Илья Бояшов - Армада
Репрессированные отплыли достаточно далеко, когда на мостике возник и сам Командор – проследить за выполнением очередного декрета. Команда, за исключением верной обезьяны, встретила его красноречивым молчанием. Потоптавшись, мичман счел за благо удалиться обратно в рубку. Впрочем, и там, в среде соратников, молчание было не менее выразительным.
* * *В тот же самый проклятый день перепалка в Конвенте приобрела чрезвычайно острый характер.
– Революция запуталась, – честно и прямо открыл заседание Комиссар продовольствия. – Нерешительность и недооценка факторов привели к катастрофе. Стоит ли указывать на того, кто виноват во всем этом дерьме? Сдавайте полномочия! – неожиданно гаркнул он, воткнув в мичмана железный взгляд и не менее железный браунинг. – Мы с товарищами посовещались и решили, что вами займется Особый Трибунал!
Друзья доморощенного Брута, а среди них Комиссар права, Комиссар вооружения и Комиссар внутренних дел, тут же согласно поднялись с мест. Исключение составил Комиссар иностранных дел, совершеннейший бездельник за полным отсутствием каких бы то ни было «внешних сношений».
Дальше вышло совсем уж нехорошо! Инстинктивно Командор вырвал браунинг из рук предателя – он и думать-то ни о чем не думал, и хотеть ничего не хотел, но случился конфуз. Заговорщики уже замахнулись кольтами и парабеллумами, когда Манька-комиссарша, прикорнувшая до этого в углу, показала всю свою виртуозность. Грохнула отчаянная пальба, кают-компания занавесилась дымом, глаз обезьяны изумил бы даже самого отъявленного киллера – недовольные в один момент, на редкость избирательно, были убиты. Комиссар иностранных дел, вокруг которого образовались просторные бреши, не успел пошевелить бровями. Таким образом, вопрос о власти исчерпался сам собой. Оставшиеся в живых, впечатленные увиденным, решили прикусить языки, а Манька как ни в чем не бывало задымила очередной папироской.
– Не впадай в уныние! – приказал адепт потрясенному ученику. – Сама судьба хранит того, кто обладает горячим сердцем, чистыми руками и холодной головой. За дело, товарищ!
Командор уныло согласился с учителем, что и впрямь и «судьба его хранит», и «пора бы и за дело» – однако с тех пор благоразумно не расставался со своей грозной телохранительницей.
Комиссар иностранных дел не мог больше сидеть сложа руки. Его идею поддержали – любой ценой нужно было отвлечь от бытового хулиганства приунывших корабельных босяков. Нескольких летчиков, замордованных постоянными дежурствами, вызвали на заседание, где им всучили агитационные листовки, которые оригинальностью не отличались (увы, башковитый редактор был уже выслан). Косясь в сторону бесшабашной Маньки, лейтенанты подчинились приказу.
В задачу двух громадных «стратегов» входило сбрасывание двух тонн листовок на головы сановных «кровопийц и душителей» и взятие звукового барьера на высоте топа-мачты «Убийцы». Вскоре члены Конвента с удовлетворением услышали потрясший палубу знакомый вой двигателей. Радио «Чуда» сообщило об исключительно мирной миссии посылаемых, заодно объявив, что революционный воздушный флот имеет право на любые маневры. Но случилась вещь совершенно предвиденная, о которой в последнее время только ленивый не судачил. Неутомимые охотники за серебром и золотом все же проникли в недра машин, беспощадно распотрошив внутренности бортового оборудования. Вандалы перекусили плоскогубцами попавшиеся им под руку провода. В довершение всего полупьяные ремонтники кое-как проверили технику. Итог оказался закономерен – монстры рухнули в океан со всеми своими листовками и захваченным боезапасом. Катастрофа вызвала озлобленный ропот остального летного состава. На следующий же день после неудачной вылазки авианосец лишился половины летательных аппаратов. Авиаторы целой стаей, состоящей из вертолетов, «транспортников», разведчиков и истребителей, перемахнули на «Юдо». Воем и проклятиями встретил Конвент сообщение о столь массовом побеге, но было поздно что-либо предпринимать.
* * *Эти роковые ночи и дни Его Божественность провел на ногах, отказавшись от кресла, более того, даже не поворачиваясь к нему. Днем и ночью не сводил он воспаленных глаз с набитой якобинцами туши. Чай и сухарики, подносимые павлином-камердинером, отвергались. Хотя последние события сказались на желудке, старик не сдавался и, временами стискивая от боли челюсти, лишь хрустел зубами, словно стараясь стереть их в порошок. Даже известие о бегстве с «Чуда» летного состава не заставило его радостно вздрогнуть.
Первый флаг-капитан все-таки решился обеспокоить патрона:
– Ваша Божественность! Весьма желательно всех сдавшихся летчиков после допроса раздробить на колесе, с отрезанием частей тела – поначалу рук и ног, а затем и голов. Я уже распорядился о сколачивании эшафота.
Его Божественность даже не пошевелился.
