Андрей Донцов - Комплекс Ромео
Обычно во время кульминации все, что до этого приносилось на стол губернатору, летело обратно в лица служителей. Но сейчас губернатор сохранял тихий тон беседы, и это было страшно вдвойне.
– Кто прянички—то будет есть? Я не понял. Ты мне своими идеями, Коля, оскомину набил большую и белую, как унитаз. Ты хоть что—то можешь до конца додумать своей тупой башкой?
Наверное, какие—то варианты спасения ситуации еще могли бы найтись, например, вечное ленинское «отдадим детям». Но Колясик был тупым деревенским мужичком, чей мозг не отличался гибкостью и изворотливостью. Его армейский энтузиазм губил презентацию на корню.
– А чего не съесть—то… съедим, правда, ребята?
Ребята успели понять всю щекотливость ситуации и сделали отрешенно—осуждающие лица. Кто—то даже успел процедить сквозь зубы универсальное: «Да… это спорный вопрос».
Теперь карьера Колясика была под реальной угрозой. Под такой, что никакая мама не поможет. И речь шла даже не об отставке, в этой области о таких вещах речей не ведется: семейный бизнес есть семейный бизнес. Если уходить, так всей родней. Речь шла о том, что самый большой и вкус—ный в истории края бюджет уплывет в Москву безо всяких шансов на его частичное возвращение…
Каким образом эта тупиковая ситуация загнала Колясика в секс—тур по Таиланду, оставалось непонятным. Видимо, поиск вдохновения. Или, может, от безысходности.
Мне было очень плохо. Даже в обычном—то своем состоянии «просто плохо» я бы вряд ли смог все это выслушать и сохранить спокойное равновесие духа. А здесь этот почти суточный перелет с одним алкоголем в качестве еды.
– Месяц остался, ты понимаешь, – теребил он меня за руку, – месяц. Заплачу шестьсот… нет, восемьсот баксов, если придумаешь что—нибудь. Во как надо, братишка, – он проводил ребром ладони себе по шее. – Во как надо!
Ну до чего же надоел. И так ведь нехорошо с похмелья. От бесконечного полета с пересадкой этой долбаной… А он, Колясик, – хоть бы хны: свежий как огурец. И воняет дорогим одеколоном, как преуспевающий прапорщик…
– Знаешь, Коля… Я тебе честно скажу: иди на хуй…
– Не понял…
– Почему вы думаете, что уполномочены собирать чужие идеи, как грибы, и жарить на своей кухне? «Слышь, посоветуй, братан», «а у тебя нет идеи по поводу»… А потом добавлять в эти идеи необходимые крупицы собственного идиотизма и воплощать их в жизнь. Почему ты думаешь, что ты, блядь, грибник Коля, а я подосиновик, скажи мне?
– Что ты сейчас только что сказал про грибы, повтори…
– Я спрашиваю тебя: почему ты считаешь, что я подосиновик, а ты грибник с корзиной, Коля?
– Ты че, артист? У меня работа такая…
– Это у тебя не работа такая. Это у тебя наглость такая. Так вот, я говорю тебе на полном серьезе: пошел на хуй, дорогой грибник, вместе со своими балясинами…
– За такие слова, артист, можно и по харе… – Колясик даже замахнулся, но сзади, подобно гремучей змее, напрыг—нул Денисов и сжал предпрелечьем его глотку, по которой он только что елозил ладонью…
Драка, так долго зарождавшаяся в самолете, но которая так и не смогла начаться из уважения к высоте полета, наконец—то разгорелась… Кто—то несильно ударил Денисова – у Коляна в пути были свои друзья, кто—то в свою очередь очень сильно приложил его за это – и понеслось… Драка, которой так долго мешала разгореться теснота самолета, проходила в бесшабашной и творческой атмосфере. Белорусы в ней были за нас!
Он меня встретил! «Самолет из Москвы задерживается еще на одну вечность», – объявляли в этом азиатском аэропорту. Но он – дождался!
Наконец—то Брат—Которого—У—Меня—Нет стал героем дневника. Здесь появятся его шутки, его действия, его мысли. Описание его рассудительности и его успехов. До этого был лишь быстрый пересказ событий, чтобы в моей голове никогда не забылись те детали жизни, благодаря которым я и оказался в этой заднице.
Теперь у книги настоящий главный герой, а я со своими соплями оказываюсь на задворках. Но ведь это логично. Так в жизни всегда и происходит.
Он начинает вытеснять меня с моих же страниц, но по—другому мне не выжить. За что—то же меня должны кормить и давать деньги…
Дневник имени Брата—Которого—У—Меня—НЕТ
Таиланд. Бангкок.
Гостиница «Бангкок—ной вилладж».
