Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2007)
Я заманивала Асю к себе. Расписывала ей свою квартиру, соблазняя новым жилищем, золотой вольерой. Ася оставила Яну у матери и отправилась в гости, соорудив невообразимую прическу из множества шершавых косичек и злоупотребив румянами.
В гостях все ей очень понравилось. “Какой дом у тебя! Как… здание! Какая кошка у тебя хитрая! Моя Яна такая же”.
Я открыла перед ней все закрома своей квартиры: распахнула шкафы, отперла ящики, оголила верхние полки. Я позволила ей осмотреть помещение и назвать все, что она хотела бы получить в подарок. Ася выгребла игрушки, бижутерию, косметику. И — “заверни мне печенье”.
Ни одежда, ни телевизор, ни кухонные чудеса, ни компьютер — ни одна из приманок Асю не привлекла.
“Хочешь пожить у меня?” — “Не. — Ася опять словно испугалась. — Я скоро домой поеду. Арсений звонил, соскучился, требует нас назад”. В ее глазах заблестело счастье, хотя, возможно, она только что выдумала этот звонок. Так собака виляет хвостом, вспомнив хозяина.
Я пошла провожать ее с нетающим, как обломок старого льда, чувством крушения собственной жизни. Ася не замечала. Высунутым языком она стала ловить снежинки. “В Москве снег кислый — экономика плохая. Как я по Арсению соскучилась! Поеду домой в новогоднюю ночь. А что! Новый год — такой же день, как и все”, — пугала меня Ася риском не успеть вручить ей подарок.
Заманить Асю в силки не удалось, — Арсений действительно звонил и требовал ее возвращения.
Снова я сажала Асю с Яной на поезд.
Подавая билет проводнику, она спросила его: “А вы боговерующий?” Дядька невозмутимо подтвердил, смахнув мутную каплю с уса.
Ася писала мне письма. Все они были однотипные: на рваных клочках, с умильной орфографией, с резкими переходами между скверными и добрыми вестями. Была у нее привычка заполнять оставшееся на листе место какими-то штрихами и разводами, чтобы письмо выглядело подлиннее.
“Здравствуй Таня!
Как делишки как здоровье. У меня не очень хорошо. У нас тепло хорошо все цветет. Янечка уже говорит мама, папа, деда, баба и бля бля. Кур зовет тып тып сабачку гав гав любит гулять. Мы в огороде все посадили, а картошку в поле. Я уже все посадила помидоры, огурцы, репу, редиску, укроп, капусту, боглажаны, перец. Так что приежай. Картошку сажали на поле. Вова Кавырялов по клички балван вышал из тюрьмы. Он кстати тебя знает. И мне сказал чтоб я тебе передала привет. Я тебе передаю тебе Вова Балван передал привет. Ну болше нечего писать Досвиданье целую. 28.05.99 г 10 часов”.
Ниже — поздравление, присланное за месяц до дня рождения.
И — порочные отпечатки полуотворенных карминных губ.
6
Так и шло время, распадаясь на полугодия: летний отпуск — Ася, рождественские каникулы — Ася. Письма Аси. Сюрпризы Аси — внезапные приезды к матери.
Звонок в пять утра: “Отгадай, где я?” — “Ася, у меня определитель”. — “Приезжай, я не выхожу, болею”. У Аси — заячья губа, укусила пчела.
Тетя Света купила дом в Шовском и поселила там мужа. Асин отец развел кур.
Арсений поступил в лесотехнический на заочку.
Ася приезжала обычно после домашней ссоры: “Не могу я так больше, каждый день, Тань, деремся. Мой отец ему сказал — если со мной что случится, ему не жить, авось мой папа сидел, у него такие друзья есть”. Собиралась уезжать всегда неожиданно, будто бежала, не каждый раз прощаясь. Звонок: “У нас была ночь любви!”
И — поезда. Часто Ася поджидала меня, чтобы вместе ехать в деревню или в Москву.
Я любила наблюдать, как Ася общается с посторонними. Случайные попутчики, прохожие, встречные не сразу замечали ее странность. Самым интересным был тот момент, когда собеседник после микроскопической паузы поддерживал разговор на грани бреда, полагая, что это он чего-то недопонял. Только когда Ася начинала матерную перебранку с Яной или играла с ней, ласково напевая под Янин заливистый смех: “ Ах ты, гадость моя, гадость!”, публика с вопросом, содержащим в себе, впрочем, и догадку, смотрела на меня. Я предательски улыбалась и кивала — дескать, да, такой вот прискорбный случай. И Ася снова оставалась наедине со мной, ибо публика обращалась в стену. Лучшая Ася была моя.
Как ни странно, с годами их с Арсением дом становился все менее обжитым.
