авианосце со скоростью блох, вооружились портативными радиоприемниками, жадно ловили новости и передавали их по отсекам. Особенно потрясли тайных слушателей откровения интеллектуала-инженера, одного из тех, кто был так опрометчиво выслан на злополучном «философском баркасе». Не стесняясь в выражениях преданности Божественному, инженер расписывал преимущества новой жизни. Разумеется, его тотчас же обеспечили работой и достойными условиями проживания, а именно трехкомнатной каютой первого класса. Ко всему прочему, политический иммигрант получил чин полковника гвардии с привилегией участвовать в церемонии развода почетного караула по нечетным дням недели.
Все эти откровения разъедали на «Чуде» людей. Недовольные продолжали плодиться, как опарыши, и члены Конвента держали совет еще более подавленными.
– Необходимо немедленно пресечь беззастенчивую пропаганду! – распорядился адепт. – Установите мощные глушители! По внутренней ретрансляции рекомендую пустить бравурную музыку. Революционные марши быстро поднимут настроение.
Мальчишки-заговорщики выслушали рекомендации, пребывая в полном и окончательном унынии. Все разбрелись, оставив Командора наедине с верной Манькой, которая увлеченно ковыряла в носу.
После подлой измены авиаторов мичману ничего не оставалось, как ликвидировать оставшихся летчиков. Тем более, расправ требовали разъяренные массы, втайне завидовавшие перебежчикам. Трибунал славился скорой расправой. Некоторые из летунов кричали Командору и Маньке, которая ловко пихала патроны в револьверный «барабан», готовясь в очередной раз показать свою виртуозность:
– Где ваша Конституция? Где хваленые равенство с братством?
– За борт их! – не выдержав, скомандовал Командор.
Библиотекарь одобрил поступок ученика, но среди бывших товарищей по Ордену произошел новый раскол. Недовольных поддержали авиационные техники. По общему мнению, нельзя было вымещать на последних «спецах» революционную ярость. Теперь техники наотрез отказались прогревать моторы оставшихся исправных «стратегов». Более того, на следующую ночь суперсверхзвуковые стратосферные бомбардировщики вовсе оказались без прикрытия – охрана попросту разбрелась. Грабители тут же растащили дюраль, резину, теплоизоляционные плитки и драгоценные платы, оставив после себя лишь безжизненные скелеты с уныло откинутыми колпаками кабин. Ко всем прочим трофеям черного рынка добавились качественные медные маслопроводы, и буквально через несколько часов на авианосце появился недурной самогон.
Дела пошли вовсе кисло, когда Конвент, уже нисколько не опасаясь Маньки-комиссарши, обвинил мичмана в неумении организовать элементарную службу. Критиканы, на сторону которых перешел Комиссар иностранных дел, моментально удостоились звания «политических иуд». Командору еще удалось наскрести кое-каких сторонников и арестовать предателей, но бессонница и расшатанные нервы крепко шарахнули по его здоровью. Теперь он в одиночестве бродил по мостику, пристально вглядываясь в виднеющиеся огни Армады и пугая своим видом вестовых. Кроме всего прочего, мичмана взялся преследовать призрак того самого, давно позабытого командировочного лейтенантишки с «Юда». Убиенный постоянно попадался ему навстречу во время ночных прогулок. Кончилось тем, что Командор заперся в рубке несчастного корабля, но лейтенант упрямо продолжал являться и там, таращась пустыми глазницами и безмолвно ухмыляясь. К фантому вскоре присоединилась не менее призрачная компания недавно скинутых за борт летунов. Высвечивались из всех углов еще какие-то мерзкие рожи, умоляя вспомнить и о них. А время безнадежно утекало! Запертые в носовом корабельном карцере заговорщики строили новые козни и потихоньку подпиливали замки. Караул беспробудно пил. Авианосец разваливался, словно сырой пирог. Толпы санкюлотов совершенно распоясались и по-прежнему время от времени вешали кондукторов. Оставшиеся в живых механики и инженеры отказывались выходить на вахты. Какие-то подлецы отключили электричество, и теперь лишь зарево разжигаемых прямо на палубе костров, в которые кидали обломки мебели, освещало темный, донельзя замусоренный корабль.
