Сергей Арзуманов - Винодел
— Ну, я смотрю, ты тоже представитель высшего общества.
— Почему?
— Ну ты же себе нашла француза.
— Тебя?
— Да.
— Мне больше нравится в тебе итальянец.
— Да, значит, я был прав, эти зеленые бульвары, много зелени и фонтаны, — все это похоже на Париж.
— Так этот район так и называется «парижский квартал».
Макс каждый день искал отца через Интернет. Никакой зацепки, сведений из Курико почти не было.
— Надо ехать туда.
— Куда мы поедем, ты еле стоишь на ногах.
— Ты поведешь машину.
— Нет, пока врачи не скажут, что ты здоров, мы никуда не поедем.
— Но.
— Никаких но.
Не прошло и недели, как в больнице объявился Роббер.
— Ну, что тут больной?
— Выздоравливает, — спокойно ответила Ласаль.
— Конечно, в присутствии такой красавицы я бы уже давно бегал.
— Роббер, отец — в списках без вести пропавших.
— Да, я знаю.
— Его нужно искать!
— Встанешь на ноги, тогда и будем искать.
— Я уже почти здоров.
— Значит, как только врачи разрешат, поедем в Курико.
— Страшное землетрясение.
— В 1960 году землетрясение было еще хуже.
— Чем хуже?
— Почти десять баллов по шкале Рихтера. Спустя два дня после землетрясения началось извержение вулкана Кордон Каулле. Оно, как цепочку, потянуло за собой извержение других вулканов. Никто точно не знает, сколько их было, но старые чилийцы говорили мне, что это был ад. Настоящий ад.
— Где-то я уже слышал про ад на земле.
— Ты думаешь, его уже нет в живых? — спросила Ласаль.
— Ребята, вы лучше меня все знаете.
— А что там с урожаем?
Роббер с трудом скрывал радость и шепотом проговорил Максу:
— Это чудо, такого никогда не было, это…
— Значит, все правильно.
— Да, Макси, это будет суперурожай, сверхвино, я даже боюсь говорить об этом.
— Да, я знаю.
— Это то, что твой отец искал здесь, он пытался собрать все воедино, но природа сделала за него все сама. Жаль, что он так и не узнает об этом.
Макс начал свыкаться с мыслью, что отца нет. Вокруг было столько горя, что его личное горе мало что значило. Прошло еще три дня, и Макса выписали из госпиталя как абсолютно здорового.
— Итак, все в Курико.
У Роббера был старый «Рэнч Ровер», прошедший без малого полмиллиона километров и не подававший признаков усталости.
— Картина будет не из приятных.
— Много разрушений?
— Да, когда я собирал урожай, вода в речке была красной.
— Как?
— Очень просто, многие винодельни разрушены, и вино вылилось в реки.
— И что теперь будет? — спросила Ласаль.
— Не знаю, разрушений много, бочки разбились, чаны для брожения лопнули, винодельни разрушены.
— Все так серьезно?
— Да, «Конча и Торо» сильно пострадала, они потеряли много вина, виноград некому собирать, сборщиков некуда селить, «Casa Silva» серьезно пострадала, да и портам досталось, Вальпараисо работает вполсилы.
Через несколько часов компания въехала в Курико. Город начал восстанавливаться. Появились вода, свет и Интернет.
— Где у него офис?
— Здесь у него не было офиса, он жил в гостинице.
Через двадцать минут вся компания была около гостиницы, где снимал номер Грегуар. Гостиница была сильно разрушена. О постояльцах ничего не было известно.
— Что будем делать?
— Пойдем в мэрию, может, что узнаем.
В мэрии сказали, что в этой гостинице никого не нашли, и спасатели уже неделю как закончили разбирать завалы:
— Сейчас не сезон, гостиница была почти пустая, так, несколько человек.
— А что с ними?
— Мы не знаем, числятся без вести пропавшими.
— Значит…
— Скорее всего так, мне очень жаль, простите, у нас много работы.
4
Макс включил телевизор. Шли местные новости: «Крупнейшие винодельни страны собрались для обсуждения дел в отрасли после землетрясения. По предварительным данным организации „Вина Чили“, страна потеряла в ходе землетрясения 125 миллионов литров вина. Пострадал, в основном, урожай 2009 года, хотя, например, хозяйство „Монтес“ лишилось пятой части запасов элитных вин предыдущих урожаев. Как сообщалось ранее, больше всех пострадала винодельня „Конча и Торо“, хотя потери не фатальные. Пострадали хозяйства в Курико и Мауле. Шестую часть запаса вин потеряла винодельня „Вью Мане“. Стихия ударила буквально за декаду до начала сбора урожая.