В какое-то очередное лето я испугалась с порога: мне показалось, что хозяева бежали, оставив свидетельствовать о себе только следы погрома. Тряпок в углу набросано выше окна, от скомканных нечистых постелей едва уловимо тянет мочой — как везде, где подолгу жила Ася, на полу — обрывки отсыревших книг. Библия, гороскоп, травник, рваный фотоальбом, обломки игрушек, посуда и одежда.
Но я увидела Яну, — она, как тесто, месила терпеливого кота. Тем же звуком, который я приняла за скрип качелей за окном, оказался скрежет медогонки. Ася помогала Арсению, и все они были в медовом клее. Ася обняла меня, не отпуская рукояти, подбежала сладкая Яна, и мы вчетвером слиплись в непрочное изваяние. Яна макнула ладошки в мед, и пальчики пустили янтарные корни.
Со временем мы как-то совсем запамятовали, что были с Арсением женаты, настолько невероятным казался наш брак. Осталось впечатление долгой, из детства, дружбы, возможно, подросткового увлечения. Ася видела моего “жениха” — одного из. Родственники привыкли и перестали меня корить (“Танька так лебезит перед Арсением, что жену его прям всю облизала, думает, он ее назад примет, двоеженным будет!”).
Когда мы втроем разливали мед по банкам и специально пачкали хохочущую Яну — все равно сейчас купаться, — жизнь стояла в зените.
С тех пор что-то начало непоправимо портиться.
У Аси нашли неоперабельные камни в почках, Ася ошпарила ногу. “Чешется, спать невозможно, просыпаюсь и щеткой чешу!” Асе сделали аборт — мать отвела в клинику, и Арсений надавал Асе за это тумаков. Она объяснила: “Мы с Арсением хотим еще мальчика, а это как раз мальчик был. Мне после аборта еще хуже стало. Тань, я скоро в гроб сяду!” Был выкидыш. Я вообще не знаю, сколько у Аси было выкидышей, она и сама не считала, — все-таки дистрофия седалищного нерва.
7
Снова зима, и я спешу к Асе с новым фотоаппаратом, купленным во имя ее красоты.
Мне хотелось снимать Асю как есть, лохматую, набычившуюся, в рубище, несомненную красоту и ее беспричинность, чтобы изображения Аси ставили вопрос — в чем теплится красота? — обнажая ее непринадлежность плотскому миру. Однако это не удавалось: Ася принималась пошло рядиться. Как оргазм, симулировала улыбку.
“Давай позовем мою подругу, у нее совсем фотографий нет! Ирка так ревнует к тебе! Хорошая девчонка, двадцать четыре года, еще не замужем”.
Пришла Ирина, дебил, к тому же — родовая травма — впадина на лице, анфас и профиль одновременно. Она была только что из закуты, запах животных еще не выветрился из ее одежды, но голова уже густо полита лаком, а веки покрыты синими тенями, словно после побоев. Я фотографировала обнимающихся подруг, красавицу и чудовище, суть одно.
“На Рождество мы с Ирой ходили к Вовчику Ковырялову играть в карты. Там и Блудный был. Он за мной ухаживал, да, Ир?” — “Ы. Ы”. — “А за Иркой — Вовчик, это ее жених”. — “Не-э. Ээ”.
Они проводили меня на автобусную остановку. Ася держала меня под руку, шли мы по скрипучей дорожке. Ирина в горбатой шубе и резиновых сапогах скакала по сугробам рядом с Асей. Когда показался трактор с прицепом, Ирина неожиданно обнаружила способность говорить: “Блудный!” — прикрыла рот ладонью, безобразно засмеялась, пригнулась. Я села в автобус с ощущением: “Что-то не то”.
Выяснилось, у Вовчика Ковырялова дурная слава: порезал и изнасиловал двух девчонок, наркоман и сумасшедший. Блудного я знала хорошо: контуженный в армии, он по временам терял контроль над собой и уходил или уезжал бог знает куда. Возвращался через несколько дней оборванный и израненный, — продирался сквозь чащу, падал с трактором в лог. Ничего другого за Блудным не водилось, прозвище он получил за страсть к блужданию, а не блуду, но, несколько неточное, оно определило отношение к нему, и Блудного вместе с Вовчиком боялись как маньяков.
В рождественскую ночь Арсений поехал в лес на шашлыки с ребятами и не взял Асю. Ирина утешала ее и предложила сходить в гости.
Они не только мне рассказали, с кем провели Рождество.
Пошел слух. Для Аси все закончилось бы скандалом и щадящей домашней дракой, но Ирина оказалась беременной. Бабы что-то там высчитали — и вышла у них ночь Рождества.