История завершилась быстро – с треском лопнуло стекло рубочного иллюминатора и к ногам измотанного видениями Командора шмякнулось нечто. Это нечто при ближайшем рассмотрении оказалось обезьяньей оскаленной головой. Перед тем как обезглавить комиссаршу, в пасть ей запихали ее знаменитый револьвер. Следом в рубку ворвались бывшие товарищи, имея в руках молотки, железные прутья и грифели. Закутавшись, словно в тогу, в тяжелую гардину, обезумевший мичман ждал своих освободителей. Голова верной Маньки с револьвером в зубах скалилась возле его ног.
Пока предводителя с усердием превращали в решето, обесточенный, разломанный авианосец обреченно качался в серой мгле очередного утра. Наконец собравшимся шаромыжникам объявили об окончании революционной эпохи. Тут же, с наступлением дня, заговорщики созвали личный состав на последний митинг. Изо всех щелей вперемежку со своими бесхвостыми подружками поползли заросшие щетиной, утратившие человеческий облик тени в бушлатах. Один лишь вопрос встал на повестке – немедленное покаяние и присоединение к установленному порядку вещей. И сигналы оповестили пространство о полной и безоговорочной капитуляции!
Нет, кар и расправ не последовало. Гильотины демонстративно разобрали, к тайному неудовольствию Первого флаг-капитана. Правда, бросились искать главного возмутителя, но библиотека как в воду канула – даже самые тщательные поиски и выстукивания по перегородкам ничего не дали. Там, где, по утверждению свидетелей, должны были находиться заветная дверца, а за нею алфавитные «кольца» с миллионами томов, рукописей и фолиантов, следователи наткнулись на коффердамы, доверху заполненные всякой дрянью, от которой пришлось зажимать носы.
Тем временем блаженный вновь дал знать о себе! Адмирал распорядился немедленно доставить провидца.
Дурачок, как водится, сам взобрался на мостик, сопровождаемый запыхавшейся охраной. На этот раз, подбежав к Самому, юродивый ловко выхватил из адмиральских ножен инкрустированную слоновой костью и бриллиантами дамасскую саблю. Не успели все охнуть и схватиться за кортики и навахи, как сабля описала над башнями сверкающую дугу.
Дешифровальщики приготовились поднапрячь извилины. Тотчас посыпались разнообразные предложения, но Главный механик прекратил диспут радостным восклицанием:
– Ваша Божественность! Я, кажется, знаю разгадку шарады!
Дождавшись благосклонного кивка, Механик прошептал на ухо Божественному ответ, Адмирала полностью удовлетворивший.
Под бодрую медь оркестров с кораблей тотчас посыпались боеприпасы. Булькали затапливаемые атомные торпеды, с шумным плеском падали объемные бомбы, а следом целыми грудами уходили на глубину взрыватели. Тяжело хлюпались о волны снаряды главного калибра, шлепались ракеты и разная артиллерийская дребедень. Океан благосклонно проглатывал гранаты, ракетницы, запалы, брикеты динамита, бесформенные комья пластида и бочки с порохом – между тем беспрерывно подносились и вываливались новые тонны. Выполняя монаршую волю, матросы в течение двадцати четырех часов вынесли, выкатили и выбросили все базуки, переносные ЗРК, десантные пушечки, крупнокалиберные патроны к зениткам, карбид и дымовые шашки. Ящик летел за ящиком, снаряд за снарядом, пулеметная лента за пулеметной лентой. Планы перевыполнялись – несмотря на приказ оставить в покое камбузы, на «Отвратительном» за борт полетели даже кухонные ножи. С легким сердцем командир ударного эсминца первым отъехал рапортовать Самому о досрочном выполнении государственной задачи. Следом поспешили и остальные! Матросы тысячами падали от усталости, но головная боль Его Божественности была снята раз и навсегда. В никуда ушло сто пятьдесят тысяч двести восемьдесят семь тридцатичетырехдюймовых снарядов, пять тысяч триста тридцать три атомные бомбы, без малого шестьсот тысяч ракет и торпед, бесчисленное количество патронных ящиков и прочей мелочи. Навахи и резиновые дубинки – единственное, чем решено было утешить морпехов!
Разоружение дало немедленные результаты. Эсминцы, авианосцы и линкор наконец-то показали облепленные водорослями и ракушками ватерлинии, безнадежно упрятанные ранее в океанской толще, и закачались, словно поплавки. Механик и еще несколько пацифистов радостно потирали руки. Главного Артиллериста на всякий случай заперли в его каюте. По предложению все того же Механика, на дверь каюты повесили поистине амбарный замок. Справедливости ради стоит заметить – это была далеко не лишняя предосторожность.