– По моему приказу приготовили соль: нескольких из этих подонков, после того как с них будет снята кожа, решено засолить и отослать в бочонках обратно к их подельникам, – продолжал фантазировать Первый флаг-капитан. – Думаю, это послужит для остальных окончательным и бесповоротным уроком.
Адмирал поразил всех своей задумчивостью.
– Прикажете испробовать усовершенствованный электрический стул? – продолжал настаивать изувер.
– Сундуки с наградами – немедленно сюда! – неожиданно проснулся скрипучий голос.
Недоумение перекосило физиономию любимца.
– Приказываю доставить сундуки, – повторил Его Божественность, вызывая уже всеобщий ажиотаж.
Свита загудела.
Впрочем, в толпе придворных толклись и те, кто совершенно не интересовался молодцами-летчиками. Перебравшийся на «Убийцу» капельмейстер, несмотря на мятежи и революции, твердо вознамерился во что бы то ни стало поставить «Золото Рейна». Маэстро требовал всесторонней помощи для театрального действа, подобного веймаровскому – с громами, молниями и тысячной массовкой. Компанию ему составлял очкастый генетик – этот спал и видел во сне новые лаборатории. Беременная самка была опутана датчиками. Гомункулус готовился вот-вот появиться на свет. Ученый нервничал – ему не подписывали ни одной бумаги.
– На хор пойдет не менее двухсот человек, – шепотом делился с ним дирижер. – Только шлемов и щитов тысяча сто пятьдесят единиц! Из скалы должен забить фонтан, да такой, чтобы всех до печенок пробрало. Я уж не говорю о девах-воительницах! Есть идея снабдить их ранцевыми ракетными двигателями.
– Мне отказываются ремонтировать холодильные камеры, – осторожно возмущался врач. – Неизвестно, где хранить капсулы. Форменное безобразие – топчусь здесь уже третьи сутки…
– Коньяк, коньяк, милый вы мой! – возбуждаясь, перебивал маэстро. – Чудеса делает с любым чиновником, можете поверить. У меня остались кое-какие запасы – и с морпехами нет проблем, по крайней мере дымовые шашки для первого акта уже девать некуда. Так что обещаю вам грандиозное зрелище. Дайте ранцы – и я устрою полет валькирий, да такой, что мало не покажется!..
– Что вы мелете? – прошипел гениям бледный от гнева и напряжения Главный электронщик, избежавший гильотины по той банальной причине, что ему, как и Механику, просто не нашлось замены. – Мы вот-вот взлетим на воздух, а вы носитесь со своими декорациями и холодильниками. Кому все это нужно, тем более сейчас…
– Ошибаетесь, голубчик! – запальчиво ответствовал дирижер. – Поднимутся и падут империи, но «Персифаль» и «Лоэнгрин» бессмертны! Зарубите это на своем носу.
– Господа, когда же все это кончится! – простонал после подобной отповеди Главный электронщик. Он готов был сгореть от отчаяния, окончательно уверившись, что находится среди сумасшедших.
Тем временем Адмирал в третий раз вспомнил о наградных сундуках.
– Для чего ему понадобились ордена? – нешуточно волновались флигель-адъютанты. Умница Главный механик разъяснил перепуганной молодежи:
– Ларчик прост. Перебежчиков наградят, и, по видимости, высоко.
– ???
– В данном случае это единственно верный стратегический ход, – подтвердил Механик. – Последний шанс переманить заговорщиков и избежать взрыва – награждать и прощать. Нет, старик умен, – пробормотал он затем совсем тихо. – Пожалуй, если все так покатится дальше, бульдог сумеет удержаться!
– Наградные сундуки – к Его Божественности! – взвился Первый флаг-капитан. – Прикажете сюда доставить наших смельчаков? – без тени стыда осведомился затем у Самого. И, проследив за утвердительным кивком, ненавидимый всем мостиком подлец как ни в чем не бывало распорядился, чтобы с летунов «и волосок не упал». Распоряжение насчет «волоска» поступило весьма вовремя – дыбы в глубине линкора уже заработали.
* * *На этот раз ход Его Божественности был действительно стратегическим! Слухи о том, что случилось, тотчас достигли мятежного «Чуда» – радио «Голос „Убийцы“» вовсю транслировало интервью с бегунами-летчиками. Командор приказал глушить вражий рупор, но, как всегда, опоздал; диссиденты, размножающиеся на авианосце со скоростью блох, вооружились портативными радиоприемниками, жадно ловили новости и передавали их по отсекам. Особенно потрясли тайных слушателей откровения интеллектуала-инженера, одного из тех, кто был так опрометчиво выслан на злополучном «философском баркасе». Не стесняясь в выражениях преданности Божественному, инженер расписывал преимущества новой жизни. Разумеется, его тотчас же обеспечили работой и достойными условиями проживания, а именно трехкомнатной каютой первого класса. Ко всему прочему, политический иммигрант получил чин полковника гвардии с привилегией участвовать в церемонии развода почетного караула по нечетным дням недели.
