Юлий Самойлов - Хадж во имя дьявола
Но причем здесь Куликовская битва? Которая произошла шестьсот лет тому назад? Причем здесь стихи, поэзия и даже ковыли? Если возникает такое недоумение, то оно напрасно.
20Много лет спустя у меня был знакомый, в прошлом — моряк-подводник, великий спец в электронике и компьютерах. Имел жену и двоих детей. Короче, это была очень благополучная семья. В то время ему чуть перевалило за сорок. Он беспрестанно умащивал, украшал и ремонтировал свою пятикомнатную кооперативную квартиру, где-то неисповедимыми путями добывал особо престижные обои, торшеры, финскую мебель и многое другое. Кроме того, у него была дача, машина «Волга», модные брелоки к ключам. Была и библиотека, двадцать пять полок. Одна полка темно-серого цвета обложек, другая — краснообложечная, оранжевая, зеленая, голубая и так далее. Когда никого не было, жили и ели на кухне. Как ели?.. Так себе, как все.
Но однажды я попал к нему, когда он принимал большого начальника, своего шефа. Стол был накрыт в гостиной. Хрусталь, серебро, два вида икры, семга, осетр, буженина, фрукты и даже земляника. На столе бутылка «Наполеона» и французское шампанское. Ну, что ж, он лучше знал, как ему надо жить. Дело его.
И вот однажды я задал ему три вопроса, сказав, что они из американского теста. Первый вопрос такой. За работу по ремонту и наладке компьютеров платят пятьсот рублей, а за погрузку совковой лопатой песка в машину — тысячу рублей. Что бы он выбрал? Второй вопрос. Он — во дворце на необитаемом острове. Там нет никого, кроме роботов обслуги, но есть тысяча костюмов. Одевался бы он, брился бы или нет? И, наконец, третий вопрос. Я даю ему один миллиард, это законные деньги. Что бы он сделал?
На первый он ответил, что выбрал бы погрузку песка.
Я тут же спросил: Значит, ты свою работу не любишь?
— Я люблю шашлык, а работу… Была бы шея, хомут найдется.
На второй вопрос он ответил, что раз его никто не видит, на кой черт одеваться. Если бы позволили природные условия, он ходил бы голым. На третий вопрос он долго не отвечал. А потом сказал, что я бы этим миллиардом испортил ему всю жизнь.
— Как это так — испортил? — изумился я.
Он развел руками:
— Все очень просто. Сейчас я, например, о чем думаю? Мне на дачу надо достать доски, желательно сороковку, а это не фунт изюма, задачка Я ее ставлю перед собой и выполняю. Потом надо гвозди, краску, шифер, стереообои, гобелены, видео, жена требует шубу. Я ставлю себе задачи и выполняю их. Идет время, идет жизнь, и я живу, постоянно выполняя задачи. А ты даешь мне миллиард. Все доступно, никаких задач. Чем же тогда я буду жить? Логично?..
Впрочем, однажды, приблизительно в то же время, когда я знал Павла, так звали этого спеца по электронике, мне самому пришлось подвергнуться импровизированному опросу. Ко мне с торжествующим видом подошел один из моих знакомых и, поздоровавшись, победоносно изрек:
— Я наблюдал за тобой и понял, как ты живешь…
В то время я был, так сказать, уже открытой системой, без всяких тайн и секретов и поэтому только засмеялся.
— Вот ты совсем не употребляешь алкоголя, — назидательно изрек мой знакомый. — Вначале я думал, что ты это из моды, чтоб выделиться из общей массы, а сам-то втихую потягиваешь, скажем, коньячок. Но… — он поднял палец вверх, — оказалось, что нет, действительно, ты не принимаешь ничего.
— Ну и что же?
— Теперь я хочу доказать самому себе, что я — тонкий психолог, и что люди, практически, все одинаковы. Это моя сверхтеория. — Он с прищуром посмотрел мне в глаза. — Но смогу все это я сделать только в том случае, если ты будешь говорить правду.
Я поднял руку:
— Клянусь говорить правду, одну правду и ничего, кроме правды.
— Нет, я всерьез спрашиваю, — повторил мой знакомый.
— Я всерьез отвечаю, — кивнул я. — Что мне скрывать? Спрашивай.
— Ты глотаешь что-нибудь?..
Я вопросительно поднял глаза.
— Ну, эти, таблетки, как их там зовут, колеса, что ли?
Я с отвращением сморщился и плюнул. Мой приятель насторожился:
— Значит, подкуриваешь что-нибудь?
— Две пачки «Космоса» в день.
— Нет, я не об этом, — замотал головой он. — Я насчет этих — анаша, гашиш, опий.
Я засмеялся:
— Еще свиное дерьмо в вяленом виде. Буду я тебе курить всякую мерзость.
— Но ведь люди курят, — внимательно всматриваясь в меня, проговорил он.
— Ну вот и спрашивай тех людей!
