Джонатан Троппер - На прощанье я скажу
Он смотрит на нее, собираясь сказать все это, но потом видит выражение ее лица и выражение лица Рича, Кейси и всех остальных, уставившихся на него, и догадывается — слишком поздно, — что уже все сказал.
Дениз в ужасе смотрит на Сильвера, потом на Рича, который отшатывается от нее, будто у нее вдруг выросли клыки. Она обливается холодным потом, живот сводит, и земля уходит из-под ног. Она совсем одна со всем этим, точно так же, как когда Сильвер впервые ушел от них. И о чем она вообще думала, ложась с ним в постель? Это жалость? Прощание? И то и другое — пустая трата времени, когда дело касается Сильвера.
— Рич, — произносит она, и больше ей сказать нечего.
Только его имя, сорвавшееся с языка, — как признание. Рич смотрит на нее, и в его глазах такая боль, какой ей не доводилось видеть, и она выпархивает из своего тела, с какого-то насеста над собственным плечом наблюдает этот безумный спектакль, в который превратилась ее жизнь. Подойдя к входной двери, он едва заметно кивает ей. Дениз вдруг понимает про себя одну печальную вещь: никогда она так глубоко не любит мужчину, как в момент, когда он покидает ее. Так оно было с Сильвером, так оно повторяется теперь. Это что-то вроде озарения, которое наутро позабудется, но сейчас с пронзительной ясностью она понимает, что ей никуда от себя не деться.
Ей надо бы догнать его. Она это понимает. Кинуться вслед, плакать и умолять, и чтобы он наорал на нее, наговорил всякого, бросил стенать на коленях, и смотреть вслед его автомобилю, уносящемуся в ночную даль. Она ни разу не попадала в такую историю, но знает, что предполагается именно такое развитие событий. Но в данный момент все оставшиеся силы уходят на то, чтобы просто существовать. Одно движение, даже резкий выдох, и она рассыплется в прах.
А потом рядом оказывается Валери, подхватывает ее. Должно быть, она, сама того не заметив, начала терять сознание.
— Дениз, — говорит Валери.
— Прости, — просит Дениз.
— Скажи мне только, при чем тут Джереми?
Дениз смотрит на подругу, на легкие морщинки, пробивающиеся сквозь ботокс на лбу, на густо подведенные глаза, на тени, скопившиеся в гусиных лапках у глаз, и чувствует прилив нежности к ней. Мы все обречены. Так или иначе.
И потому она рассказывает ей.
Начало вечера было таким многообещающим, думает Сильвер. Всего пару часов назад он сидел между Кейси и Дениз в родительской столовой, окруженный запахами детства, чувствовал себя в безопасности, любимым и полным надежд. Потом, что невероятно, занимался любовью с Дениз, и ее пальцы скользили по его спине точно так, как это было годы назад. А теперь, точно так, как и годы назад, Сильвер наблюдает, как все это летит в тартарары. Он видит, как Рич стремительно выскакивает из дома, как меняется в лице Кейси, а потом меняется еще больше, видит, как бледнеет Дениз и слегка заваливается на Валери. Валери же, похоже, готова растерзать любого, явно только бы понять, что тут происходит и, что важнее, кто виноват. Сильвер хотел бы слинять до того, как это выяснится. Он хотел бы уехать из страны, чтобы не видеть обреченного выражения лица Кейси, упрека и сожаления в глазах Дениз. Все, чего я касаюсь, превращается в дерьмо, думает он, испытывая не жалость к себе, но чуть ли не восторг ученого, познавшего истину Он смотрит на Кейси, которая выпускает руку Джереми и, пройдя последние два пролета, становится перед ним.
— Какого черта, пап? — шепчет она так тихо, что слышно только ему.
В ее голосе нет злости, лишь страдальческое недоумение, которое превращает ее в маленькую девочку.
— Все будет нормально, — уверяет он ее.
Кейси качает головой, и горько улыбается, и уже не кажется маленькой девочкой, теперь она выглядит как все женщины в его жизни, которые только качали головой, поражаясь тому, как это они сразу не поняли, что он полный кретин.
— Кейси…
Она снова качает головой и бросает на него мрачный недобрый взгляд.
— Даже не представляла, что моя жизнь может превратиться в еще больший кошмар, — говорит она. — Но потом я снова впустила в нее тебя.
Он не в силах поднять на нее глаза, боится увидеть искаженное ненавистью лицо.
— Прости, — произносит он.
Кейси плевать. Она разворачивается и направляется к выходу. На пороге она снова оборачивается к нему.
— Если ты собираешься умереть, — говорит она, еле сдерживая слезы, — лучше бы ты не слишком с этим затягивал.