Два месяца после приезда Брата—Которого—Нет
Слыхала я, что жаворонок с жабой
Глазами обменялся…
Уильям Шекспир.«Поэма о волшебном чувстве»1
– Очень приятно, Денисов Кирилл.
– Очень приятно. – Брат знакомится с моим новым приятелем и недоуменно на нас поглядывает. – А зачем вы друг другу морды набили, я извиняюсь? А, понял… Я тоже не сразу договариваюсь с соседями, которые кладут локти на подлокотник в самолете… Ну и рожи у вас…
Мы сидим в гостинице. Теперь мы все трое в этой стране – фаранги. И надпись на окнах такси «Ай лав фаранг» – это про нас.
– Страшная история, Брат. Мне звонила маман из Ярославля…
– Моя маман?
– Нет, моя…
– Моя просто сейчас тоже должна быть в Ярославле в отпуске… Ну и что она тебе звонила?
– Страшная история, чуть не стали и мы жертвами деревенских страстей. Тоже могли погибнуть в этой мясорубке.
– А что случилось, Брат? Межнациональная резня?
– Да нет… К дяде Коле ходили рабочие—чурки, ты, наверное, заметил это, пока там жил. Так вот, какой—то чурка появлялся у него особо часто. Он приносил с собой чупа—чупс, Брат. И самое страшное – он не давал его дяде Коле.
– Действительно страшная история, Брат. Вот ведь что эти чурки с нами вытворяют. Хорошо, что мы уехали, а то тоже подверглись бы этим издевательствам. Зная о твоей любви к еде, я не уверен, что ты бы выжил, Брат.
– Ты закончил, Брат?
– А ты разве нет?
– У меня еще пара деталей, Брат. Вместо дяди Коли он угощал чупа—чупсом соседскую девочку. Ты помнишь Вику, ты же торчал там четыре месяца. Она была совсем маленькая, да? Сколько хоть лет—то ей было?
– Лет семь… или шесть. Вроде шесть – еще в школу не ходила.
– Вместе с шариком на палочке ласковый киргиз угощал ее и своей палочкой, заставляя облизывать и, как она говорила, «проглатывать совсем».
– Меня не интересуют наркотики и детское порно – зачем ты рассказываешь мне это, Брат?
– Просто развитие сюжета интересное. Ворвались мужики, их собрал Викин папа, стали бить этого чурку. Мужики были пьяные, били долго, а потом вдруг обнаружили, что избивают труп. Чурка уже давно повесился. А дядя Коля исчез. То ли он его повесил и убежал, то ли убежал, его не вешав… Тогда зачем было бежать. Сейчас его милиция ищет, хочет распутать эту страшную историю.
– Просто Шекспир какой—то… – сказал я. – Разве у Вики был папа?
– Ну, видимо, каждые два месяца у нее был новый папа. Факт остается фактом – чуть—чуть мы не дожили, чтобы стать свидетелями этой драмы.
– Каково это, интересно, избивать висящий на веревке труп?
– Не знаю. Я ведь не избивал. А тебе что, правда, это интересно?
– Нет, неправда.
2
Мы сидели в гостинице и выпивали. Для Брата это было делом привычным – знакомить приезжающих впервые с особенностями отдыха в Таиланде. Главная его черта – он четко отделял действительно интересные и знаковые места от туристического бодрого прилива идиотизма, который охватывал большинство вновь прибывших в эту веселую страну.
Сниче была гибридом тайки и японки. Модельером начинающим и фотографом уже среднего уровня успеха, во многом обязанного имеющемуся доступу к телам русских и украинских моделей. Еще она помогала Брату с различными поездками в его отсутствие.
Большинство приезжих к Сниче манекенщиц были из сибирских и дальневосточных районов. Например, фраза «к нам приехали на работу двенадцать супермоделей мирового уровня из Благовещенска» здесь никого не удивляла.
Попавшего со мной сначала в один самолет, затем в одно такси, а теперь и в один гостиничный номер Денисова при слове «модели» с главной цели визита – тайских женщин – быстро переключило.
Уже через двадцать минут в номере появилась одна из подопечных Сниче – длинноногая Галя из Хабаровска.
Денисов получил сразу сто бонусных очков вперед моего Брата, ибо был в командировке в Хабаровске дважды по продажам своего дерьма в мелкой фасовке. Поразительно, но я так и не узнал, чем он торговал. Ибо никак по—другому в его рассказах данный продукт не именовался.
Поскольку Галина обладала почти метровым разлетом огромных грудей, диковинно торчащих в противоположные стороны, как дыни, Брата постигла крайняя степень разочарования. Но нельзя сказать, что он сильно переживал. Если бы, забежав в Макдональдс, он услышал, что закончились бигмаки, а есть только роял чизбургеры, он испытал бы эмоции, сравнимые с характерной для него наивысшей степенью расстройства из—за особы женского пола.