Он налился краской:
— Неужели самое худшее, — и тихо, но отчетливо прошептал: — Игла?
— Что игла? — сразу поняв его, все же переспросил я.
— Ну, ширяешься, значит, сидишь на игле, это ведь очень страшно.
Я засмеялся:
— Хочешь, я сейчас разденусь, и если найдешь хоть один след от укола…
— То есть? — переспросил он, бледнея. — Значит, ты и это отрицаешь?
— Итак, резюмирую, — отчеканил я. — Я не употребляю ни вина, ни наркотических препаратов, никак и никоим образом.
— Но если ты не врешь, то совершенно непонятно, как же ты живешь, — жестикулируя, проговорил приятель.
Я засмеялся:
— Устройство-то везде одинаковое, так сказать, физиологический процесс. Потом возникают килокалории, и так далее и тому подобное…
— Я не об этом, — разочарованно откликнулся он. — Чем же ты, черт возьми, живешь? Идеями? Но какие могут быть идеи в твоем возрасте?
— То есть? — переспросил я.
Он рассердился:
— Не притворяйся идиотом. Идеи — это для молодых, когда человек видит мир через розовые очки, полон надежд и хватается за каждую идею.
Я усмехнулся:
— Значит, ты, который, мягко говоря, тоже не первой и даже не второй молодости, видишь мир сквозь черные очки и полон разочарования.
— Ну да, меня на мякине не проведешь, — в свою очередь усмехнулся он.
— Значит, мир и вся жизнь — это обман? — снова спросил я.
Он пожал плечами:
— Ну, а что же еще?
Я вытащил из кармана завалявшуюся там белую крупинку какого-то кристаллика и показал его приятелю:
— Это — цианистый калий. Мгновенная смерть. Положи его в рот, и ничего не успеешь почувствовать…
Он попятился, опасливо поглядывая на мою ладонь:
— Что я, сумасшедший, что ли?
— Ну, милый человек, — атаковал его я. — Мир черный и плохой, жизнь — обман и зло, и ничего тебя не интересует. К чему мучиться? Одно мгновение — и нет никаких проблем.
— Так ведь и меня не будет! — возмутился он.
— А зачем тебе быть в черном мире? Уйди из него!
— Но куда? — озадаченно переспросил он.
— Нелогичный вопрос. Ты же лезешь в бутылку и на короткое время, пока пьян, устраиваешь мир по собственному усмотрению. Но просыпаешься опять-таки в том же черном мире и в черной жизни. Ничего не меняется. Если не хочешь умирать, тогда тебе надо сойти с ума. Тогда мир все время будет искажен. Ты можешь приобрести себе какую-нибудь идею, например, что ты — марсианин или Франсуа Рабле, или изобретатель перпетуум-мобиле, и жить тебе будет легко. Не надо будет напиваться и утаивать деньги от собственной жены.
В его глазах что-то блеснуло. Он наклонился ко мне и прошептал:
— А может быть, ты — сексуальный маньяк?..
Мне было очень смешно и забавно.
— Да! По ночам я вылезаю через форточку и насилую одиноких женщин, а потом устраиваю оргии, А потом пишу стихи собственной жене.
— Сумасшедший, — прошептал он. — Я просто хотел узнать, как же ты живешь, а ты мне какую-то чушь про стихи. Заморочил меня.
Все это были, в общем-то, хорошие люди. Павел с риском для жизни когда-то спас подлодку, и этот доморощенный философ тоже был не последним… Но эти люди воспитаны с детства воспринимать мир так, как им внушали.
А если перевоплотиться в мир компьютеров, вообще не захочется жить, потому что возникнет неотвратимый вопрос: зачем считать, когда рядом ведет счет смерть? Зачем вообще все? Хватай как можно больше и быстрей. К чертям все эти дурацкие морали и предрассудки. И вообще, к черту все, что не дает все больше и больше удовольствий. И уподобишься крысам в опыте польских ученых. Тварям вживили в центр удовольствия провода соединили провода с педалью, научили пользоваться педалью И крысы пренебрегли всем. Они нажимали педаль, пока не сдохли от истощения.
21Не хлебом единым!.. Не только им одним жив человек. Настает день и час, когда много вожделенных эфемер становятся такими же никчемными и ненужными, как та самая игрушка, которой ты добивался с плачем и криком, будучи трехлетним мальцом, а в шесть выбросил в мусорное ведро. Автомобиль, самолет или даже собственный межпланетный корабль не может быть целью жизни. Это только средство. Главное — это цель.
Но она не может быть среди вещей, она не вещественна. Не стоит отдавать жизнь за любые вещи.
Молодежь говорит, что старики полны предрассудков, и поэтому не могут их, молодых, понять. Мы живем в мире созданных вещей, стоя в них по колено. А они, молодые, — по горло. Они, конечно, в этом не виноваты. Виноваты в этом мы. И от этого еще горше.
