Лебедев Andrew - Эдельвейс
Месить тесто, топить печь, таскать воду, пасти коз – все эти занятия не были сложными и не требовали высокой квалификации. Единственно чего они требовали – так это физической силы и выносливости. Потому как начиналась эта рутинная работа по дому в пять часов утра, а заканчивалась – в девять вечера.
Раю и ее детей в доме Давлета не притесняли.
Давали еды столько же, сколько и всем.
Только когда вся семья Давлета пять раз на дню становилась на молитву, на Раю и на ее русских детей смотрели как то косо… А может, Рае просто так казалось.
И она работала, работала, работала… Ни минутки не сидела без дела.
Впрочем, справедливости ради стоит отметить, что работы лишней на Раю никто не взваливал – она сама ее брала.
Чувствовала себя обязанной.
Чувствовала себя должницей перед старыми Давлетом и Айной.
Но однажды, все изменилось.
У младшей дочери Давлета – у Майи – заболел сын – Ишан. У четырехлетнего мальчика случился дифтерит.
Как удалось Рае вылечить и выходить уже задыхавшегося от удушья мальчика? Это одному Богу известно.
Когда пришлось делать разрез на горле, когда Рая придумала сделать самодельную воздуховодную трубочку из растения, росшего по краям дороги, которое в московской области на даче они детьми так и называли – трубочник… Вот тогда, Рая вдруг осознала себя настоящим детским врачом.
Мальчика – Ишана этого Рая спасла.
И после этого, положение ее в доме у Давлета в корне изменилось.
Давлет категорически освободил Раю от всякой домашней работы…
Ведь внук Ишан – единственный в доме мужчина, если не считать Васечки. Но Вася не свой, не родной.
И Рая – эта русская, эта неверная – она спасла Давлету его единственного внука и наследника.
После того, как температура у Ишанчика спала, исчезли отеки и синюжность, и вообще исчезло опасение за жизнь мальчика, старый Давлет собрал всех и объявил, что эта русская теперь вторая мать Ишану и что все в доме должны почитать Раю Василькову с неменьшим почтением, чем старую Айну.
– Прими нашу веру, дочка, – просил старый Давлет и улыбался беззубым ртом, – я тебе такого джигита в мужья потом сыщу – богатая будешь, счастливая будешь!
– У меня есть джигит, – отвечала Рая, – он теперь там в горах, воюет…
8.
Счастье летчика – в чем оно?
Капитан Ланг не думал об этом, потому что мозг его в этом полете был занят вычислениями.
Его фоке-вульф имел практический потолок 7300 метров, что почти на полтора километра превышало высоту самой высокой горы Кавказского хребта. Вроде бы самая простая логика подсказывала. Что надо лететь к цели по кратчайшему пути, то есть по прямой.
Но задачка выбора курса и эшелона* казалась простенькой только с первого взгляда.
На самом деле все обстояло гораздо сложней. Самолет Фв-189 вообще то имел очень ограниченную дальность полета – при скорости в 305 километров в час он мог находиться в воздухе едва чуть более двух часов и за это время мог пролететь всего шестьсот пятьдесят километров. Но такая дальность полета по паспортным тактико-техническим данным завода Фоке-вульфа, обеспечивалась только при крейсерских скорости и высоте при экономном расходе бензина. А экономным эшелоном для этой марки самолета, была рекомендована высота в две тысячи метров.
Кроме того, Ланг летел с дополнительной бомбовой нагрузкой, хоть и предусматривавшейся заводом-изготовителем, но тоже значительно повышавшей расход горючего. Больше вес самолета – больше нагрузка на моторы, больше нагрузка на моторы, больше расходуется горючего.
Да и баллона с кислородом для кислородных масок, Ланг в этот полет предпочел не брать – по той же причине. Для сокращения веса самолета. И более того, два пулемета из имевшихся четырех, Ланг велел снять.
Поэтому в полете теперь приходилось все время считать и подсчитывать… Как соотносятся оставшиеся литры бензина с оставшимися непреодоленными еще километрами пути.
Лететь пришлось огибая вершины. Не прямым, а ломаным курсом, что хоть и удлинило путь, но зато позволило лететь без перенапряжения двигателей и в конечном расчете – все-же сэкономило драгоценное топливо.
– Если мы сразу не найдем их, – по внутренней связи крикнул Ланг, прижимая к горлу ларингофон, – если мы сразу их не найдем, не выйдем на них, то у нас будет всего только минут пять, ну максимум семь, чтобы сделать круг, а потом горючего останется впритык на обратную дорогу.