Последний подобный удар по виноградарству Чили нанес знаменитый Эль Ниньо в 1998 году. Но сегодняшние последствия превосходят по масштабам события двенадцатилетней давности. Однако все производители с оптимизмом смотрят на урожай 2010 года. Это будет великолепный урожай. Как говорят французы, чтобы лоза родила великое вино, она должна страдать».
— Ты слышал, Макс, похоже, Роббер прав.
— Да, все может быть, эта теория о вулканическом пепле мне кажется интересной.
— Но, Макс, это всего лишь удобрение почвы, неужели ты думаешь, что можно сделать особенное вино, только использовав вулканический пепел?
— Не знаю, над этим надо думать и экспериментировать. Но то, что я узнал в Украине и в Италии, и здесь подтверждает мою теорию.
Позвонил Роббер.
— Макс, пока ничего.
— Робберти, я уже привык к этим твоим словам, может, мы перестанем его искать, это только больно ранит меня.
— Тебе легче думать, что его уже нет?
— Нет, дядя, не легче, просто мой разум говорит, что это так, надеяться не на что.
— Хорошо, сынок, я думаю, ты прав.
— Мы с Ласаль поедем домой к матери.
— Когда думаете вылетать?
— Через неделю.
— Ладно, позвонишь мне перед отъездом.
— О'кэй.
Через неделю Макс и Ласаль прилетели в парижский Орли. В столице было холодно и очень дождливо.
— Да, это не Чили.
— Бордо тебе понравится.
Они взяли машину напрокат, и вечером Ласаль стояла около замка Шанталье.
— Не может быть, Макс, это же замок!
— Да, замок.
— Макс, это же настоящий замок, а ночью здесь, наверное, страшно.
Максу передалось волнение Ласаль. Он посмотрел на свой дом глазами другого человека. А ведь как он мог не замечать таких простых вещей? Все его предки работали не покладая рук, только чтобы через двести лет он, Макс Шанталье, получил этот замок в наследство.
— Но Роббер говорил мне, что у вас полуразвалившееся поместье, а здесь настоящий французский замок. Боже, Макси, я еще больше люблю тебя.
— Ласаль, ты меня пугаешь.
— Не бойся, я буду тебя любить, даже если это превратится в развалины.
— Я тебе почти верю.
— Сынок, — это был голос Моники.
Моника встречала их в саду.
— Сынок, здравствуй.
— Здравствуй, мама, это Ласаль.
— Здравствуйте, — тихо сказала Ласаль.
Моника кивнула в знак приветствия и позвала их в дом.
— Что с отцом?
— Мам, он числится без вести пропавшим.
— Ясно.
— Все еще может быть.
— Не надо, Макси, ты же знаешь, Шанталье уходят не прощаясь.
— Не прощаясь?
— Но ведь отец тебе говорил, что это семейная традиция, вот и мой Грегуар ушел не прощаясь.
— Мама?
— Но ты ведь знаешь про Арсена.
— Да, отец мне рассказал. Но ты почему это знаешь?
— Знаю.
— Мама?
— Я нашла Арсена в погребе еще живым.
— И ты молчала?
— Он потребовал, чтобы я ушла.
— И ты ушла?
— Нет, я сначала не поняла, что с ним происходит, и хотела вызвать неотложку.
— И что?
— Я побежала вызывать «Скорую», а он заперся в подвале.
— И что потом, они приехали?
— Нет, твой отец остановил меня.
— И вы просто ждали, когда он умрет?
— Макс, мы не вправе распоряжаться его жизнью.
— Значит, один я не знал.
— Сынок, мы забыли про нашу гостью, что она про нас подумает?
— Да нет, мне так все интересно, не успела попасть в настоящий французский замок, и уже проникла в какие-то тайны.
— Ласаль, я потом тебе расскажу.
— Да нет, не надо, это ваши тайны.
— Ладно, дети, пойдемте пить чай.
Они долго сидели у камина, пока часы не пробили полночь.
— Мне пора спать, а вы еще посидите.
— Хорошо, мам.
— Сынок, отведи меня в комнату, а то ноги что-то не слушаются.
— Давай, мам, пойдем.
Макс проводил мать до спальни, когда засыпающая Моника ожила:
— Сынок, это та девушка.
— Мама, ты ее знаешь один вечер.
— Женись на ней.
— Ма, но ведь ты ее не знаешь, и потом Ласаль почти молчала весь вечер.
— Мне ничего не нужно знать, я видела, как она на тебя смотрит, это она, сынок.
— Она, мама?
— Да, твоя судьба.
— Ты уверена?
— Мы с ней женщины Юга, с горячей кровью и любящим сердцем, она предназначена тебе, я это почувствовала сразу.