И выходит на улицу, оставляя его с вывороченными кишками и с туманным желанием покончить с собой.
Глава 37
— Эй, Сильвер! Какого черта?
Еще не открыв глаз, он удивляется, до чего часто он слышит это от людей в свой адрес. Какого черта? Ощущение, будто эти два слова сопровождают его всю сознательную жизнь. Надо написать их на его могиле, думается ему, подходящая эпитафия жизни, которая с большинства точек зрения была абсолютно бессмысленной.
Дрю Сильвер
1969–2013
Какого черта?
Ага. Этим, в общем-то, все и сказано.
— Что сказано? Что ты там бормочешь?
Он открывает глаза и видит перед собой Джека и Оливера в плавках. Они заслоняют ему солнце.
— Ничего, — отвечает он.
— Ты весь взмок, — замечает Оливер. — Ты что, прямо здесь спал?
Он чувствует, что одежда на нем влажная, и его пробирает дрожь. Он смутно припоминает, как стоял у края бассейна поздно ночью, исполненный мрачных одиноких мыслей, но вот того, как прыгнул в воду или как вылезал из нее — не помнит. Очевидно, он проделал и то, и другое.
— Что, черт возьми, с тобой случилось? — озабоченно спрашивает Джек.
— Тяжелая ночка, — отвечает он. Челюсти трясутся, зубы стучат.
— Надо снять с него эти шмотки, — говорит Оливер. Он наклоняется и принимается расстегивать на Сильвере рубашку.
— Что, прямо здесь? — вопрошает Джек.
— Возьми его ремень, — командует Оливер.
Сильвер опускает взгляд, покуда двое мужчин раздевают его. На нем все те же темные штаны и рубашка, которые он надел на ужин к родителям. На нем один лоуфер. Он помнит, как застегивал рубашку, которую теперь стягивает с него Оливер, как смотрелся в зеркало. Это было меньше двенадцати часов назад. А кажется, прошли годы. Столько всего может пойти не так за двенадцать часов.
— Ты только погляди! — восклицает Джек, вытаскивая из кармана штанов мобильный. — Ты искупал свой телефон.
— Ему надо в горячую ванну, — говорит Оливер.
Джек с Оливером помогают ему подняться и ведут полуголого к джакузи. Его бьет озноб, без посторонней помощи он на ногах не держится. Вода такая горячая, что на секунду ошпаривает, но стоит попривыкнуть, как тепло начинает проникать в мышцы и кости, и его наконец отпускает. Джек с Оливером снимают рубашки и устраиваются в ванной по бокам от него.
— Три мудреца в одном тазу пустились по морю в грозу, — выдает Джек.
Сильвер слабо улыбается.
— Тебе лучше? — спрашивает Оливер.
— Процесс идет.
— Здесь что-то есть! — встревоженно говорит Джек. Он скрывается в пене пузырей и выныривает с лоуфером Сильвера. — Твой?
— Ага.
Джек отшвыривает его назад.
— Так что, черт подери, с тобой случилось?
Сильвер качает головой. Ему худо от одной мысли, что нужно рассказать о прошлом вечере. Он только хочет сидеть здесь и растворяться в горячей в воде, покуда от него ничего не останется. Он закрывает глаза и видит Дениз, обнаженную, смотрящую на него с желанием. Как что-то подобное может произойти и испариться так дьявольски быстро? И почему всякая дрянь не испаряется с такой же скоростью? Какого… черта?
— Вот дерьмо, — произносит Джек.
— Что такое?
Он показывает пальцем.
— Это Гребаные Куперы.
Гребаные Куперы: Дана и Шон Куперы и их отпрыск Тайлер. Вследствие целой цепочки событий и недоразумений, которые никто никогда не был в состоянии до конца уяснить, Дана и Шон сочли «Версаль» идеальным местом для первых шагов их молодой семьи. Дана красива характерной для Среднего Запада красотой — блондинка, жизнерадостная, лицо вечно озарено расслабленной улыбкой. У Шона ни намека на лысину и атлетическое телосложение. А Тайлер — ну, он выглядит как Тайлер. Дана и Шон, разговаривая, смотрят друг на друга, а когда они лежат у бассейна и наблюдают за играющим Тайлером, ее рука непременно покоится на его, и они здесь — совершенный курьез, шоу уродов — они так непринужденно и естественно влюблены друг в друга, что это почти оскорбительно. Гребаные Куперы.
Дана ведет Тайлера купаться, и он радостно плещется в бассейне. Шон стягивает рубашку, являя на зависть всем рельефно накачанный пресс, и начинает снимать их на айфон.
— Доброе утро, ребята, — говорит он, проходя мимо джакузи.
— Доброе утро, — отвечает Оливер.