Тирада эта относилась к штурману. Ланг взял с собой не своего штурмана – оберлейтенанта Майера, а штурмана из экипажа фельдфебеля Бауэра, который уже был на точке, и знал маршрут.
Ланг действовал по принципу – штурману, который уже летал этим маршрутом, будет легче повторить его снова, чем другому штурману, который не летал – заново прокладывать его по карте.
– Найдем, – отозвался в наушниках штурман.
Штурманом из экипажа Баумана был лейтенант Хайфельд. Невысокого роста, белобрысый пруссачок с ленточкой железного креста второго класса за Польшу.
Лангу со своего высокого пилотского места был виден только затылок Хайфельда. И по виду этого затылка, обтянутого коричневой кожей шлемофона, Ланг ощущал то напряжение, с которым Хайфельд вглядывается в одному ему знакомые ориентиры – там внизу и как напряженно он сравнивает эти ориентиры с картой, лежащей на прозрачном плексигласовом штурманском столике.
– Не забудьте, Хайфельд, нам еще нужно будет какое-то время для выхода на боевой курс, – крикнул Ланг, – а это еще минуты три-четыре!
– Я помню, герр капитан, – отозвался Хайфельд. *эшелон – высота на которой держится курс самолета Переваливая через среднюю гряду вершин, Ланг поднялся до высоты четырех тысяч метров.
Кислорода явно не хватало.
– Как самочувствие? – поинтересовался Ланг у Хайфельда и бортстрелка фельдфебеля Хаземана.
– Нормально, командир, – ответил Хайфельд.
– Все нормально, – откликнулся невидимый Лангу бортстрелок.
Хаземан сидел позади пилота, спиной к нему, постоянно осматривая пространство задней полусферы.
Ланг подумал, что в принципе в этот полет стрелка можно было бы и не брать, так как встреча с русскими истребителями здесь над горами главного хребта – практически исключалась. Можно было бы сэкономить еще несколько килограммов горючего. Однако, Ланг не исключал возможности вынужденной посадки, а стрелок Хаземан был незаменим в разного рода неординарных ситуациях.
– Пригодится, случись чего! – решил Ланг, беря Хаземана в полет.
Теперь стрелок летел практически безучастным пассажиром – вроде мешка с балластом. Тем более, что вместо двух пулеметов Mg-15s – у стрелка остался теперь только один пулемет, и один "курсовой" пулемет вместо двух остался у штурмана.
– Как там? Приближаемся? – спросил Ланг.
– До точки по расчетам десять минут лету, – ответил Хайфельд.
Ланг поглядел на часы и на прибор, показывающий остаток горючего.
Они были в полете уже пятьдесят шесть минут. И судя по прибору, израсходовали почти половину имевшегося при взлете топлива.
Но это было нормально – потому как на обратный путь им потребуется немного меньше горючего, потому что назад они полетят на более легком самолете, избавившись от бомб, да и еще – минус вес сожженного моторами бензина на путь до цели, а это тоже немало!
– Курс двести тридцать, командир, на высокую вершину, которая на полтора часа, – дал свою корректировку Хайфельд.
Это значило, что Лангу было необходимо слегка повернуть машину направо, как если бы он, летя по часовому циферблату на двенадцать часов, повернул бы теперь на пол-второго…
– Вон он, тот ледник, видите? – теперь уже рукой показал штурман, и в первый раз за все время полета, повернулся лицом к командиру экипажа.
Ланг начал пологое снижение, так как имел запас высоты метров в шестьсот, не менее.
– Видите этих русских? – спросил Ланг.
– Нет, пока не вижу, – ответил Хайфельд.
Ланг приказал Хаземану отвлечься от своих прямых обязанностей по обороне хвостовой части самолета и присоединившись к штурману, теперь в четыре глаза вместе с ним осматривать поверхность ледника.
– Глядите, господа, ищите, – приговаривал Ланг, – у нас есть только десять минут до точки невозврата*.
За десять минут самолет пролетел почти весь ледник по его длине.
– А вы уверены, что это было именно здесь? – спросил Ланг.
– Да, это было именно здесь, – ответил Хайфельд и попросил Ланга сделать еще один круг и пройтись теперь над западной частью ледника.
Ланг уже начал сильно нервничать, так как время неумолимо пожирало драгоценный бензин.
Он уже начал было подумывать, что в принципе, на обратном пути можно сесть на вынужденную где-нибудь на пол-дороге домой, и вызвать по рации подмогу…
– Вон они! – почти синхронно вскрикнули Хайфельд с Хаземаном.
Ланг кинул взгляд налево, куда показывали обрадованные штурман со стрелком и тоже заметил несколько точек на белой равнине ледника.
